Yellow Days (wincest-fic)/ Желтые Дни (винцест-фик)

Автор: Jana_J
Название:Желтые дни
Рейтинг: R
Пейринг: Sam/Dean
Жанр: color-angst
Таймлайн: 1 сезон
Дисклеймер: Крипке. Тот самый.

Раскрываешь тетрадку в линейку, задумчиво стягиваешь колпачок с черной ручки и пишешь несколько часов без перерыва, вбив в уши наушники mp3-плейера. Писать такие истории сладостно и грустно, даже более, чем читать. Тонкие строчки ложатся под пальцами мыслями. Много черкаешь.
Итак, немного наивная, глупо романтичная и какая-то... ну такая история, почему Сэм ненавидит желтый цвет и Дина.
И если спросите, то да, я ненавижу желтый цвет. Но не Дина, разумеется. Хотя могла бы. За то, что он — ненастоящий.

читать фик

Сэм постоянно смотрит в прямоугольное зеркало заднего вида. Кажется, позади осталась вся его жизнь: Стэнфорд, Джесс, друзья, пьяные вечеринки, на которые он не ходил, но куда его приглашали — все сгинуло. Каждая миля необратима.

Сэм смотрит в зеркало заднего вида, чтобы не встречаться взглядом с Дином. Как объяснить ему, что охота на злобных, будто невыспавшихся, тварей, дешевые забегаловки и окровавленные полотенца, которые они бросают на раковины грязных ванных таких же грязных мотелей — это все не для него. Он сыт всем этим по горло, на котором еще остались глубокие лунки от ногтей очередного спятившего призрака.

Это все — истории из ноутбука; люди, которые исчезают из его жизни, едва он прячет обратно в взятый напрокат костюм фальшивое удостоверение. А он хотел стать настоящим, неподдельным юристом. И читать в газете не некрологи, а объявления о продаже недвижимости, собираясь ее покупать. Ознакомляться с отчетами о судебных процессах, а не с отчетами коронеров.

Это все — дни, которые убегают дорогой, навсегда скрываясь за одним поворотом и повторяясь на следующем. Поэтому Сэм, не отрываясь, следит за исчезающей в зеркальной планке дорогой. Ему кажется, что Импала ездит по кругу. Все хайвеи и городки, впрочем, столь одинаковы — серые и быстрые — что давно слились у него в голове в асфальтовый пейзаж, часто желтящий разделительной полосой трассы, полицейскими ограждениями и пластиковой горчицей на пластиковых столиках провинциальных кафе. Желтый — это цвет сумасшествия. Сэм не жалуется, но он сходит с ума. От усталости, от чувства вины и головной боли, от рывков незачем и в никуда, от Дина… От назойливого желания. Уйти и остаться.

Как объяснить брату, что единственная причина, по которой он не сбежал снова от этих бесконечно сверхъестественных дел — это Дин. Без которого нельзя. И быть с которым нельзя. Сэм старался. Честно. Он полностью ушел в колледж и учебники, заложенные стикерами. В будущее, но все 206 костей его тела — это прошлое. Есть кости хрупкие, есть потолще, но всех одним махом не переломать. Не похоронить. Не забыть. Просто Дин… Его было всегда слишком много, слишком близко. Он заставлял себя любить. Непонятно за что, уж не за свои отвратительные привычки, ужасные манеры и дурацкие шуточки, это точно. И что страшило больше всего — это любить непонятно как. Братьев не любят так. Даже таких братьев, которые спасают тебя в младенчестве из пожара, как узнал Сэм недавно.

Любое место, даже кладбище с ожившими мертвецами или, что значительно хуже, клуб почитателей вишневого пирога, который обожал агент Купер из сериала Линча «Твин Пикс», становилось безопасным, если рядом был Дин. О чем Сэм не задумывался, пока не пришел на первую лекцию права в Стэнфорде. Среди оживленных студентов, взирая на респектабельного профессора, вещавшего о законах царя Хаммурапи, он чувствовал себя так незащищено, что в следующий раз протащил в аудиторию холодное оружие.

…Дин резко останавливает Импалу, отпускает руль и разворачивается к брату. Сэм сегодня совсем не может оторваться от треклятого зеркала, висящего в правом углу машины. Проблема в том, что с пассажирского сиденья не увидеть дорогу позади. Сэм видит только себя, но это лучше, чем видеть Дина. Потому что только так можно его ненавидеть. В стэнфордском общежитии в своей комнате он писал на желтых стикерах не заметки по прочитанному или расписание занятий, а имя брата. Машинально, снова и снова.

Дверь Импалы хлопает. Дин выскакивает, пересекает ветровое стекло. Сэм вздрагивает, когда кулак с выступающим серебром кольцом впечатывается через опущенное стекло в небольшую зеркальную полоску. Осколки сыпятся на светлую обивку.
— Насмотрелся? И как, хорош? А теперь посмотри на меня! — спокойно говорит старший сын Джона Винчестера.

Против воли приходится перевести взгляд, и Дин, весь невыносимый Дин обрушивается в глаза.
Злой. Добрый. Необязательный. Нужный. Любимый. Ненавидимый.

Слишком поздно закрываться. Что-то во взгляде младшего брата смягчает старшего.
— В чем дело? Ты с самого Нью-Джерси ушел в зазеркалье. Извини, старик, я честно не знал, что там есть официальный закон не хмуриться на копов, иначе улыбался бы этому сукиному сыну без остановки. А может, и нет. Все хорошо?
— Да… Я просто немного устал. Давай просто поедем. Без драм и улыбок, — тихо просит Сэм и отворачивается.

Беспокойство исходит от Дина весь путь до ближайшего мотеля, вывеска которого желто светит словом «Sun». Большинство преступлений происходят под солнцем, а не ночью, говорится в газете «Sun» на стойке регистрации.

— Давай я сделаю тебе массаж, — заботливо предлагает Дин. Он стоит за согнутой спиной сидящего на краю кровати брата.
— Как хочешь, — вяло отзывается Сэм.
Знакомые руки нерешительно опускаются на его поднятые плечи.
— Ты такой напряженный.
Сэм закрывает глаза. Опасно быть даже в безопасности. Привыкаешь.
Голос Дина все ближе и ближе наклоняется к его шее.

Слышно, как прогибается кровать под коленом брата, теперь оно касается рубашки Сэма. Теплые ладони массируют его плечи, и можно ненадолго не думать… Сэм не размыкает век, потому что покрывала на постелях гадкого канареечного цвета. Иногда он ненавидит солнце, потому что скучает по теплу в ненастные дни. Их все больше, и они все длиннее.

Тяжелые пальцы Дина на его ключицах — лучшее, что с ним случилось с момента, когда он увидел Джессику в желтых языках адского пламени.
Так хорошо и спокойно, что это состояние похоже на смерть. Смерть — это когда не помнишь. Руки брата погружают его в приятное забытие, растирают его усталость по лопаткам, ласково оглаживают затекшие шейные позвонки.

Когда Дин садится на кровати вплотную к нему и колено упирается Сэму в спину, а движения кистей становятся сильнее, он не протестует. Рука Дина скользит по его спине вниз и перемещается на пояс джинсов, начиная медленно расстегивать их. Затылком Сэм опрокидывается, как стакан апельсинового сока, на крепкое плечо, и волосы коротко разливаются по ткани диновой рубашки. Это все — голод, преследующий его день ото дня. То, что Дин теперь делает — наощупь, вслепую, прислушиваясь к ощущению брата в своих руках.

