Название: Дикие штучки
Автор: Jana_J
Рейтинг: NC-17
Таймлайн: достэнфорд
Пейринг: Дин/Сэм, Сэм/ОЖП
Жанр: teenage angst
От автора: я обнаружила, что ни разу не писала wee!cest, а это же бесконечные залежи юста! Правда, Сэму здесь 17, а Дину 21, так что они почти взрослые.
Абсолютно классическая история, построенная по всем правилам моего руководства))
Автор: Jana_J
Рейтинг: NC-17
Таймлайн: достэнфорд
Пейринг: Дин/Сэм, Сэм/ОЖП
Жанр: teenage angst
От автора: я обнаружила, что ни разу не писала wee!cest, а это же бесконечные залежи юста! Правда, Сэму здесь 17, а Дину 21, так что они почти взрослые.
Абсолютно классическая история, построенная по всем правилам моего руководства))
Сэм возвращается домой поздно ночью и ждет нагоняй от Дина.
Они остановились в очередном кривом домишке на окраине небольшого городка в штате Мэн, любимом штате Стивена Кинга, между прочим. Отец, едва оплатив аренду на пару недель, тут же погнался за следующим монстром, потому что старина Кинг будто знал – в Мэне полным-полно всякой чертовщины.
Вот только Сэм не ожидал, что эта самая чертовщина притаилась в тенях облупившегося дома, в скрипе старых железных кроватей в единственной спальне, в замкнутости его старшего брата, в почти взрослом отражении в тусклом зеркале.
Сэм мнется на крыльце, нервно теребя лямку школьного рюкзака на плече. Без шуток, Дин будет зол, как черт. Он не позвонил, не предупредил, Дин там небось с ума сходит и думает, что его гули съели. А на самом деле он завис со своей одноклассницей Венди Марш, когда закончились уроки. И после работы над школьным проектом она позволила ему кое-что, пока родителей не было дома.
Наконец он отпирает дверь и замирает на пороге, потому что внутри темно. В мутном слабом свете аварийного фонаря с крыльца он сразу обнаруживает Дина, сидящего за столом. Ноги закинуты на столешницу, ребристые подошвы ботинок направлены в его сторону, возле локтя стоит бутылка.
— Сидишь в темноте? Очень драматично, Дин, — в последнее время Сэм дерзит старшему гораздо больше обычного.
Наконец он отпирает дверь и замирает на пороге, потому что внутри темно. В мутном слабом свете аварийного фонаря с крыльца он сразу обнаруживает Дина, сидящего за столом. Ноги закинуты на столешницу, ребристые подошвы ботинок направлены в его сторону, возле локтя стоит бутылка.
— Сидишь в темноте? Очень драматично, Дин, — в последнее время Сэм дерзит старшему гораздо больше обычного.
— Где ты был? – спрашивает брат. Сначала почти неслышно выдыхает, то ли с облегчением, то ли успокаивая себя, и только потом задает вопрос. Дин, в противоположность ему, в последнее время ведет гораздо более сдержанно, чем всегда. Но Сэм все равно ожидал, что он вспылит, что ему не все равно.
— А тебе какое дело, — огрызается он. – Хватит меня опекать, я уже не маленький.
Сначала он просто думал прийти с повинной, но сейчас у него в голове возникает опасный план, от которого кружится голова. Он может отомстить Дину за все. За весь этот беспощадный игнор, который обрушился на него за последние недели… Или последний год.
Он усмехается и говорит:
— Вообще-то я перепихнулся.
— Первый раз, Сэмми? – вкрадчиво спрашивает Дин и начинает медленно поглаживать длинное горлышко бутылки. Сэм невольно следит за движениями его пальцев. Он знает Дина всю жизнь и знает, что тот не верит этому громкому заявлению. И специально подначивает, дразнит. Что ж, в эту игру, начатую прошлым летом, они играют вдвоем.
— И кто же повелся на твои занудные ботанские штучки? – словно это его не интересует, бросает Дин.
— Да есть желающие, Дин, — отмахивается Сэм, осторожно идет вперед, садится на край стола напротив него. – Но ты правда хочешь знать?
