for Lacerrta
давно обещанное и вообще... к праздникам!
давно обещанное и вообще... к праздникам!
Название: HELLo (рАЙ)
Автор: Jana_J
Рейтинг: R (лексика)
Жанр: крэк
Таймлайн: все сезоны одним махом
Саммари: вместо Ада они всегда попадали в Рай
Дисклеймер: сбилась со счета
перевертыш
Они жили, и это было несладко. Они умирали, и это было слащаво. Они попадали в Рай, где ничто не могло спасти их от зловещей тени бельгийского шоколада. Им приходилось терпеть хлопчатобумажные утра в постели (кофе, круассаны, букетик, как на выпускной бал, — невыносимое варварство!), настырные миссии ООН и рождественское веселье.
— Я спасу тебя, Сэм, — твердо пообещал Дин. Решительной линией его челюсти в этот момент можно было потопить «Титаник» и парочку яхт-клубов. — Никакой «Рождественской истории» с Джимом Кэрри в роли Скруджа.
Что ж, он спас. И нежная психика Сэма почти не пострадала после непродолжительного пребывания в Раю. Он всего-навсего всадил в оловянного солдатика Джейка парочку пуль. После возвращения из Рая могло быть и хуже. Сэм мог начать носить «Пуму» с правильным супинатором или устраивать багажные распродажи, чтобы добыть за серебряные пули немного наличных для жертв всемирного финансового кризиса 2008-го.
— Я спасу тебя, Дин, — посулил Сэм, когда настала очередь испытаний Дина и боевой год подходил к концу. Но ему не удалось осуществить задуманное даже с помощью ангельской Руби. Когда-то Руби, до того, как попала в Рай, была славной девочкой с молочной улыбкой и шла за невестой, поддерживая шлейф ее платья. К тому же она не засыпала на проповедях. Это было сомнительное и неблагополучное прошлое, и Дин не доверял ей, как не доверял венчанию и правительству.
— Куда угодно, но только не в Рай, — однажды где-то в душном ларедском баре, что в Техасе, его страхи прорвались наружу.
— Нет, Дин, я не позволю тебя мучиться! Ты не попадешь в это ужасное место! Ты достоин лучшего, пусть ты мне не веришь, — говорил Сэм и советовался с Руби, которая чудом спаслась из этих чудовищных трясин. — Ты не попадешь в Рай!
Он повторял успокоительно: «Ты не попадешь в Рай».
Сердце Дина теплело от этих обещаний, как охлажденное пиво в руках, хотя он знал, что они невыполнимы. Он знал, что умрет и попадет в Рай по условиям контракта Ангела Перекрестка, носившего белое платье, как для Конфирмации. В Раю ему уготованы невообразимые пытки семейными комедиями, безоблачной погодой, Робином Уильямсом и высыпанием. В Раю нельзя умереть, даже от скуки. Надо неустанно радоваться безотходному производству, Каннскому кинофестивалю, успехам дельфинов и хлебцам из зерен проросшей пшеницы.
Обещания Сэма не помогли. Дин Винчестер умер, разорванный жизнерадостной картиной сто и одного далматинца, резвящихся в номере мотеля, и был обречен на вечные мучения. Все собаки попадают в Рай, по пути прихватывая кого ни попадя.
Дин Винчестер попал в Рай и был ублажаем ангелом по имени Аластар. О, как неумолим и жесток был Аластар, самый способный Ангел из всех. Он заставлял Дина улыбаться вот просто так, без всякой причины. Он обмахивал его своими шелковыми крыльями, как опахалом, и Дин почти размякал на солнышке. Он вынуждал его петь песни «Аббы» и делать скрапбуки, оформляя семейные фотографии, когда-то найденные в первом сезоне в старом взбесившемся доме Винчестеров. Аластар массировал ему плечи и обещал вечное блаженство. Дин мечтал его убить. Или покалечить. Или, что еще хуже, заставить работать две смены в большом круглосуточном магазине, .
Даже сам Данте Алигьери не мог предусмотреть все непотребства, которые творились на Девяти Кругах Рая. Порнографичные «Девять песен» Майкла Уинтерботтома казались жалкой имитацией всеобщей светлой любви. Винчестер мог получить сколько угодно секса, но это больше не было видом спорта. Он мог пить сколько угодно, но он не мог напиться и проснуться с похмельем. Рай отбирал у него последние пристойные занятия. Он атрофировал все чувства, даже Чувство Вины.
Дин иногда позволял себе роскошь не здороваться с обитателями одного из Кругов. Это были счастливцы, которым удалось к смерти выплатить ипотеку. Теперь они могли жить в своем доме вечно, чем, собственно, и занимались. Даже послушные налогоплательщики, блаженствующие на соседнем этаже, были менее счастливы, по объективному мнению Дина, которого тошнило от них маффинами и баунти. Райское, вашу мать, наслаждение. Причем тошнило его буквально. Но пребывание в желудке нисколько не портило образцовую продукцию, соответствующую стандартам качества ISO 9000, и это доканывало Дина больше всего.