Он знает, что Сэм разрешит, а Сэм не сомневается: Дин знает, что ему разрешено. Хотя они никогда об этом не говорили.

Если нельзя похоронить, убежать и прекратить, то можно ненавидеть. Сэм ненавидит цвет безумия, измены и разлуки.

запись создана: 10.11.2009 в 12:17

@музыка: Placebo — Protect Me From What I Want, I know; Timo Maas — The first Day; My Chemical Romance — Early sunsets

@темы: sad, fiction, season 1-3, holy food, wincest

---

Salty Sugar (wincest-drabble)/ Соленый Сахар (винцест-драббл)

Автор: Jana_J
Название:Соленый сахар
Рейтинг: R
Пейринг: Dean/Sam
Жанр: color-angst
Таймлайн: 3 сезон, когда ребята еще не сделали охранные тату
Дисклеймер: Крипке. Снова
От автора: Когда я не могу сделать из мухи слона, из сладкого - соленое, а из черного — белое, то это значит, что я теряю квалификацию. Противоречивость чувств — мой приступ клаустрофобии на свежем воздухе. Очередной фик-оксюморон... Такие вещи рекомендую писать, когда болеешь. Время течет быстро, и чувствуешь себя почти хорошо... Это из личного простудного опыта.

читать фик

Дин Винчестер не ест сладкое. Просто так сложилось. Упаковка M&M’s тает у него в кармане, а не во рту. Он использует яркие драже, чтобы отмечать, куда несется Вендиго со своими пленниками, вместо того, чтобы подкрепиться в пути. Дин не употребляет печенье, потому что его нельзя затолкать в рот слишком много, иначе становишься похожим на хомячка. Так по крайней мере говорит Сэм. Даже восхитительный торт, который подают в пластиковых тарелочках на детских праздниках, застревает у него в горле, когда он узнает, что это День Рождения его предполагаемого сына Бена. На каждый Хэллоуин Дин съедает столько конфет, что не в силах смотреть на них целый год. От вида цветастых фантиков у него начинаются колики в животе.

Сладкое — это запретное, потому что маленький Дин был вынужден отдавать свои леденцы и шоколадки еще более маленькому Сэму. Пока отец не научился мошенничать с кредитками, денег у них почти не было. Даже спустя много лет, засосывая себе батончик за щеку, Дин чувствует себя виноватым. На сладкое ему всегда достается расплата.

Дин Винчестер отчетливее и полнее помнит вкус соли, чем сахара. Ему всегда приносят отвратительно горький кофе, но он привык. В его куртке постоянно лежит каменная соль. Это вещество прогоняет демонов, и у него чистый привкус закушенных до крови губ и просто крови, и слез, стекающих бессильно по щекам.

Дин отлично знает царапающий трахею вкус соли. Сэму тоже приходится его узнать, когда однажды, такое всегда происходит однажды и никак иначе, в него вселяется демон и младший брат дергается в веревках под Соломоновой Ловушкой. Разметавшиеся волосы, злой голос, мокрая от святой воды рубашка. Дин силой разжимает его упрямые губы и всыпает сквозь белые зубы белый кристаллический порошок. Машинально отряхивает крупицы соли с ладоней, проведя ими по джинсам.

«Прости, Сэмми, будет колоть», — мысленно извиняется он.
Охотник не успевает отпрянуть. Столб живого дыма вырывается из горла Сэма, чуть ли не ломая его. Голова бессильно падает и тут же поднимается. Черные глаза брата очищаются, и в них — снизу вверх — видна боль, совсем-совсем близко. Так близко, что не отшатнуться. Чувствительную кожу губ разъедает тонкая полоска соли.

«Это все демон, демон сделал ему больно», — с изнеможением думает Дин, но он знает и другое: он тоже причинил боль своему брату, и, если понадобится, сделает это снова.
Ему невыносимо физически смотреть на эти пораненные губы, чуть приоткрытые на испуганном лице. Опустошенные глаза глядят, не осознавая, прямо в Дина. Они густо-зеленые, как обертка мятной жвачки, которую Дин воровал в супермаркете перед свиданиями с одноклассницей Амандой Адамс. В животе становится неуютно, будто там скомканные фантики.

… Дин падает на колени, упираясь пальцами в сведенные ноги Сэма, связанного на стуле. Когда он целует эти съедобные губы, бережно слизывая с них едкую соль, на его языке сладко замирает вкус почти забытого сахара.

запись создана: 10.11.2009 в 12:47

@музыка: Placebo

@темы: fiction, drabble, wincest

---

Ты — то, что ты пьешь (drabblе,angst)

Автор: Jana_J
Название: Ты — то, что ты пьешь
Рейтинг: G
Жанр: драббл
Тайм-лайн: конец 2 сезона
Действующие части тела: пальцы, губы, воспоминания Дина, глаза Сэма
Прочий реквизит: бар, стойка, стакан, ангстовые мысли
Дисклеймер: франшиза Крипке
От автора: эта стеклянная зарисовка — очередная попытка изображения внутреннего через внешнее. Мысль была давно, и вот наконец написала. Честно, считала эту вещь слишком метафизичной, но народу пошло...


В пальцах — стекло. В стекле — тоже стекло. В пальцах Дина Винчестера зажато стекло стакана с тяжелым дном, и в этом стакане плещется жидкое стекло выпивки. Только бы не расплескать. Рука не дрожит, но уверенности нет. Гладкие стенки холодят прикосновением. Но то, что внутри стекла, способно согреть внутри кожи.
Сидеть в запыленном темнотою баре и размышлять о жалкой порции спиртного не имеет смысла само по себе. Дин не хочет знать, что пьет. Сколько бы он не вглядывался пытливо в свой стакан, ему не разглядеть цвет этого обжигающего внутренности стекла. Обжигающего только в глотке и только внутри живого. Сейчас это лишь бесполезная вода… Холодное в холодном. Стекло в стекле. Стакан полон.
Дин подносит его к губам и наклоняет. Жидкость послушно колышется вслед его движениям, только все еще невозможно определить, коричневая ли она, подобно виски, или зеленая, словно абсент. Дин забыл, что заказывал. Не за этим ли он пришел в эту спасительную комнату, где по порциям разливают прозрачное забвение. Забыть. За эту барную стойку темного дерева стоит выпить. За выручай-стойку.
Тень стакана стекает на натертую до блеска рукавами и жизненными историями поверхность.
Что-то знакомое тревожит Дина в глубине стакана. Дно не просвечивается. Если нырнуть поглубже, он вспомнит, где же видел это подрагивающее стекло, подвижное и текучее. Зажатое в другом стекле, уже принявшем постоянную форму. Жидкое в твердом. Мягкое в жестком. Взгляд в ресницах. Карий в зеленом. Он часто видел такое, и лишь однажды — сплошное, застывшее окончательно стекло. Твердое в твердом. Мертвое в мертвом.
Это были остекленевшие глаза Сэма, когда ладони Дина, ощупывающие его спину, окрасились красной, как вино, кровью. Когда Сэм умер на его руках в грязи этого мира, и старший брат не успел его подхватить.
… Пальцы стиснули стакан так крепко, что стекло разлетелось. Дину не удастся получить беспамятство. Напиваясь красным, по отполированному дереву стойки разливалась ледяная, как отрезвление, вода. Простая вода.
Порезы от стекла не скоро заживут, но Дину плевать…