Он слегка склоняется к нему через потертую столешницу и смотрит в глаза. В полумраке глаза Дина полуприкрыты и непроницаемы, его не прочитать.
— Валяй, — салютует ему бутылкой Дин. – Нам отрубили свет за неуплату, я все равно не могу включить телек.
— Сам напросился, — Сэм откидывается назад на край стола и начинает свой рассказ.
Его голос сломался не так давно, и теперь звучит гораздо ниже, на манер Дина. Сэм еще не привык к этому голосу, как и к тому, что он вымахал за прошлое лето до каких-то космических высот и теперь выше старшего брата.
Он рассказывает про Венди из своего выпускного класса, о том, как она похожа на Дениз Ричардс из «Диких штучек», про ее волосы, глаза, грудь (слишком маленькую для его новых больших ладоней). Он рассказывает, что сделал с ней и что хотел бы сделать. Он умалчивает, что Дениз Ричардс – это на самом деле женская версия Дина Винчестера. И разумеется, он не говорит, с кем на самом деле он хотел бы заняться тем, о чем сейчас шепчет во мраке.
И все это время он следит за реакцией Дина. За тем, как тот одним быстрым движением скидывает ноги со стола на пол, когда Сэм начал подробно расписывать, как раздел Венди и ласкал руками и губами все ее тело. Так вот, слушая все это, Дин откидывается на спинку стула и раздвигает ноги пошире, то ли чтобы сесть поудобнее, то ли потому что у него в штанах стало тесно. Сложно сказать, стол милосердно скрывает его ниже талии.
И все это время он следит за реакцией Дина. За тем, как тот одним быстрым движением скидывает ноги со стола на пол, когда Сэм начал подробно расписывать, как раздел Венди и ласкал руками и губами все ее тело. Так вот, слушая все это, Дин откидывается на спинку стула и раздвигает ноги пошире, то ли чтобы сесть поудобнее, то ли потому что у него в штанах стало тесно. Сложно сказать, стол милосердно скрывает его ниже талии.
— Слишком много информации, Сэм, — севшим голосом говорит он.
Как раз вчера Сэм читал в библиотеке нехилый такой по объему том про язык тела и отмечает сразу две вещи: Дин насмешливо поднимает бровь при этих словах и в то же время нервно сглатывает. Очень интересно.
В отличие от стола, в Сэме милосердия сейчас нет. Он на пару секунд замолкает и все же решает идти ва-банк.
———
Всему виной гребаное напряжение, которые он чувствует в этом доме все последние дни, как будто гудит электричество или воздух перед появлением призрака, и все под ударом, и Дин запирает двери в ванную, хотя он никогда в жизни их не запирал. И Сэм жадно глядит на него во сне, как он разметался по подушкам, и футболка задралась на ребра. А потом они встают утром, и отводят глаза друг от друга, и напряжение все искрит и искрит. Инстинкты Сэма кричат, что это закончится ядерным взрывом, но он ничего не говорит. Мимоходом хватает яблоко и отправляется в школу без завтрака.
Всему виной гребаное напряжение, которые он чувствует в этом доме все последние дни, как будто гудит электричество или воздух перед появлением призрака, и все под ударом, и Дин запирает двери в ванную, хотя он никогда в жизни их не запирал. И Сэм жадно глядит на него во сне, как он разметался по подушкам, и футболка задралась на ребра. А потом они встают утром, и отводят глаза друг от друга, и напряжение все искрит и искрит. Инстинкты Сэма кричат, что это закончится ядерным взрывом, но он ничего не говорит. Мимоходом хватает яблоко и отправляется в школу без завтрака.
И поэтому сейчас Сэм продолжает наперекор Дину:
— И что, даже не хочешь послушать, что будет дальше, как я отымею тебя своим членом?
Он моментально понимает, что сказал что-то не то, и то ли бледнеет, то ли краснеет. К черту, все равно в темноте не видно. А все потому, что сосредоточился на том, как бы сказать это погрязнее, чтобы Дина проняло, и допустил вот такую глупую оговорку. По Фрейду, мысленно стонет он.
— Ее, я хотел сказать, отымею ее. Венди, — совсем тихо добавляет он ее имя.
