Название: Pretenders/Притворщики
Рейтинг: R
Пейринг: срочно в номер: они меняются
Таймлайн: 6 сезон
Жанр: восстановление исторического полотна
Дисклеймер: все те же плюс, не смеяться, "Снег" Ирины Билык
От автора: для любителей матчасти: кадык вырвать сложно, но можно. Я узнавала.)
читать фик
Кому как Герда и Кай,
Кому как Бонни и Клайд.
«Сегодня ночью» — Герда, икай!
Lie awake in bed at night
And think about your life
Do you want to be different?
30 seconds to Mars — A Beautiful Lie
...
Дину снится Сэм, Люцифер, проклятия и полости полок.
Сэму ничего не снится.
То, с чего все начинается — Сэм. Это верно для пожаров, проблем, снов и Дина. Бывают дни особенно плохие, а бывают просто плохие, что терпимо. Дин целует Лизу сухими губами, завтракает с Беном и идет забивать гвозди в крышку собственного гроба. У него есть американская мечта, запасной молоток в гараже и приятель, с которым можно пропустить по субботам стаканчик. У Дина есть постоянная работа и постоянная женщина.
Так можно жить очень долго, до следующей бейсбольной игры и сезонного обновления забора. Так жить нельзя. Потому что Сэм снится ему каждую ночь, а когда не снится, то Дин выпивает два галлона виски в день вместо обычных полутора. Больше всего он боится забыть его. Это не то же самое, что забыть заказать закачанные гелием воздушные шары ко Дню Рождению Бена, который они второй раз отметили вместе.
Однажды за ним придут, топча зеленый газон, который Дин любит стричь, и отнимут все, что можно отнять. Дин не обманывается по этому поводу и проверяет каждый вечер закрепленные солью, будто монтажной пеной, окна. Ворс ковра уже не колет с непривычки босые ноги. Под кроватью у него пистолет, и Дин по инерции охотника тянет руку вниз, когда обнимает другой рукой Лизу за плечо.
Все его личные вещи спустя год по-прежнему помещаются в большую холщовую сумку. Так, чтобы однажды утром можно было взять ее и уйти. Дин не собирается уходить. Он перестал искать Сэма и пить больше, чем требуется. Он, выпрямившись, сидит на стуле и просматривает счета, которые оплачивает честным трудом строителя. Счета и каталоги мебели, одежды, мелочей для дома, присланные по почте — классический признак жанра. Возможно, поэтому Дин так хочет найти какое-нибудь дело по старой части. Просто чтобы вспомнить, кто он. Он слишком медленно открывает теперь глаза. Слишком долго переводит взгляд и дыхание.
Сэм однажды попросил его:
— Я хочу назад своего старшего брата.
А он просил, чтобы ему вернули назад младшего брата. Выжимал из километров штаты. Искал, молил и угрожал. Он ходил, не вытирая ног, по листам, вырванным из старинных книг, и адамовым яблокам, вырванным из горла демонов. О, он очень хотел вернуть Сэма, хотя тот просил его не об этом. Приди и останови меня, Сэмми. Но в итоге возвращался с пустыми руками в Индиану и долго мыл их в ванной от крови и сомнений.
Лиза ставит на стол свежий яблочный сок вместо апельсинового. Это значит — уже сентябрь. Сегодня утром почтальон дружелюбно похлопал Дина по плечу.
Дин взбалтывает жидкость в стакане и следит, как пектиновые частички кружат и оседают на дно. Если дышать осторожно, то все кажется почти нормальным, почти его. Он делает прозрачный глоток и идет заводить пикап. По пути ему встречаются глубокие царапины от когтей на столбах и исподволь желтеющих деревьях, а через несколько часов Сэм вонзает иглу одноразового шприца ему в сердце. Это действует. Дин снова чувствует себя живым, хотя вначале ему кажется наоборот.
Все переворачивается с ног на голову, выныривает из полумрака и прячется в нем, печет в горле, но вот картинки перестают мельтешить перед расширенными глазами. Желтая, как глаза Азазеля, кожура яблок, окисляющихся по срезу. Игла шприца, с кончика которой срывается с оглушительным треском капля. Выстиранные простыни с зияющими дырами, колыхающиеся при полном безветрии. Руки Сэма, сцепленные на коленях… Не сводя глаз с его переплетенных пальцев, Дин приподнимается с древней кушетки, придерживая рукой уколотое сердце. Сэм не может быть в Раю, иначе Дин давно бы нашел способ туда попасть. Достаточно позволить убить себя. Значит, сам Дин попал в Ад, так похожий на Рай с облезлыми стенами и слоем мусора на полу.