запись создана: 10.11.2009 в 13:18

@музыка: Placebo, Vanilla Sky — Vanilla Sky(cover Paul McCartney)

@темы: sad, fiction, drabble

---

Darkness (drabblе,angst)/ Темнота (драббл, ангст)

Автор: Jana_J
Рейтинг: G
Действующие лица: Сэм, Дин
Жанр: драббл
Дисклеймер: Крипке

Сидела я как-то вечером, читала потихоньку слэш-фики с Перекрестка, лампа даже не гудела, и что-то так грустно вдруг сделалось и захотелось что-то написать. Острый приступ тоски и графомании. Открыла я любимый Word 2007 и начала с единственной фразы, сидящей в голове "Никогда не знаешь, почему это происходит". Потому что действительно не знаешь, что за фигня вообще творится в мире. И вот так за полчаса у меня уже была целая история. Экспромтом. Дин, говорят, вышел неканоничным, но как уже было сказано, "никогда не знаешь", почему твоего Дина считают неканоничным.))



Никогда не знаешь, почему это происходит. Почему день кажется горьким на изломе ночи, когда ты убиваешь очередного монстра и что-то в своей душе. Что-то внутри тебя содрогается и будто отворачивается, не в силах смотреть на останки зла, которые мертвы и в то же время живы, пока ты их помнишь. Пока твоя память хранит распахнутые страхом глаза очередной жертвы, в которых не отражается ничего, кроме смерти.

Смерть — это пустота. И она залезает и в твои глаза. Ты не смог спасти жертву очередного призрака/вампира/оборотня, и эта потеря стала и твоей жертвой тоже.

Что-то внутри тебя не хочет глядеть на убитое зло, но что-то заставляет тебя смотреть. Чернота с каждым разом становится все больше, и ты не в силах более отыскать в ней другие цвета, которые выцветают, как небо и дневной свет.

Когда–нибудь фары Импалы погаснут, и она на полном ходу врежется в обрыв безысходности. И падение будет мягким, как сны о снах… Сон, в котором ты не просыпаешься. И твоя изломанная, как кости после столкновения с землею, душа успокоена.

Сэм Винчестер съеден тьмой настолько, что от него остается только шрам. Шрам в сердце его брата, который ноет, когда Дин просыпается утром, и горит, когда он ломает шею и планы очередному исчадию ада.

Дин Винчестер делает ту работу, которую не мог делать его брат. И утирая со лба кровь, он знает, что она никогда не окажется на его губах… Ибо чернота не в силах пробиться туда, где жжется шрам одной автомобильной катастрофы длиною в смерть.

запись создана: 10.11.2009 в 13:39

@темы: sad, fiction, drabble, WB

---

Candy Name (life-humor)/ Сладкие имена (жизненный юмор)

Название: Имена
Автор: Jana_J
Рейтинг: G
Жанр: фанатическая фобия
Дисклеймер: Крипкофилия

Дело было летом, я была с приветом... Вот так можно описать условия создания заметок, посвященных жуткой, страшной и попросту опасной суперо-мании.
Как вы их не назовете, все равно бесполезно. Эти имена навсегда.

1. Всякое употребление имен «Сэм» и «Дин» вводят вас в божественный транс. Вы не видите и не слышите ничего, кроме этих трех священных букв. ГАИ, D&G, ООН, СЭМ, ДИН. Все это не может быть случайно.

2. Вы точно знаете, что такое динамическое равновесие. ДИНамическое равновесие — это когда Дин находится одновременно по правую и левую руку от вас.

3. Когда вы видите книгу, которую написал некто ДИН Кунц, вы думаете: «Просто фантастика!» и угадываете, потому что Кунц обретается именно в жанре фантастики. С минуту помусолив глазами любимое имя на обложке, вы даете себе зарок как-нибудь почитать ДИНА Кунца, потому что человек с таким именем просто не может писать плохо.

4. Когда вы читаете Чарльза Диккенса, допустим, «Записки Пиквикского клуба», и вам встречается персонаж, которого зовут СЭМ Уэллер, вы тут же начинаете искать в нем сходство с уже известным вам Сэмом. Все же этого пройдоху стоило назвать ДИН Уэллер, мысленно пеняете вы Чарльзу и морщитесь, когда папаша Уэллер называет сыночка Сэмми.

5. Любые другие произведения, где опрометчиво упоминаются имена «ДИН» или «СЭМ», тоже действуют на вас весьма неадекватно. Вы просто таращитесь на священное имя, не в силах свести с него глаз или хотя бы перевернуть страницу.

6. Когда вы встречаете в титрах фильма «Назад в будущее» имя «Дин», то вы уже с трудом улавливаете, что это композитор фильма, имеющий счастье носить это великое имя. Вы уже вообще ничего не улавливаете.

7. Любых тезок Сэма и Дина вы признаете родными. Актер Джеймс ДИН, разбившийся на машине, становится вашей личной трагедией. Вы верите в совпадение имен и судеб, как верите в то, что все демоны лгут.

8. Вы отправили запрос в Microsoft, умоляя переименовать компакт-диски в SD вместо созвучного CD. Да-да, SamDean. Вам позарез нужно 700 мегабайтов Сэма и Дина. Почему ваш запрос отправился именно в Microsoft, а не в компанию, производящую диски? Потому что все, имеющее отношение к компьютерам, находится в Microsoft. Это так же верно, как и постулат о том, что все демоны лгут.

9. Вы машинально выписываете имена «ДИН» и «СЭМ» на полях тетрадей, обоях, чеках на покупку 2 кг соли и 5 литров бензина и других поверхностях, попадающихся под руку.

10. Когда вы слышите расхожее выражение «дядя СЭМ», вам и в голову не приходит, что речь идет о капиталистическом символе Америки. Вы сразу решаете, что Сэм стал дядей и поздравляете Дина с рождением ребенка.

11. Вы навскидку назовете 10 своих признаков одержимости именами «ДИН» и «СЭМ».

запись создана: 11.11.2009 в 11:09

@настроение:

@темы: fiction, fun, WB

---

Leaving Austin (wincest, angst) /Покидая Остин (винцест, ангст)

Название: Покидая Остин
Автор: Jana_J
Жанр: игра в города
Рейтинг: R
Пейринг: Дин/Сэм
Саммари: Дин перехотел Сэма. День депрессии для любителей слэша.))
Таймлайн: начало 5 сезона
Дисклеймер: Крипке

"Это что же такое деется?" — возопила я в начале 5 сезона, когда Дин посчитал себя вполне свободным от Сэма. Уходишь — ну и уходи. Прагматичная братская любовь осталась, а где же та gigantic love? Определенно Дин больше не хочет Сэма, что я отлила в слэш-форму. Помимо эмоционального исследования я досконально углубилась в Остин. Там растет Дуб Согласия, кстати. А это дело вообще как для Винтов:
1 августа 1966 года студент университета Чарльз Уитман поднялся на верхний этаж башни главного здания с арсеналом оружия, включая снайперскую винтовку, и, соорудив баррикады вокруг себя, убил 14 человек и ранил многих внизу. Вслед за этим событием, верхний этаж башни был закрыт до 1968 года. Повторно верхний этаж закрыли в 1975 году после серии самоубийственных прыжков в 70-х годах. В 1998 году верхний этаж был окончательно открыт для всех после установления мер предосторожности и безопасности.
Но в футаж фика сия поучительная история не пошла. Поэтому я и привожу ее вне контента.
Работать над катастрофической ситуацией "Дин, Сэм и все паршиво" было даже более волнующе, чем читать "Мальтийского Сокола" Дэшилла Хэммета, к слову.
Название — отсылка к фильму "Покидая Лас-Вегас". Который я даже не смотрела, но вроде герой там балуется спиртным...