Дин молчит, никаких знаков, только дыхание неровное.
— Ты же на самом деле ее не трахнул? Пусть от тебя и несет сладким за километр, как от магазина «Виктория Сикрет», – говорит он после небольшой паузы подозрительно уверенно. Сэм иногда забывает, что не только он знает Дина всю жизнь, но и Дин знает его всю жизнь.
Он опускает голову и ковыряет белым носком кеда половицу.
— Я бы мог. Я дошел до третьей базы, и она хотела… дальше.
— А ты хотел?
— Хотел… Но не так… И не ее, — признается Сэм то ли своему кеду, то ли половице.
— Это ты зря, Сэмми, — говорит Дин, и младшему невыносимо слышать знакомую ласковую нотку в его голосе. Всегда на защите его интересов, готов спасти, уберечь, завязать шнурки. Не нужна ему такая ласка, не нужна защита.
Ну почему ему не удается, как Дину, просто без чувств трахать всех, кто носит тушь на ресницах и мини-юбки, и не заморачиваться по этому поводу. Сэм точно знает, когда у брата был секс. Даже не потому, что тот возвращается еще позднее, чем он сегодня, и от него отчетливо пахнет бухлом и парфюмом с незабываемыми нотами перезрелого персика. Это значит, что Дин ошивался в баре, надеясь поднять деньжат на бильярде. А вот если на следующий день он перестает быть дерганым и шугаться Сэма, его движения и походка делаются расслабленными, без зажимов, то ему как пить дать перепало.
А что остается Сэму? Приходить днем из школы, раздеваться догола, чтобы лечь в разобранную постель Дина и дрочить там со злостью и постыдными фантазиями, вдыхая его запах, кончая с его именем на губах. Когда брат возвращается с подработки в автомастерской, перепачканный машинным маслом, Сэм уже прилежно делает домашку и может себя контролировать. Потом приедет Джон со своим армейским уставом, Дин снова будет заправлять кровать по линейке, и Сэм лишится даже этого.
———
В голове только одно – сбежать, это его привычная реакция из триады бей-замри-беги. План провалился, Дин не ревнует, Дину все равно, и какого хрена входная дверь нараспашку, хорошо хоть дорожка соли на месте. Что-то плохое происходит с ними в этом месте, они забывают самые элементарные правила безопасности.
Он вскакивает, захлопывает дверь, отрезая единственный источник света. Сэму так не терпится свалить, что он шагает сквозь темноту, не дожидаясь, пока брат чиркнет спичками или включит фонарик.
И наворачивается на пивной бутылке, валяющейся на полу. Похоже, Дин начал надираться еще до его прихода.
Он падает, но Дин успевает подхватить его, и следующее, что осознает Сэм: он сидит на его коленях, теплые руки прижимают к себе, защищая спину от удара об стол. И у Дина каменный стояк, который чувствуется даже через джинсы.
Вокруг них и в них самих – оглушительная темнота без всякого смысла и мыслей.
Сэм уж точно ни о чем не думает, когда начинает тереться задницей о стояк Дина, утыкаясь носом в его голую шею, ощущая, как вздрагивает Дин от его прикосновений.
Брат, конечно, все равно пытается отодвинуть его от себя, он следует рефлексу защищать Сэма, пусть даже от собственных желаний Сэма, но младший цепляется за него, как репейник.
— Дииин, — выдох в шею, так близко, до мурашек по коже. — Ты же тоже хочешь. Разреши себе… меня.
Дин замирает. Если он начнет предсказуемо утверждать и убеждать, что все это неправильно, Сэм просто сорвется. Он находится в таком взвинченном возрасте и состоянии, что все неправильное как раз кажется очень даже правильным.
— Ну же, — Сэм теребит горловину его футболки, как будто не знает, что дальше.
Дин продолжает просто обнимать его.
— Ты не пожалеешь потом, Сэмми?
Наконец это правильное Сэмми, так, как хочется Сэму. Четыре буквы, в которых наваждение, нужда и неспособность сопротивляться.
— Не пожалеешь?