Сэм встает с противоположной кровати, упираясь ладонями в колени, и бесстрастно наблюдает за ним. Он ждет чего-то.
Он говорит:
— Привет, Дин.
Он говорит:
— Ты был отравлен джиннами, но теперь все по-настоящему.
Он режет себя серебряным кинжалом и говорит:
— Это я. Я — настоящий.
Он совсем не изменился на первый взгляд. На второй — у него острее линия губ и век. Дин не может понять выражения его потемневших в приближающихся сумерках глаз, а потому медленно подходит на шаг ближе, рассеивая тьму. Почему-то он верит сразу и быстро, еще до того, как Сэм делает глоток святой воды из бутыли. Он верит, потому что хочет верить. Сэм вернулся, и Дин обнимает его. Их руки одновременно ложатся на спины друг друга с хлопком, и Дин облегченно выдыхает. Когда он отстраняется, его кровь насыщена кислородом и вопросами.
Он спрашивает:
— Как ты вернулся?
Он спрашивает:
— Ты забыл, как писать письма и сообщения? Звонить? Заказывать песни по радио и самолетные надписи по небу?
Он спрашивает:
— Какого черта, Сэм? Год? Тебе настолько на меня наплевать?
Он перестает спрашивать и отворачивается. Опускает взгляд на неровный пол, перебитый, как нос. Ему надо подумать. Вспомнить. Осознать. Забыть. Когда он снова поворачивается к Сэму, у того на губах все та же мягкая улыбка. Он бьет с размаху по этой улыбке кулаком (как ты мог??? бросить меня снова??? после всего???), и Сэм падает. Дин хватает его за воротник рубашки и смотрит, как веки Сэма вздрагивают, открываясь. Его глаза спокойны, только зрачки рассыпались от боли белыми точками.
Сэм объясняет:
— Я ожидал что-то вроде этого. Дин, если бы я появился тогда, ты бы все бросил и ушел со мной. Я не мог лишить тебя шанса на нормальную жизнь, о которой ты мечтал. И ты разбил мне губу, кстати.
Он собирается вытереть кровь со рта тыльной стороной ладони, но Дин перехватывает его руку. Пусть так, но Сэм тут. Он наклоняется, продолжая смотреть брату в глаза, и осторожно проводит языком по его верхней губе. У Сэма мягкая кровь, будто она смешалась с его улыбкой.
— Я так виноват, Сэмми. Я не вернул тебя…— шепчет Дин ему в губы. От близости, которой не было так давно, его кружит, как после карусели. Какая же Сэм отрава… Хуже, чем джинн, притворяющийся почтальоном. — Ты хочешь…?
— Дин, — строго говорит Сэм и с силой вжимается своим треснутым ртом в рот старшего брата. Поцелуй получается больной, и зубы Дина пачкаются кровью. Но ему все равно. Ширинка Сэма трется о его бедро. Сэм хочет.
— У нас есть время? — быстро спрашивает Дин, проклиная ремни, которые так неудобно расстегивать на чужих джинсах.
— Сколько угодно, если ты перестанешь заправлять рубашку в брюки, — пальцы Сэма уже споро вытаскивают его ремень из шлевок. Они отлично справляются не только с отмычками, веревками и тачподом, но и с Дином, безошибочно обхватывая и лаская его.
— Сэмми… — единственное, что может сказать Дин, заглушая колотящееся сердце.
Сэм требователен и напорист, он хочет много, Дин помнит это, но этот раз у них все сильнее, глубже, грубее. Без кожи. До костей. Ладонь Сэма на его груди твердая, и пальцы железной хваткой впиваются в запястье. Дина это распаляет, он толкается в Сэма еще дальше и резко прикусывает его плечо там, где заканчивается ключица, и брат довольно усмехается, за что Дин врезал бы ему еще раз. Вместо этого он заставляет его тянуться за своими губами. Будь послушным мальчиком, Сэмми, и получишь десерт.
Сэм оставляет следы на его теле, и Дин ему разрешает, не подумав, что скажет об этом Лиза, когда увидит. Когда случается Сэм, то все планеты Дина сходят с орбит.
Створки двери хлипко распахиваются, и Сэм оглядывается на Дина. Он знакомит его с Кэмпбеллами, с которыми охотился без брата. Среди них и их дед Сэмюэл Кэмпбелл.