читать фик

1.
Ты засыпаешь в Остине, штат Техас. До того усталый, что не смываешь кровь вампира с лица и мыслей, и чужая — своей нет давно — подушка впитывает их.

И тебе не снится забота о Сэме, не снится, как ты заботливо прощупываешь его родное тело, оставляя на нем невидимые отпечатки пальцев, «ты мой, мой», ища возможные повреждения после схватки с вампиром. И даже не грезится, как затем ты откидываешь ладонью волосы с его шеи (сколько раз говорил — подстригись, выглядишь как девчонка, подзатыльник и тот влепить неудобно, и столько же раз боялся, что он тебя послушается), и впиваешься, подобно кровососу, в лакомую яремную вену, но не кусая, а лаская...

Ты спишь в Остине, штат Техас, впервые за долгие 4 года не преследуемый этой чушью про тебя и него. Вот уже несколько дней во снах ничего, кроме освобождения. Ты не смог бы его описать, это просто черная неизвестность, в которую ты падаешь, как на простыни, которые пахнут не альпийской свежестью, а промышленным отбеливателем.

Аллерген, на который ты не обращаешь внимания, как на рок-концерт «The Kitty Palooza» в поддержку акции «Купи котенка из остинского приюта за 35 баксов против обычных 85», в то время как очень скоро Апокалипсис сотрет с лица земли и котят, и популярные рок-группы, и всю эту чурающуюся человеческих лишений благотворительность. Хотя нет, Led Zeppelin будут жить вечно.

Ты просыпаешься в этом чертовом Остине, штат Техас, и все не так уж плохо, кроме того, что все мы скоро умрем.

Остин — четвертый по величине город Техаса. Его население — 1, 7 миллиона человек. Остин занимает третье место среди лучших для жизни городов Америки. Столицу Техаса еще называют «музыкальной столицей мира». Площадь Остина — 767,28 км². Здесь находятся Государственный университет Штата Техас, Капитолий и пара-тройка вампиров, выпивающих досуха бомжей и велосипедистов с набережной. Впрочем, вампиров в Остине уже нет.

Чем еще знаменателен Остин: здесь кончились кошмары, соблазном прыгающие за тобою в каждую дышащую на ладан кровать каждого клятого штата, от «А» и до «А», ведь все повторяется, от Айдахо и до Алабамы с передышкой на Айову.

Расточительная роскошь — поваляться в постели лишние пять минут. И просто неслыханная роскошь — не казнить себя за то, что твое тело нездорово реагирует на каждое прикосновение к Сэму. «Он же мой брат, сукин я сын!». Не прогонять жадное желание Сэма прочь, как приблудившуюся собаку. Сегодня твои помыслы не пахнут инцестом. Из запретного в мыслях лишь твердое намерение полезть в душ первым. Раньше эта прерогатива принадлежала Сэму. Смотреть на него, обернутого паром и полотенцем по выходу из ванны, было все равно что глазеть на грязевые бои девушек в бикини.

2.
Одержимость Сэмом пропала. Дин мысленно перебирал историю их отношений со стороны, будто смотрел с улицы на двух парней в освещенных окнах мотеля.

…Когда пальцы брата сжимались, обжигая, на горле Дина, он даже не мог понять, задыхается ли он от нехватки воздуха или избытка чувств. Но Сэм ушел, оставив его разбитым в хлам, и он так и не узнал. За ним захлопнулась не только дверь, но и что-то большее.

А дальше были дни, заполненные до отказа, и непривычно пустые ночи. Остатки вожделения все еще ползали в темноте. Ночь — свободная страна для нечистых созданий и желаний. Люцифер на свободе из-за них обоих. Случаются не только личные трагедии, но и мировые. Импала, мотели, недоверие, охота. Все как обычно — их двое, они семья. И все иначе. Вещи на своих местах, но их невозможно отыскать. Винчестер-старший более… не зависит от брата. Не умирает всерьез и нет от его прикосновений. Сэм задел тонкую проволоку, натянутую в сердце своего охранника, запустив тем самым защитный механизм. Муки совести вплоть до седьмого шейного позвонка, то есть задумки свернуть себе шею, если внутреннее табу будет нарушено, отменяются. Неужели все закончилось, не успев начаться, дойти до того, когда было бы слишком поздно останавливаться?

Сэм неудержим. Его не сковать даже объятиями, все равно он их разорвет. Сколько раз Дин пытался обнять его душу, но она ускользала, не терпя вторжения. Все его чувства знали брата: абрисы лица и решений, озерный запах глаз, в которых тонули слезы и тайны, спокойные касания голосом и руками. Заполучить тело Сэма и отдать ему свое в полное распоряжение все же менее откровенно, чем обмен душами, на который Дин пытался раскрутить брата, чтобы создать духовную близость между ними. Но он не брал эти откровения, и они напрасно трескались на губах, которые их произносили. Дрянной кофе в белом стаканчике остывал так же быстро, как и глаза Сэма. Ни о то, ни о другое не удавалось согреть тоскующие пальцы и душу.

Во время ночных бдений, когда он не вырубался после охоты, Дин задавал себе вопрос, разделяет ли брат его любовь (какое сопливое слово), в том числе и ту, ненавидимую и запрятанную, и не был уверен в ответе — об этом не спросишь так запросто у гадалки вроде Миссури. А спросить у Сэма — пальцы мерзнут. Задать такой вопрос — идиотизм покрепче, чем идти на вендиго без ракетницы. В итоге он решил, что Сэм, в отличие от него, нормален и здоров, и подобные вещи, вроде той, чтобы остановить Импалу ночью посреди пустынной дороги и устроить гей-шоу за ветровым стеклом, никогда не приходили в его умную голову.

Брат не реагировал, когда Дин вытягивал руку по спинке соседнего сиденья, и кончики пальцев дотрагивались до напряженного плеча младшего. Не отодвигался и не приближался в ответ на то, что иногда позволял себе Дин — перегнуться к бардачку так, чтобы прямо в сердце царапались острые колени почти двухметрового Сэма, которые согнулись чуть ли не выше уровня приборной доски.

— А попросить не судьба? — лишь говорил он с непонятным выражением, с каким заказывал пиццу и опрашивал свидетелей. Дин быстро и глупо отшучивался, а сердце в футболке стучало так, что на коленях брата могли появиться синяки от этих бешеных толчков.

Вытащив после долгих ненужных поисков ненужную, в общем-то, карту, потому что сосуды дорог навеки впечатались в его глазные капилляры, Дин отодвигался, и поездка продолжалась своим чередом.