Сэм в ответ лихорадочно дергает вниз молнию на своих джинсах, звякая пряжкой, впивается ртом в его хмельные губы. Дин приоткрывает рот, впуская его язык, запускает пальцы в давно не стриженные волосы брата. Его рука скользит по бедру Сэма вверх, оттягивает боксеры и достает вставший член. Сэм нетерпеливо толкается ему навстречу и стонет, когда Дин обхватывает его головку, размазывает выступившую смазку по члену, задевая чувствительную щель наверху. Он наощупь добирается до ширинки брата, быстро расправляется с ненавистной связкой пуговица-молния и запускает руку туда, где его уже ждут. О, здесь его уже давно ждут.
Его хватка на члене Дина требовательная и жесткая, но тот не против.
— Подрочи как себе, Сэмми, – просит он, отрываясь от поцелуя, и Сэм первый раз за долгое время исполняет его просьбу без скандалов. Ракурс непривычный, зеркальный, член в руке тяжелее и больше, и это ощущение заводит его еще сильнее, и он начинает двигать рукой вверх-вниз по стволу.
Но сосредоточиться на члене Дина трудно, потому что его пальцы знают толк не только в том, как собрать и разобрать оружие на скорость. Они ласкают быстро и ловко, так сладко трут головку, что Сэма хватает ненадолго. Он кончает с коротким удивленным вскриком и заливает спермой кулак Дина. Утыкается горячим лбом ему в грудь, тяжело дыша, и брат успокаивающе придерживает его за основание шеи.
Сэм опускает руку на испачканные пальцы Дина, разжимает их вокруг себя, переплетает со своими. И продолжает дрочить ему, используя собственную сперму как смазку. По влажному скользит гораздо лучше. Ряд ритмичных движений, и Сэм чувствует, как член Дина пульсирует горячим у него в руке. Сам Дин при этом не издает ни звука, его выдают только спазм мышц и прерывистое дыхание.
Сэм опускает руку на испачканные пальцы Дина, разжимает их вокруг себя, переплетает со своими. И продолжает дрочить ему, используя собственную сперму как смазку. По влажному скользит гораздо лучше. Ряд ритмичных движений, и Сэм чувствует, как член Дина пульсирует горячим у него в руке. Сам Дин при этом не издает ни звука, его выдают только спазм мышц и прерывистое дыхание.
Они сидят в полной темноте, Сэм все еще на коленях Дина, их джинсы расстегнуты, сперма смешалась. Падение дома Винчестеров.
— Сэм… — откашливается наконец Дин.
— Да?
— Завтра я получу зарплату за последние смены и погашу счет за электричество.
— Хорошо. Спасибо.
———
Сэм просыпается по привычке без будильника. Ночью они пошли спать, переругиваясь в свете фонарика, кто первым в ванную, хотя горячей воды все равно не было. Натянули чистое белье и отправились каждый в свою постель, как будто ничего не случилось. Незадолго до рассвета Сэм проснулся, забрался в кровать к Дину, все-таки тесноватую для двоих, и снова заснул, прижимаясь к нему. Брат что-то промычал сквозь сон, но не открыл глаза и не отбрыкивался от Сэма.
Прохладный утренний свет наполняет спальню. Старый дом больше не кажется угрожающим и сводящим с ума. Иногда скрипящие половицы – это просто половицы. На самом деле все началось не здесь, тут они только дошли до точки кипения, запертые вместе, без отца, и испытывающие друг друга на прочность. Этой ночью Сэму опять приснился тот сон о прошлом лете.
Тогда он был страстно увлечен бердвотчингом и носился со своими справочниками птиц, как со священным Граалем. Джон скорее поощрял это занятие, потому что оно развивало его навыки охотника. Сидеть в засаде, быть собранным, ждать, сколько потребуется.
То было типичное влажное лето в Индиане, когда марево и мошкара висят в воздухе. Джон в одиночку охотился на лесную тварь, которая ела туристов на завтрак, а у них случилось что-то вроде каникул. Дин загорал на причале у озера, делая вид, что ловит рыбу, Сэм выслеживал красную мухоловку неподалеку.