— Это безумие, — продолжает вертеться в голове Дина.
Его мир треснул, как рот брата, в чем он убеждается еще раз, когда выставляет любопытных охотников из своего дома и прикасается губами к голой лопатке Сэма, прижав его к белизне холодильника.
— Они же могли заявиться в любую секунду. Отличная засада на джиннов, — вскользь замечает потом Сэм, сидя на столе под кухонными шкафчиками и закатывая рукав клетчатой рубашки.
— Одна из многих, — подсчитывает Дин все те засады в Импале, когда ночь, термос, бинокль и рука Сэма у него в джинсах, но у брата ничего не проносится в глазах скорым поездом воспоминаний.
— Все будет как раньше, — обещает Дин, но не верит сам себе. Как раньше с Сэмом, как раньше с Лизой?
Он не побежит за Сэмом, стоит тому лишь позвать, как ни в чем ни бывало заявившись сюда после всего. Хватит. У него есть и другие обязательства. У него есть и другие. И в Сэме проступает что-то такое, что его пугает. Инстинкт Дина вопит: «Не верь ему!» Дин старается не замечать, списывая странности своего брата на последствия Ада, тяжелую охоту без перерыва или его неудачного психоаналитика. Они провели вместе лишь пару часов, ему все показалось.
Все так, как прежде. Все не так. Какие-то мелочи и интонации. Ничего существенного. Дину дует в спину, когда он провожает брата. Он переступает через порог дома и смотрит, как Сэм садится в собственную машину. Все делится на «свое» и «чужое». Все делится на Дина и Сэма, а когда-то складывалось. Что-то в Дине рвется в тот миг, когда Сэм отъезжает по гравию с ухоженной дорожки. Ему бы побежать, окликнуть, остановить, не отпускать его вот так… Он остается стоять на месте, блеклые сиреневые цветы качаются на стебельках, хотя нет ветра. Совсем нет ветра.
...
Дину снятся ящики с медузами, Лиз, простуда и мечи.
Сэму ничего не снится.
Его не заботит ничего, кроме охоты. Эмоции не заслоняют ему горизонт, не ограничивают его возможности. Теперь он лучший охотник, чем когда-либо. Не рыцарь, но без страха и упрека. Он идет раньше там, где останавливался раньше. Притворяться оказалось легче, чем казалось. Он торжествовал бы, если мог. Соврать так легко. Все поверят, потому что живут так сами годами. Во лжи нет ничего необычного, кроме тех случаев, когда ее разоблачают.
Чтобы проявить сочувствие, достаточно лишь пододвинуть держатель для салфеток. Пока свидетельница, сидя в собственной гостиной, терзает сложенный благоухающий квадратик и промокает глаза, Сэм думает о способах, которыми люди выражают свои чувства. Овладеть этими способами ничего не стоит, настолько они условны и примитивны.
— Я сожалею, — приносит он свои соболезнования женщине в синем платье, и она благодарно кивает светлой головой, принимая все за чистую монету. Ее муж пущен на сосиски, и Сэм колеблется в диагнозе между сумасшедшим мясником, который обчитался Диккенса, или Гренделем, подсевшим на консерванты.
«Я люблю тебя», «Я скучал по тебе», «Не оставляй меня», «Я поддержу тебя», «Я тебе позвоню» — стандартный набор фраз, озвучивающих любовь и привязанность.
Сэм вертит стойку с открытками в маленьком книжном магазине на углу Оливия-авеню и Хилл-стрит в Энн-Арбор, штат Мичиган. Все чувства на любые случаи жизни. День Рождения, крещение, свадьбу лучшей подруги и Рождество. Яркие пожелания, которые скажут все за дарителя. Покупные слова.
Он никогда не говорил Дину таких слов, потому что им не нужна была эта шелуха. Сэму ни к чему футболка с принтом I love NY, I love London или I love Dean. Они одновременно поворачиваются друг к другу, как по команде, и это все. Сэм не покупает кружки с надписями «Лучшему дедушке на свете» или «Лучшему брату в мире».
Охотник сжигает книги из архива, упокаивая призраков супругов Профферов, основавших сорок лет назад русское издательство «Ардис Паблишинг». В 2002 году оно было продано «Overlook Press» и быстро забыто. Тогда же начинаются смерти сотрудников нью-йоркского издательства, принявшего решение не выпускать больше книг на русском языке. Художественная литература и кино с их возвышенными, трепетными отношениями, думает Сэм. Воздух подсинивается ароматом лаванды, и пламя горит ровно, хорошо, обугливая листы и выдуманные чем-то чувства, о которых мечтают многие. Глупости. Карл и Эллендея сгорают, держась за руки.