Все, что тогда ему оставалось — это украдкой урывать себе кусочки Сэма. Заказывать детскую порцию, когда голоден так, что аппетита хватит на троих. Не насыщающие полностью кусочки: грустная улыбка, от которой ныло под ложечкой и хотелось заколоть себя вилочкой, тихий ойк, который Сэм издает, когда Дин подталкивает его локтем в ребро, и от этого почти неслышного звука его внутренности судорожно сжимаются, и другие мелкие глупости. И все это вместо того, чтобы просто повалить Сэма на кровать и…

И боль… Много боли. Дин догадывался, что брат не был послан ему в подарок на Рождество, разве что презент упаковал анти-Санта. Иногда его упрямство и непримиримость даже с самим собою злили Дина так, что хотелось его ударить. Что он и делал. Сэм сносил молча и лишь смотрел снисходительной грустью, и тут же появлялась потребность влепить и себе хорошую затрещину.

Функция «брат Дина Винчестера» временами отчетливо тяготила Сэма, будто он все еще не мог определить, в чем она заключалась. Попадать в неприятности, чтобы Дин не сидел без работы? И Сэм попадал, несмотря на всю свою осмотрительность. Его безупречная логика заводила порой в такие дебри, что Дин лишь чесал в затылке. То в Стэнфорд, то в постель к вервольфу или демонице... Он даже порой начинал сомневаться, не нашлось бы в такой странной компании в постели Сэма местечка и для него. Но эти закономерные случайности самого виновника обескураживали, и Дин сходил с ума от этой невинной порочности в его движениях и поступках, не смея ее осквернять. Сэм не догадывался, что все дело в нем… Просто в нем. В его неспетой душе, мотив которой Дин иными бессонными ночами почти ловил в темноте…

Он мог просто уйти надолго или навсегда, когда считал нужным, и Дин помнил об этом, помнил всякий раз, когда старался удержать. Если бы Сэм узнал, что на самом деле чувствует к нему Дин… Вдруг он бы ушел? Он же даже не может смотреть платные эротические каналы в присутствии брата. Он просто так старается быть правильным, что делает от этого чрезмерного усердия неправильные вещи. Содрогнулся бы он от отвращения, уходя, или позволил бы все, что брат, воспитавший его, ни попросит. Так или иначе, но Дин не мог рисковать его душой, достаточно и того, что его грешна до основания. Самый беспощадный самоконтроль оправдан, когда Сэм в безопасности рядом с ним.

Единственное подарочное, что было вложено в Сэма с рождения и стало неотъемлемой его частью — никто не мог делать Дина таким счастливым, как он, не делая в сущности ничего. Всего два факта — Сэм есть, и Сэм близко — вызывали в Дине счастье. Острое, как колени Сэма. Последнее Рождество ему не забыть никогда. Не то недоразумение — быстрый обмен хилыми подарками и взглядами уже после возвращения из ада — а тот сэморучно устроенный праздник. Еще никогда и никогда не создавал праздника ради Дина. А когда он вернулся — не куда, а к кому, то в глазах Сэма кружилось уже больше тайн, чем слез. Тогда, когда Сэм всадил обойму в того солдатика Джейка, он впервые подумал, что глаза брата становятся похожи на озеро Мэниток в Висконсине, которое мстило, утаскивая людей под воду… Тот же ощутимый всплеск эмоций, затягивающий в глубины Сэма, а потом — тревожная гладь глаз и ровные слова лжи.

Родственные путы, что связали их общей охотой, незаметно рвались, истираясь от желания Дина быть рядом и от привычки Сэма быть там же. Ощущением друг друга, дозированным, как жидкое мыло, нельзя укрыться от мира, который вовлекал их в эпицентр себя. У Сэма появилась новая Руби взамен старой, у Дина — воспоминания об аде и знакомые ангелы, уготовавшие ему миссию. Желание мести и другие разрушительные желания (но уж точно не такие, как у него) сжигали Сэма дотла, и Дин все это видел и ничего не мог поделать. Все равно что лезть в огонь голыми руками, запрещая ему гореть. И как же обжигали сэмовы слова о слабости брата после ада и сэмовы пальцы в мимолетном прикосновении — они одновременно потянулись в очередной забегаловке за кетчупом.

Пластмассовый конус пожарного цвета опрокидывается, колпачок отлетает и, по закону подлости, кетчуп, который невозможно выдавить, когда надо, потеками хлещет на плохо вытертый стол. И он, не отрываясь, следит за тем, как Сэм созерцает эти красные лужицы, обмакивает в кетчуп палец, проводит длинную дорожку, не касаясь при этом поверхности стола, а затем задумчиво засовывает палец себе в рот. Дин, не отрываясь, продолжает смотреть, как язык Сэма слизывает с верхней губы алую каплю, и его совсем некстати охватывает возбуждение. Глаза брата нахмуриваются, точно он рассчитывал ощутить на кончике языка другой вкус. И скоро Дин узнает, какой именно — вкус демонической крови, и Сэм будет кричать ему, что пил ее не ради забавы.

И все это время Дин его хотел. В соседстве ночной засады на нечисть, идя рядом с ним по затемненной улице, заказывая номер у стойки регистрации. Зажатый в ладони ключ от номера терся о серебряное кольцо на пальце. Дин останавливался перед безликой дверью и медлил, не решаясь войти домой. Место, где его ждет Сэм, всегда похоже на дом — раскрытый лэптоп, куча распечаток и вырезок, рука с тонким кожаным браслетом на запястье лежит на открытых страницах старинной книги. И главное — как Сэм смотрит на него, когда брат входит. Но Дин не решается войти, потому что не помнит точно, ждут ли его или Руби.

И вот, наконец, руки на его горле. Какое облегчение…. «Ну давай же, сильнее, Сэмми! Закончи все это» — мысленно умолял Дин. Но Сэм разжимается и уходит, как он всегда боялся. Лучше бы удушил. Дин хрипит вдогонку проклятие. «Уйдешь — не возвращайся». Но разве это его остановит? Винчестер лежит на усыпанном осколками желания и стекла полу целых 5 минут. Расточительная роскошь. Неслыханная роскошь. Продолжать жить и дышать чертовски трудно, но он делает и то, и другое после того, как время истекло, и он поднялся поверженным победителем. Но кто победитель — он или Сэм?