То было типичное влажное лето в Индиане, когда марево и мошкара висят в воздухе. Джон в одиночку охотился на лесную тварь, которая ела туристов на завтрак, а у них случилось что-то вроде каникул. Дин загорал на причале у озера, делая вид, что ловит рыбу, Сэм выслеживал красную мухоловку неподалеку.
…Вторая половина дня, солнце медленно опускалось к горизонту, но все еще шпарило будь здоров. Сэм напряженно смотрел в бинокль, ловя малейшее движение в ветвях деревьев. Мышцы уже сводило от неподвижности, футболка цвета хаки липла к телу. А еще стало слишком тихо, ни птичьего щебета, ни шелеста листьев. Он машинально стал искать биноклем брата, в порядке ли он. И обнаружил, что Дин в полном порядке и даже больше.
Он разлегся на причале, откинувшись на стыренное из мотеля полотенце. Такой контрастный и рельефный под яркими лучами солнца, прямо модель мужских джинсов «Кельвин Кляйн», только без джинсов. Сэм невольно застал тот самый момент, когда брат просунул руку в темные плавки и начал лениво ласкать себя. По-хорошему надо было перевести взгляд с причала на заросли, но Сэм все равно держал фокус на разомлевшем Дине, следил за его гладкими, отработанными движениями и чувствовал, как в паху твердеет.
Наверное, охотничье чутье подсказало Дину, что за ним следят. Или братское, ведь он сказал младшему не уходить далеко. Он вскинул голову. Приподнялся на локте, сдвинул солнечные очки наверх и посмотрел сквозь камыши прямо на него, продолжая гладить набухший член. Сердце Сэма ухнуло вниз, и он опустил бинокль.
Если быть честным самим с собой, то и раньше что-то проскакивало: мимолетные взгляды, случайные прикосновения, невнятные мысли в душе под струями воды. Но с этого момента между ними появилось статическое напряжение. Они так об этом и не поговорили, Дин просто ушел в себя.
———
Сэм прижимается к спине Дина, его рука обнимает брата, а член предательски упирается ему в задницу. Привет, утренний стояк, давно не виделись. Дин просыпается от однозначного трения об свой неприкосновенный (пока что) зад. Это Сэм точно можно определить по тому, как напрягся брат. Дин разворачивается к нему лицом, не скидывая его руки.
Сэм открывает глаза и натыкается на внимательный взгляд старшего. И первое, что он осознает: напряжение между ними ушло. Ушло, потому что все уже случилось. То, чего так хотел Сэм и так боялся Дин. Или наоборот. Или они вместе хотели и боялись. Теперь-то уже бояться нечего, разве что Джон войдет прямо сейчас тяжелым шагом и нашпигует их грешные задницы солью.
Он не знает, откуда это взялось, и сейчас во взгляде Дина видит, что брат не понимает этого тоже. Можно во всем винить постоянно отсутствующего отца и травмы детства, когда они лишились матери и самого понятия безопасности мира. Или списать все на подростковые гормоны Сэма и комплекс вины Дина, которому постоянно внушали беречь брата и заботиться о нем любой ценой. В чем он убежден, так это в том, что они оба сломаны. Как в них может быть что-то нормальное, если их жизнь ненормальна сама по себе, как и то, к чему их готовят.
Другие родители помешаны не на монстрах, а на Японии, например. Вчера Венди показывала ему их коллекцию посуды, разбитой и склеенной. Она сказала, что это искусство – восстанавливать поврежденные вещи и подчеркивать линии разлома золотом.
Другие родители помешаны не на монстрах, а на Японии, например. Вчера Венди показывала ему их коллекцию посуды, разбитой и склеенной. Она сказала, что это искусство – восстанавливать поврежденные вещи и подчеркивать линии разлома золотом.
Смотря в глаза Дина, похожие на увиденный вчера нефрит (да, Венди действительно продемонстрировала ему все и в доме, и под одеждой), Сэм понял, что они склеивают друг друга. Чем угодно. Заботой, подначиванием, спермой. И когда Дин в лучших традициях их спарринга группируется и перекатывается наверх, задирая на нем футболку и стягивая трусы с бедер, в голове у Сэма мелькает отблеск мысли, что раз они могут склеить друг друга, то могут и разбить снова. На еще более мелкие части. Но потом Дин прижимает его запястья к подушке, спускается по нему вниз, придавливая своим весом и оставляя влажную дорожку поцелуев на коже, и Сэм забывает обо всем, кроме жадного и жаркого рта Дина на члене.
