Название: Эйфория
Автор: Jana_J
Рейтинг: NC-17
Таймлайн: 5 сезон
Пейринг: Дин/Сэм
Жанр: под кайфом и в смятении
В голове легко и пусто, словно ее продуло насквозь. Никаких сожалений, тяжелых воспоминаний, вины. Дин сидит, прислонившись спиной к мини-бару, не то в эйфории, не то в отключке. Он даже не может вспомнить, почему он на полу. Он слишком часто целуется с полом, куда его швыряет очередная нечисть, если что. Издержки профессии.
Сэм маячит где-то сверху, цветное пятно в черно-белом мире, и протягивает размытую руку. Предлагает встать? Еще чего. Счастливая бессмысленная улыбка на лице Дина делается еще шире, когда он со всей дури дергает за руку и царь горы валится на него со всей высоты своего роста. Это очень смешно и самую малость больно. Сэм дергается во все стороны сразу, пытаясь встать хотя бы на четвереньки, но у него ничего не получается, как будто он наклюкался или что. И Дин неожиданно вспоминает: или что. Они приехали в город по делу, опросили свидетелей, нашли монстра, убили монстра и где-то между последними двумя пунктами тварь успела накачать их своим ядом. Который оказался подозрительно похож на самый обычный синтетический наркотик типа молли. А как называлось это исчадие зла, у Дина напрочь улетучилось из головы, но похоже оно было на Николь Кидман, это точно. Что-то смутно припоминалось про ретриты, одурманивание людей и духовные практики. Гребаные ретриты со смузи.
В итоге они, видимо, как-то смогли добраться до мотеля, Дин потянулся за бутылочкой пива, а потом их решительно и бесповоротно накрыло. И сейчас они полностью беззащитны перед ангелами, демонами и горничными, потому что не повесили на дверь табличку «Не беспокоить». Никакого беспокойства, впрочем, по этому поводу Дин не ощущает, и судьба мира и даже Импалы его сейчас не волнует.
Сэм все еще продолжает барахтаться у него на коленях, как будто пытается удержаться на плаву, и Дин бездумно накрывает его кольцом своих рук, словно спасательным жилетом. Брат сразу успокаивается от прикосновения и замирает, опаляя горячим дыханием его шею. Дин дрейфует в своем сверкающем вакууме, когда вдруг по шее начинают ползти мурашки. Сэм начинает широко лизать языком возле горла, покусывать и целовать, и Дин, как всегда, слишком поздно вспоминает, что пьяного брата тянет на нежности. Но он не какая-нибудь демоническая шлюха Сэма, пытается возмутиться Дин и не может. Он не понимает, что происходит, и в то же время все он прекрасно понимает.
Просто у него начинает вставать, а у него уже давно не стоит, проверено стрип-клубами и разочарованными официантками. Поэтому Голод и не смог его ничем пронять. От всех этих дел с Люцифером и Михаилом нет никакого желания жрать и ебаться, потому что у него ощущение, что его и так ебут во все дыры. И Сэм тоже не добавлял ему радости и оптимизма, когда выяснилось, что он спутался с Руби во всех смыслах и всегда был готов сбежать от Дина хоть в Флагстафф, хоть в Стэнфорд. Дину даже начало казаться, что все, хватит, его чувства к Сэму выгорели дотла, что его наконец-то отпустило и он готов сам отпустить брата. Пусть катится куда хочет, будет легче им обоим.
Но мелкий захотел вернуться и сейчас как ни в чем не бывало трется ширинкой о его свежеприобретенный стояк. Сэм тяжелый, и жаркий, и такой охуенный, несмотря на то, что та еще предательская сучка. А он искренне считал, что даже Сэм ему больше не нужен, и черная дыра внутри него все росла и росла. Ну не мудозвон ли он.
Надо бы сказать что-то, но в голове все мешается. Есть же всякие такие встроенные по умолчанию предохранители против инцеста. Но предохранители молчат, потому что их расплавило наркотой или опасной близостью Сэма. А может быть, давно-давно полетели эти предохранители. Еще до Стэнфорда, еще до всего. Как будто все это уже было или втайне хотелось, чтобы было. А может, этого уже давно не было из-за Ада, недоверия и обид. Страшно вспомнить… или не вспомнить, вместо этого он отдается ощущениям. Внутри блаженно пусто, без запретов и табу. Да и хрен Сэму что-то запретишь, это он уже давно выяснил опытным путем. Он назло ему возьмет и сделает, что считает нужным. Его братишка из тех, кому потом проще извиниться, чем просить разрешения. А Дин? Дин в итоге всегда прощает, всегда оправдывает его.
Красные обои оживают, как и его член в штанах, пальцы Сэма цепко смыкаются на его затылке, их губы и языки сталкиваются так тягуче, так сильно. Но что-то во всем этом не так, и Дин спихивает брата с себя. Сэм приваливается к нему сбоку, кладет голову ему на плечо, будто большая подстреленная птица. Их позвоночники упираются в холодильник, сзади холодно и жестко, а спереди все горит огнем, и Дин на виду у брата неосознанно трогает себя через джинсы.
Тут у Сэма начинается фаза три, и уже не отвертеться: он начинает распускать руки, забирается ладонями под рубашку, прокладывает себе дорожку вниз по животу.
В ушах стоит умоляющий шепот:
«Дин. Позволь мне тебе помочь, Дин».
То ли брат правда это сказал, то ли это очередной глюк. Сэм протягивает ему руку помощи, стена понимающе ухмыляется, и он закрывает глаза. Слышит звяканье пряжки ремня, вжик молнии, шлепок резинки боксеров, это чересчур громко и запредельно близко, чувствует горячие влажные пальцы Сэма на своем члене. Между ними больше нет ткани, нет преград, нет прошлого. Только весьма галлюциногенное настоящее. Брат сорвано, неровно дышит ему в шею, а его правая рука двигается по стволу ритмично, и Дина кроет от этого несоответствия. Сэм дрочит так старательно, как себе, твердыми быстрыми движениями, то накрывая головку капюшоном, то оттягивая его. Его Сэмми, все еще его, и Дина уносит облегчением и оргазмом.
«Хороший, плохой, мой», – вспыхивает у него внутри и сгорает, как обои на стенах.
Когда Дин открывает глаза, Сэм в эйфории слизывает со своих пальцев его сперму и плачет блестками искупления.
А может, Дину все это привиделось. Гребаные ретриты со смузи.