3.
— Иногда в ЖЖ попадаются очень интересные посты, — наставительно говорит Сэм брату, не отрывая глаза от экрана лэптопа.
— Смотря что считать интересным, — бурчит Дин в ответ, переключая канал телевизора. На Сэма он не смотрит.
— Например, отчеты туристов и путешественников. Местные жители порой даже не замечают, что у них творится под носом. Эффект привыкания, — привычно разъясняет бывший студент Стэнфорда с лекторскими интонациями.
Но он не на того слушателя напал:
— Я предпочитаю местную прессу, разделы «Несчастные случаи», «Некрологи» и «Юмор».
Сэм счел за благо просто зачитать:
— «А еще в Остине живет сама большая городская колония летучих мышей, под одним из городских мостов. По вечерам народ собирается на них смотреть. О начале вылета можно узнать по ЗАПАХУ. Они вылетают из-под моста, их тысячи, выглядит забавно. Жалко, что мыши стеснительные, и вылетают только когда уже совсем стемнеет». Там еще про экстази и группу девочек из Африки и Индии. Тебе должно понравиться.
Дин делает вид, что не слышал последнего предложения.
— Вот только не говори мне, что это колония вампиров, которые по ночам превращаются в летучих мышей. Брэм Стокер с его «Дракулой» нереально облажался.
— Все гораздо проще. Летучие мыши — это домашние питомцы вампиров. Что-то вроде комнатных собачек. Ты же знаешь, как вампиры ценят семейную жизнь. И посуди сам — пока все пялятся на мнимых кровососов, настоящим очень легко выбрать себе жертву. И запах… наверняка парочка обескровленных трупов, но никто туда не сунется. К тому же это самый распространенный обманный прием — слишком просто, чтобы быть правдой, и те охотники, которые знают о вампирах только то, что на них лучше идти с мачете, а не чесноком, заслышав о летучих мышах, сразу скажут: «Детские байки».
— Убедил. Сводки пропавших? — спросил деловито Дин.
— В районе набережной находят много брошенных велосипедов… иногда их вылавливают из воды. И в последнее время там по вечерам довольно безлюдно, судя по полицейским отчетам.
— Это точно вампиры. Осторожные, гады, — окончательно удостоверился Винчестер-старший.
Сэм процитировал: «Поскольку Остин считается самым либеральным городом в Техасе, туда съезжаются все гомосексуалисты, хиппи и художники…»
— Да уж. Таким фрикам, как мы, там никто не удивится, — заключил он.
Это точно, не каждый город удостоится чести принять героев, устроивших на пару Апокалипсис.
— Значит, Остин… — безрадостно сказал Дин.

Они едут в Остин и несколько дней выслеживают вампиров, один из которых оказывается рок-музыкантом. Лестат выискался, ишь ты. Отличный повод пробраться за кулисы и взять автограф. «Нам очень понравилось шоу», — говорит Дин вполне правдиво, вытирая окровавленный резак об афиши на стенах гримерки. Сэм закатывает глаза под потолок, а отрубленную голову — под узкий кожаный диванчик. «Изнанка жизни звезд», — бросает Дин, блуждая с братом по темным закоулистым коридорам в поисках выхода. Сэм говорит, что ненавидит Энн Райс, а Дин его подначивает: «Я знаю, ты любишь ее готические, а точнее, бредовые, интервью с вампирами».

Поселяются они не в «Ритце» на 6 улице, а в гораздо более скромном заведении; перекусывают в маленьком кафе, под радужной вывеской которого висит гигантский малиновый спасательный круг.

Дин Винчестер просыпается в Остине, штат Техас, и он спасен.

Он охватывает взглядом всего Сэма, вытянувшегося на слишком короткой для него кровати, и аморальные мысли его не беспокоят совершенно. Отныне он законопослушный гражданин хоть в одной, 11 по счету, заповеди — «не возжелай брата своего». Это называется «протрезветь». Или «завязать».

Больше он не сорвется в бар, едва брат уснет, не в силах вынести жгучего желания сесть на кровать и провести ладонью по его руке вверх так, что Сэм проснется, и прежде, чем он вспомнит свое имя и имя брата, Дин закроет ему рот своим безымянным ртом.
И он не будет больше мешать далеко заполночь в баре виски с текилой, представляя, что он — виски, Сэм — текила, и им так хорошо вместе в одном стакане.
Он никогда не закажет больше текилу и виски в коктейле. Только по отдельности, а лучше вообще пиво.


4.
— Проснись и пой, Сэм! — привычно выдал Дин установку. — Я иду в душ первым. Вчерашний вампир еще на мне.

Сэм проснулся моментально, будто сменил «off» на «on», и повернулся к брату со странным выражением сожаления, в которое Дин предпочел не вникать. Мало ли о чем тот сожалеет. Об Апокалипсисе, не снятом с дерева котенке, за которого в базарный день дают 35 баксов, или о возможности принять душ первым. Его проблемы, в которых он устал разбираться.

Через час вещички были почти уложены, оружие вычищено, Дин свежевымыт. Пора уходить. Ангелы сегодня еще не объявлялись, так что начало дня можно считать удачным. Все, что требуется, это бургер, бургер и еще раз яичница с беконом.

Хотя, проверяя магазин своей Беретты, Дин не мог отделаться от мыслей, что выигран лишь один раунд, и запретное чувство к брату в нем еще взыграет. Надо убедиться, что с этим постыдным боксом с самим собою покончено.

Сэм сидел на своей кровати и наблюдал, как брат носится по номеру, ища свои носки, которые почему-то оказались один под кроватью, а второй под раковиной. Имущество самого Сэма уже давно мирно покоилось в рюкзаке. Его носки всегда ходили парой.

— Какое у нас сегодня дело, Дин? — спросил он, только чтобы что-то сказать.
— Ты, разумеется, разыщешь клуб поклонниц Джейн Остин и будешь сидеть там, утирая слезы, с ее томиком и носовым платком с монограммой до самого закрытия, — у Дина легко получалось острить, а в таком городе, как Остин, вообще получалось само собою. — Что же до меня, то я собираюсь искать гнездо вчерашнего вампира. Он тут был на гастролях. Почти как мы. Это гнездо, судя по всему, где-то в соседнем городе, не удивлюсь, если он называется Бронте.

Сэм тоже перестал удивляться неожиданностям Дина. Ну подумаешь, его брат, никогда не учившийся в колледже, знает о Гомере и Курте Воннегуте, а теперь еще и о викторианских писательницах Джейн Остин и сестрах Бронте. Не говоря уже про Энн Райс.
Он так нуждался в Дине… В том, который не сыпал именами классиков, а произносил лишь его имя, да так, что сердце екало. «Сэм. Сэм. Сэмми». Иногда это «Сэмми» раздражало, иногда бесило, а чаще всего наполняло нежностью, которую он не умел выразить. Но его сердце всегда пропускало один удар, вот это не менялось никогда. Никому другому не позволялось называть его так. Уменьшительно-ласкательно. Касаясь словом. Теперь же это «Сэмми» висело в воздухе. Дин ему больше не верит. Дин его … Не хочет. Не любит.

Сэм вздохнул. Дин даже не повернулся, увлеченно засовывая вновь обретенные носки в сумку. А раньше он бы моментально уловил его малейшее движение.

Он знал о всех чувствах Дина к нему, и все ждал, когда же старший брат сделает что-то. Сам он не мог сделать первый шаг. Тогда страх и осторожность оказались бы в Дине сильнее других чувств к нему, и все было бы испорчено. Сэм же был готов давно, с той самой секунды, когда Дин посмотрел на него пересохшими от жажды его, Сэма, глазами, и тут же отвел взгляд. Это произошло очень давно и повторялось очень часто. Но брат все никак не решался — а Сэм боялся его подтолкнуть. Ему приходилось притворяться спящим, ожидая, но Дин не приходил к нему ночью в кровать, а ворочался на своей, и Сэм зарывался лицом в подушку и обиду.

Иногда старший брат касался его, и Сэм делал вид, что ничего не замечает, хотя желание бродило в его венах. Только огромным напряжением удавалось держать себя в руках, чтобы их не распускать. Чтобы не сплести пальцы на затылке Дина, притягивая его к себе так близко, чтобы между их губами не оставалось больше ничего — ни воздуха, ни опасений.