Сэм звонит Дину с младенцем на руках, подцепленным в очередном деле, и говорит:
— Ты нужен мне.
И это чистая правда. Сэм не может справиться с этим сам.
Дин упирается, как может, но через несколько часов, еще до рассвета, выходит из своего нелепого пикапа. Сэм ждет его на капоте своей машины и размышляет о том, как Дин прощается с Лизой. «Я позвоню тебе». Ему безразлично, но все же. Свет фар пробивается через его колени. Сэму никогда не скучно ждать Дина, если он соизволит заявиться, конечно. Это что-то такое, что осталось в нем от прежнего Сэма, и это никак не удается вытравить. Охотник начинает забывать, как называются оттенки чувств. Он уже не отличает гнева от ярости, апатии от меланхолии. В мусорном ведре его номера лежит скомканный номер телефона проститутки. Он снял ее, чтоб скоротать ночь, пока не приехал Дин. Платить Дину за секс тоже было бы гораздо практичнее, никаких душещипательных разговоров и усилий, чтобы изображать участие, но брат вряд ли оценит эту идею по достоинству. Чувства мешают мыслить здраво.
Они все еще одновременно поворачиваются, но уже не чувствуют друг друга. Снова работать с братом — это как вспомнить всю песню, как только услышишь первый аккорд. Условный рефлекс. Но Сэм помнит только текст, не мелодию. Deep In The Hole, АС/DC. Невыносимые АС/DC. Сэм надеется (кажется, это называется надеждой, нет?), что поймает в Дине свое отражение. Он не видит сам себя. Не видит разницы. Кто он?
— Давай бросим все и махнем в Диснейленд. Гигантские Микки-Маусы, а, Сэмми? Накупим леденцов в форме ушей, — предлагает Дин, будто ему нечем заняться. Он какой-то лихорадочный в последнее время, к чему бы это?
— Я нашел новое дело. И ты все равно звучишь как Дональд Дак, не надо даже никуда ехать, — отказывается Сэм.
Дети заполняют цветом пустые контуры раскрасок. Сэм тоже — незаконченный рисунок, но у Дина нет ни фломастеров, ни карандашей, чтобы привести его в порядок. Он рисует языком прозрачные полосы на его твердом животе. Линии удовольствия быстро стираются, они остаются один на один, и Сэм замечает, что Дин тоже притворяется, держит что-то в уме. Он спрашивает его об Аде, он спрашивает, в порядке ли Сэм, спрашивает о его прошлом и даже об их настоящем. Но никогда — о будущем, потому что не видел его ни тогда, ни сейчас.
— Хороший вопрос, — роняет Сэм, которому нечего на это сказать.
Для него не имеет значения, говорить правду или ложь. Он мог бы сказать правду о том, что его не волнуют страдания детей, которые закладывают свои души ангелам вместо того, что раскрашивать супергероев. Или признаться, что его вообще ничего не волнует. Но почему-то ему важно, чтобы Дин не узнал этого. Лучше, когда его брат рядом, чтобы удержать Сэма в отпечатанных на белой бумаге контурах, не дать ему выйти за их пределы. Он будет с Дином до тех пор, пока это будет возможно. Все равно в телевизионной программе нет ничего интересного.
Дин показывает ему небо и города, тормозит на обочине. Они снова ездят в Импале, потому что машина Сэма не подлежит восстановлению.
Он спрашивает:
— Ты видишь?
Он спрашивает:
— Ты помнишь?