В Раю все казалось какой-то подделкой из непросохших красок. В жизни не бывает так хорошо. В Аду ему было бы как-то привычнее, ближе к полевым условиям. Поля в Раю, кстати, имелись исключительно двух типов: клубничные и Елисейские. Это было навсегда. Тут орудовал или битломан, или француз, Дин никак не мог определиться. Ему вечно мешал Аластар, он возникал внезапно, как слепящий свет фар из темноты, и напевал, неизменно попадая в такт, Hello Лайонела Ричи: «Не меня ли ты ищешь?»
— Нет, — отвечал Дин каждый раз, каждую тысячу раз, — Нет.
Он ненавидел эту песню.
Как-то раз Аластар поделился важной информацией. Бог создал мир не за шесть дней, на Земле, как обычно, перепутали, а вчера. Так Дин понял, что Бог все-таки битломан. Yesterday оказалась ключом ко всему.
Дин сидел в кресле-качалке и молчал на всю веранду. Ненавязчиво лился теплый мягкий дождь. Аластар развлекал его театром теней, разыгрывая приключения Багза Банни. Пахло сочной морковью и висконсинским летним вечером разлива 1998 года, когда Сэм еще и не думал о Стэнфорде. А может, и думал, поди его разбери. В любом случае, тех вечеров больше не было, и в воспоминаниях Дина они сохранились куда как лучше, чем эти ржавые безболезненные имитации, сработанные на скорую руку.
Суровый Винчестер познакомился с добрыми имбирными человечками, в которых верят дети. Живые фигурки висели где-то на балюстраде Круга Семьянинов и тихо переговаривались между собой глазированными голосами. Дин встречал там же бледную тень Николаса Кейджа, они молча смотрели друг на друга, разрывая пальцами ног ямки в гравии, который не царапается.
Рай сломил Дина спустя сорок лет. Даже его отец продержался сто и раскололся лишь на рисовании акварелью маринистических сюжетов. Он ведь был морпехом.
Это случилось в то отвратительное утро, когда солнце ласково сочилось сквозь жалюзи, портьеры и незашторенные окна одновременно. В Раю же не знали меры ни в чем, на то он и беспрерывное удовольствие. Дин же мечтал тайком о спартанских удобствах Ада, где у каждого есть занятие по нутру (своему или чужому), но ему было не суждено туда попасть из-за своих прегрешений. Наконец настал роковой день, когда он дал осечку и присоединился к благодушному Аластару.
— Ты знаешь, как был создан мир? — спросил его однажды Аластар после перематываемого просмотра заката. — Бог перевернул кружку кофе.
— Надеюсь, это не был латте, — съязвил Дин.
А теперь Аластар учил его ходить босиком по мостовой и траве. Это был специальный курс «Пешая романтика», который насчитывал 35 сортов травы и 7 — булыжника. Прошагав пару тысяч километров (в Раю можно было не спешить, за тебя опаздывали другие), Дин незаметно для себя вошел во вкус и стал насвистывать что-то беззаботное из Take That. Это помогало ему забыть о самодельных картинах из ракушек, которые были здесь повсюду, олицетворяя стиль прованс. Так Аластар заполучил его, и назад пути не было, и звучало вечное Hello Лайонела Ричи, пока не явился демон Кастиэл и не вырвал Винчестера из Рая, как выдергивают прижившийся сорняк из чернозема.
Дин Винчестер был спасен и плакал под мостом, рассказывая Сэму, как танцевал несколько кругов вальса на Венском балу и пробовал черепаховый суп на афтерпати Нобелевской премии мира. Везде он был в костюме, безупречно скроенном костюме! Сэм не знал, как его утешить. Он решил не сообщать брату, что пьет волшебную ангельскую кровь, которая на вкус как радуга и от которой чувствуешь себя так, будто купаешься нагишом вместе с единорогами и Томом Крузом в чистейшей реке. У Дина и без того полно страданий.
Тем временем назревал Апокалипсис. Лузерам Винчестерам надо было просто дать ему случиться. Но они опростоволосились и тут. Апокалипсис все никак не наступал.
За это их пару раз отправляли в назидание в Рай, но и это не помогало. Сэм лишь повредился рассудком в райском люксе, проведя некоторое время в компании Люфицера. Винчестеров приходилось раз за разом оживлять и продолжать арт-терапию.
Полусектант Гарольд Кэмпинг весной 2011 предсказал, что двадцать первого мая в восемнадцать часов наступит конец света.
— Чувак, где ты был пару лет назад, помог бы нам устроить этот гребаный Апокалипсис, — сказал Дин и смял газету. За его спиной орал ребенок, которому не досталось кетчупа.
— В Калифорнии, — встрял обстоятельный Сэм. — Он был в Калифорнии.
Дин посмотрел на него, словно мерный стакан приставил, и Сэм целенаправленно принялся разрушать вилкой белковый омлет.
Позже Кэмпинг предсказал еще один конец света, 21 октября того же года в то же время. Но Винчестерам снова не удалось поспеть к этому сроку.
— Мы обманули ожидания проповедника, — сокрушался Сэм, закрывая новостную ленту. Комната, снятая ими, была еще более уныла, чем обычно, а его старший брат практиковался в вязании мертвых узлов на вялом шнуре лампы.
— Если ему 89 лет, он должен знать, что люди никогда не оправдывают возложенных на них надежд, — отрезал Дин.
Иногда в яркие солнечные дни он все еще испытывал желание снять ботинки и пройтись по трассе.