Многие желания оказывались в нем сильнее желания к Дину. Нормальности, мести и силы, победы любой ценой. Но почему-то именно голод по брату был неутолим, в отличие от жажды, которую можно заглушить кровью и обманом. Только в Дине можно утвердиться, когда вокруг все рушится.

Сэм завел специальный «блокнот ревности», как он его про себя называл. Там он записывал, сколько длились любовные приключения его Казановы. Имя — и срок. Часто вместо имени, которое Дин не удосуживался узнать, ему приходилось ставить X. Любовным рекордом брата стала мулатка Кейси — 2 месяца, что безмерно удивило Сэма. С кем бы ни проводил Дин пару часов, ночь, день или даже неделю, он все равно в конце концов возвращался к нему. К Сэму. И его глаза несколько мгновений хранили виноватое выражение, прежде чем он отводил их в сторону, возвращаясь с очередного свидания.

И сейчас… Он не мог потерять Дина, и так утеряно фактически все, пропал даже тот блокнот, купленный на заправке. Зато он помнил записанное наизусть и мог подойти вплотную к Дину, и, глядя ему прямо в глаза, точно воспроизвести вслух записи. «Джейми — 14 часов…» Но не подойдет, чтобы не потерять то, что еще осталось между ними. Обрывки доверия и газет на полу.

Дин нагнулся, скомкал обрывки местных газет и отправил их в мусорную корзину метким броском.
…Решение приходит, когда его совсем не ждешь. Запихивая в карман спички, Дин сообразил, как узнать, исцелился ли окончательно от этих фрейдистских штучек. Он попробует то, на что никогда не решался. Всего один шаг вперед покажет, возможны ли в принципе все остальные.

Быстро, чтобы не передумать, он швырнул сумку на кровать. Уже стоящий у порога Сэм обернулся на звук. Дин — решительный, настойчивый — сбывался прямо на глазах, и мысли сбивались.

Рюкзак мягко скользнул на пол, когда Сэма будто что-то подтолкнуло навстречу брату. Он успел пройти всего лишь метр, когда был взят в надежное кольцо рук и прохладный рот приклеился к его рту так сильно, что он чувствовал, как твердо-мягким губам Дина не хватает места уместиться в контурах его рта. Предвкушение бурлило в крови. Наконец-то старший брат перестал упрямиться. Зачем с собой бороться, если все так… хорошо? Только через некоторое беспамятное время секунды потекли снова, и обнаружилось, что Дин, затеявший все это, совершенно на него не реагирует и лишь позволяет изображать Мэг Райан в фильме «Французский поцелуй». Но это ничего… Сэм все исправит. Его нетерпеливые руки шли по Дину тяжелой походкой, с нажимом ступая на его напряженную спину, перепрыгивая через сведенные лопатки, желая еще, еще, еще… Охватить, открыть, обдать своим жаром. Разгоряченные движением пальцы остановились на шее, залезая под воротник рубашки, запрокинули с яростной нежностью голову Дина, губы в лихорадке оторвались от бесчувственного рта, шагая вниз по коже… Если бы он мог, он пробрался бы через кости Дина, чтобы узнать его всего, всего…

Но черты Дина оставались холодными и неподвижными даже на ощупь губ. Сэм открыл глаза и заглянул в лицо брату. Оно ничего не выражало, и дыхание Сэма оборвалось пониманием. Дин пошел на этот поцелуй, держа все под контролем и не испытывая того влечения к нему, которое было — было! — совсем недавно. Брат отступил назад, и руки Сэма безвольно упали, но тут же налились злостью. Подняв взор вверх, чтобы закатить выступившие слезы обратно, он увидел сам себя — потолок был зеркальным. Боль смазывала его контуры, подрагивающие унижением и отчаянием.

Горло Дина заклекотало, и Сэм оторвался от своего зеркального двойника, по чистой случайности такого же несчастного, как и он сам. Звук в горле брата был рвущимся наружу смехом. И снова время потеряло свои карманные часы, и когда младший Винчестер пришел в себя, то его кулак сам собой летел в подбородок, вечность тому назад покрываемый короткими поцелуями. Удар. Костяшки пальцев саднят. Внутри тоже саднит.

— Все хорошо, Сэм. Все хорошо, — сказал Дин, когда вновь обрел способность говорить.
Сэм раздавлено молчал, сытый по горло этими «все хорошо». Все не так хорошо, как могло бы быть. Он вскинул потертый рюкзак на плечо и вышел.

5.
Давным-давно, кажется, в прошлый вторник, Винчестеры побывали в одном предприимчивом местечке, где, как обещал рекламный буклет, законы физики теряют свой смысл. Это громогласное заявление подкреплялось столом, привинченным к потолку. Дешевая бутафория, невиданные чудеса за пару баксов, детям скидка. Вода не выливается из перевернутого стакана. Дин знал механизм этих так называемых чудес для простаков или тех, кто сознательно готов закрыть глаза, чтобы получить свое незамысловатое удовольствие. В самом обещании волшебства уже крылась невозможность его исполнения.

Но Остин, штат Техас, где совсем иначе засыпаться и просыпаться, действительно являлся местом, где законы физики теряли свой смысл. Физическая страсть испарилась с поверхности братских чувств Дина. Он даже не успел привычно прикинуть, как его выходка отразится на Сэме. Первый закон долой. По большому счету ему даже наплевать, что Сэм узнает о его болезненной страсти или о выздоровлении от нее. Правда нужна и ему тоже.

А правда в том, что все изменилось, потеряло смысл. Когда его руки сомкнулись за спиной Сэма, безбожно изминая его клетчатую рубашку, Дина не пронзило разрядом прикосновения. Частота его дыхания не повысилась ни на один герц, когда их рты притянулись друг к другу, как противоположные полюса магнитов. Колени не дрогнули под силой гравитации, а центробежная сила не заставляла кровь приливать к сердцу и низу живота. Тело Дина отныне не подчинялось законам физики, как когда-то.

Дин безразлично смотрел в потолок, пока по его плохо выбритому подбородку скользили пытливые губы. Немного щекотно и все. Он видел усталость в своих глазах, мужские руки, обвивающие его шею. Видел свои не слишком чистые ботинки. Крышечку от бутылки пива на столе. А вот Сэма и Дина вместе не было. Отражались лишь отдельные детали, не желающие складываться в одно целое. Оптическая иллюзия? Всего-навсего законы физики, которые не работают лишь для него. Ибо все, чего теперь не было в Дине, кипело в брате, и он опытным путем мог вычислить температуру плавления, тот момент, когда Сэм положил бы нетерпеливые пальцы на его скулы, требуя-умоляя продолжения горящими глазами… И фаланги его пальцев пылали бы на щеках узкими линиями расплавленного металла, прогревая насквозь. Но Дин не хотел знать эту температуру.

У него самого — 36, 6. Здоров. А здоровый человек не затягивает эксперимент, изживший себя. Он узнал, что было нужно. И даже сверх того. Воистину любовь слепа, ибо как он мог не замечать, что брат хотел того, что и он? На самом деле список вещей, которые хотели Винчестеры на двоих, был мал, как вероятность существования вампира, пьющего только содовую: найти отца, убить желтоглазого демона, и, как оказывается, хотели друг друга.