Так Сэм получает свой первый утренний минет, и это лучше, чем все его фантазии. Дин проворачивает там, внизу, что-то невероятное губами и языком, посасывает головку, облизывает набухшие вены, надавливает кончиком языка под уздечкой. Это так охуенно, что почти невыносимо. У Сэма вырывается жалобный стон, он начинает дергаться под ним, и Дин тут же реагирует, отпуская его запястья. Сэм стонет опять, потому что Дин пристраивает свою руку ему на член, одновременно дроча и отсасывая, а второй сжимает его мошонку. Сэм слегка подкидывает бедра вверх, и Дин правильно истолковывает сигнал, беря в рот еще глубже.
— Я близко, я сейчас… — еле успевает предупредить он, но Дин не отстраняется и принимает все. Это же не порно, и спермы на самом деле не много. Хотя реально похоже на порно, меняет свое мнение Сэм, когда беспомощно смотрит сверху на Дина, который облизывает кончиком языка верхнюю губу.
— И вот этим ртом ты ешь пончики? – слабым голосом интересуется он и откидывается на подушку.
— Никто из моих девушек не жаловался, — усмехается Дин, вытягиваясь на кровати рядом с ним. Кровать, повидавшая еще конфедератов, угрожающе скрипит.
Сэм смотрит на часы на единственной тумбочке, за которую постоянно ведутся военные действия. Дин довел его до разрядки так быстро, что до школы еще остается время. И они не будут терять его зря.
Он раздевает Дина, ведет по его телу ладонями вниз. На ощупь Дин гораздо тверже, чем девушка. Во всех местах. Он устраивается между его разведенных ног и пылко повторяет все те уроки, которые только что ему преподал старший брат. Подумать только, он первый парень у Дина. Но тогда откуда Дин так хорошо знает, как обращаться с ним? У Сэма только одно объяснение: брат делал для него все то, что нравилось ему самому получать от этих девушек с персиковыми духами. Это осознание тут же отзывается болезненным возбуждением.
— Сэмми… Ну ты все-таки зубрила, — одобрительно отзывается Дин, когда Сэм неумело, но старательно отрабатывает практику.
Сэм молча затыкает ему рот ладонью, потому что язык занят другим. Обводит контуры Дина, ищет секретные точки и, похоже, находит, потому что тот приглушенно стонет ему в ладонь. Челюсть начинает затекать, когда Дин вырывается из захвата его губ и рук и кончает с выдохом «Сэмми» себе на живот.
Это выглядит прекрасно и пугающе. Дин без одежды, без своих шуточек, в самый уязвимый момент раскрытый перед ним. Он уже думал, что ничего такого не произойдет, потому что брат не позволяет себе поддаваться чувствам или, не дай бог, обсуждать их. Ему проще замести все под ковер, как делают нерадивые горничные с мусором в их дешевых мотелях. Но в итоге Дин все равно взрывается, потому что нельзя подавлять себя вечно. И тогда Сэма, не навернись он на пивной бутылке, за все его провокации ждал бы или поцелуй, или удар в лицо, это как повезет.
Сэм сначала прикусывает, потом целует внутреннюю поверхность его бедра и смотрит вверх в лицо брата. Оно сияет, и Сэм вспоминает недавно записанную в блокнот цитату Леонарда Коэна, что во всем должны быть трещины, чтобы свет попал внутрь. Он почти видит этот золотой свет, заполняющий разломы внутри его брата. В эту секунду он уверен, что его первый настоящий раз будет именно с ним. Может, на выпускном балу, как в комедиях Джона Хьюза, а может, и нет. И кто кого отымеет своим членом, еще посмотрим.
— Да ты дикая штучка, Сэмми, — двигает бровью Дин, как будто читает его мысли, не все, только самые похабные, и тянется к стакану воды на тумбочке. — Выжал из меня все.
Дин и без шуточек, что-то он размечтался.