Какая же досадная ирония таилась в том, что достаточно было всего лишь протянуть руку и сорвать то, о чем мечталось — запреты из головы, поцелуй с губ, одежду с тела.

Получить по-взрослому, без этих тинейджерских фантазий «я с моим братом в лифте» или, скажем, «погром в общественном туалете, третья кабинка справа». Настоящее не нуждается в демонстрации, лишь в закрытых дверях.

Дин в одно мгновение охватил все: как они были бы счастливы, засыпаясь в объятиях друг друга и как мучились бы, просыпаясь, от ревности… Он видел, как удерживает брата, прижав его позвоночник к скомканной простыне, и Сэм пробегает подрагивающими пальцами по его груди, неизменный кулон ложится прямо в его солнечное сплетение, и тогда Дин тянется к его уху и выдыхает шершавым шепотом только одно слово — «Сэмми», и отчетливо слышит, как сердце брата пропускает удар. А потом Дин увидел, как Сэм уходит, чтобы не зависеть от него слишком сильно. Кое-что никогда не изменится.

Все эти видения промчались одновременно в голове, и он отшагнул назад, в сумрак полузадернутых штор цвета зеленого стекла, в неровный рисунок обоев.
Ресницы брата дрогнули, летя вверх, и глаза вопрошающе заглянули в его глаза, будто точно между ними проложили прямую. До противоположного конца которой не дойти им обоим. Слишком велико расстояние. Глаза Сэма расширились, когда он осознал очевидное. Он перевел взгляд вверх, и от Дина не укрылись невысказанные слезы.

Они же могли быть счастливы, могли, если бы вели себя смелее и безрассуднее, а не вздыхали осторожно друг по другу год за годом, проливая кровь за кровью, а не смешивая ее в одно целое... Пока не стало слишком поздно. Пока все не перегорело, не исчезло в одночасье непонятно почему, так же необъяснимо, как появилось. Что бы это ни было, этого уже не вернуть.

Как это… смешно. Жажда по озерным глазам Сэма. Вот же вода, ты же умирал от жажды — наклонись и пей, пей, пока не захлебнешься. Манящий, недоступный напиток богов… Которые смеются над желаниями смертных. Можно отдать жизнь за то, что тебе было нужно, а получить это же задаром, когда ты уже в этом совсем не нуждаешься. Когда любишь Сэма только как брата, не больше и не меньше.

Что ему действительно сейчас нужно, как это выпить пива. И побольше.
После того, как очухается от удара в челюсть. Что ж, он бы и сам себя ударил на месте Сэма. Нельзя обещать того, чего не можешь дать. Зато больше нет недомолвок. «Все хорошо, Сэмми». Вот теперь все хорошо.

Дверь за Сэмом неслышно закрылась, и смех прорвался наружу.


6.
Ты покидаешь Остин, штат Техас, со смешанным чувством облегчения и вины. Что здесь несомненно — это отличное пиво, пусть оно и горчит в последнем глотке последней, шестой по счету, бутылки.

И некому сказать, что тебе, пожалуй, хватит, что ты нализался как последняя свинья. Некому вести тебя к машине, волоча твою руку и весь остальной вес на своем плече, и тебе — да-да — не хочется убирать руку с этого плеча, потому что это самое приятное ощущение в мире. Но приходится, так как тебя спихивают на пассажирское сиденье, заводят машину со второй попытки и после небольшого молчания спрашивают: «Ты в порядке?» И, совсем не веря в то, что несешь, ты отвечаешь: «Все просто зашибенно. Расслабься, Сэмми».

Этого больше никогда не будет. И некому спросить тебя, почему. И правда, почему однажды ты просыпаешься другим? Почему тебе так паршиво, если все так хорошо?

Ты выйдешь на свежий ночной воздух неожиданно трезвым и медленно пойдешь один к Импале. Сядешь, ключ зажигания повернется идеально. И будешь молчать весь путь по скоростной трассе № 290 до соседнего городка, где надо обезглавить гнездо вампиров-рокеров. Лейся, песня и кровь. А потом обязательно подвернется что-нибудь еще: полтергейст, призрак со скалкой, всадники Апокалипсиса на отпадных тачках…
Несколько раз твои глаза обратятся к пустующему сиденью справа, и рука непроизвольно дернется включить АС/DС на полную катушку, чтобы прогнать тишину.

Ты никогда не вернешься в Остин, штат Техас, пусть этот занюханный городишко самый приятный на свете и каждый год 28 мая там празднуют День Рождения ослика Иа.

Выезжая из города, ты останавливаешься у дорожного указателя «Добро пожаловать в Остин», сдаешь назад, выходишь из машины, расстегиваешь ширинку и облегчаешься прямо на указатель. Вот теперь тебе действительно полегчало. И никакой вины. Никакого стыда. Только чувство, что ты что-то забыл… Бутылка осталась стоять на столе в номере мотеля. Из нее Сэм отпил всего две трети. Он всегда выпивает лишь две трети, всегда.

…Когда-нибудь — ты очень надеешься — и у Сэма будет свой Остин, пусть даже не в штате Техас.

запись создана: 10.11.2009 в 22:21

@настроение:

@темы: sad, fiction, wincest

---

Dean Winchester vs Sam Winchester (fan-art, wallpapers)

Найди 3 отличия между Дином и Сэмом.
Это фактически была моя первая работа по Суперам. Сэму немного досталось, но я любя.

@настроение:

@темы: art, fun, WB

---

Jared Padalecki (fan-art, wallpapers)/ Джаред Падалеки (фан-арт, обои)

@темы: art, Big J

---

Supernatural Stock (fan-art, wallpapers)/Сверхъестественное Разное (фан-арт, обои)

@темы: Super, art, WB

---

Sam Winchester/Ruby, Dean Winchester/Jo (fan-art, wallpapers)

@музыка: Muse, Radiohead, Фрэнк Синатра

@темы: art, Sam. Sam. Sammy!, The Dean

---

Sam Winchester (fan-art, wallpapers)/ Сэм Винчестер (фан-арт, обои)

@темы: art, Sam. Sam. Sammy!

---

Dean Winchester (fan-art, wallpapers)/ Дин Винчестер (фан-арт, обои)

@темы: art, The Dean

---

Supernatural (fan-art, wallpapers)/Сверхъестественное (фан-арт, обои)

@музыка: Breaking Benjamin

@темы: Super, art

---

Supernatural (fan-art, wallpapers)/ Сверхъестественное (фан-арт, обои)

@музыка: The Cure

@темы: Super, art

---

Supernatural (fan-art, wallpapers)/ Сверхъестественное (фан-арт, обои)

@темы: Super, art

---

Supernatural (fan-art, wallpapers) 4 season (4.15, 4.16, 4.17)/ Обои по 4 сезону

@темы: Super, art

---

Jensen Ackles (fan-art, wallpapers)/Дженсен Эклз (фан-арт, обои)

@темы: J, art

---

Jensen Ackles (fan-art, wallpapers)/Дженсен Эклз (фан-арт, обои)

@темы: J, art

---

Jared Padalecki&Jensen Ackles on Vancouver Con (fan-art, wallpapers)

@темы: J, art, J&J's, Big J, cons

---

Jared Padalecki, Jensen Ackles (wallpapers, fan-art)

@темы: J, art, Big J