Но самые лучшие, открыточные виды природы не задевают его за живое. Сэм качает головой, потому что нет, не помнит. Лицо Дина тускнеет. Он все чаще умолкает и вытаскивает очередную бутылку пива, не предлагая ему. После дня по моргам и местам преступлений Дин нежно целует его в сгиб локтя на внутренней стороне руки и засыпает головой на этом сгибе. Сэм предпочел бы старый добрый секс до изнеможения. Ночами он действительно старается вспомнить, но ничего не получается. Рука затекает, и он вытаскивает ее из-под щеки Дина и перебирается на свою кровать, потому что брат раскидывает во сне руки и ноги, занимая все место. Он помнит, что было холодно и мокро, он поднялся с чахлой травы и долго шел по полю, увязая в размокшей земле, будто она снова хотела забрать его, пока не вышел на шоссе. Он помнит, как он безрезультатно звал Каса, как не постучался в дом, где приютили Дина, как его нашел Сэмюэл и как его выругал Бобби, когда вновь увидел. Помнит охоты одна за другой и упражнения на весу. Помнит, что снял с Дина куртку, чтобы удобнее было дотащить его до машины из гаража, и то, что Дин сделал первый шаг к нему с левой ноги. О временах до Ада в нем сохранились обрывочные сведения. События, ничем не окрашенные. Прополощенные детали. В тот день, когда Дина разорвали Адские псы, за дворники Импалы прикрепили штраф за неправильную парковку. Он помнит дни недели, пластиковые меню и пластиковые столики, прачечные и кладбища, отдельные реплики. Ничего кроме.
В бежевой пластиковой папке всего несколько листов, и он перебирает их пальцами по одному, задавая свой вопрос. Сэм спрашивает только о Лизе. Потому что Лизе не место между ними. Ему недостаточно, чтобы она просто отпускала Дина на охоты и ждала его обратно, как ждет он, Сэм. Нет, Дин должен понять, как поняла она, войдя после них в кухню, где висели семейные фотографии, что все кончено. Семья культивируется как источник доверия. Надежность. Дин никогда не рассказывал Лизе, что было между ним и братом, это не тема для тихого ужина, но Сэм бы не удивился (удивление — это когда не ожидаешь, верно? Сэм ожидал), если бы она догадалась, насколько противоестественна их связь. Дин выбирал глупых девушек, но оставался больше, чем на неделю, лишь с умными. В файле нет важных документов, и охотник оставляет папку в покое.
Квартиры и дома многое говорят об их владельцах. Сэм бывал в них по работе сотни раз, и всегда под кроватями находилась либо пыль, либо заботливо обитая тканью с цветочным рисунком коробка с постыдными секретами. Все эти комнаты приличны до тех пор, пока не откроешь шкаф и не покопаешься внутри. Сэм научился быстро осматриваться и находить спрятанное. Дин прятал клюшки для гольфа, и это было попросту смешно. В привычном значении этого слова.
Приподнятые брови означают удивление, а опущенные уголки рта — грусть. Элементарно, как смайлик. Но вскоре он сталкивается с проблемой: не все возможно подделать. Сэм внимательно слушает и наблюдает, заносит в записную книжку в черной обложке имена и обстоятельства, не вмешиваясь в развитие событий, потому что они почти всегда оборачиваются удачно для его планов. И еще потому, что он не знает, как реагировать правильно.
— Разрубить его пополам мачете не получится, — прикидывает Сэм возможности уничтожения наснаса, который теоретически должен обитать лишь в Йемене, Хадрамауте и бестиарии Борхеса.
В последнее время монстры стремительно мигрируют из привычного ареала и адаптируются к новой окружающей среде. Собираются в армии. Одинокий наснас похож на половину человека — у него половина головы, половина туловища, одна рука, одна нога. Он поселился в лабиринте на кукурузном поле в Анвилле, Пенсильвания и ловит туристов, которым некуда бежать. Лабиринт имеет форму стегозавра и когда-то был сделан для Красного креста. Монстр в монстре.
Дин звонит Бобби, и тот предлагает отрубить чудовищу руку и ногу. Наснасы и так остро переживают свою неполноценность. Их наснас обрывает в сумерках бледную пелену листьев с початков единственной рукой и выглядит немного печальным.
— Ну что ж, давай поиграем в «Монти-Пайтон и Поиски святого Грааля», — говорит Дин, приближаясь к монстру. — Рыцарем будешь ты.
Крови выходит много, она пульсирует на их руки до закатанных повыше рубашек и брызжет на обнаженные кукурузные початки, делая их похожими на внутренности граната с красно-розовыми зернами внутри.
С волос Сэма капает кровь. Он думает, что чем-то похож на наснаса. От него отхвачена половина, хотя с точки зрения физиологии он чувствует себя отлично. Обратно они выбираются с помощью GPS на телефоне.
— Ненавижу лабиринты, — ворчит Дин.
Ему не по себе.
Он знает, что Сэм что-то скрывает, бросая молчание в багажник, как свою амуницию. Ложь — это умалчиваемая правда. Для достижения цели хороши любые средства, но Дину не нравятся принципы иезуитов. А зря. Все просто. Если ему говорят, то он делает. Если Сэму нужно добыть информацию или завершить начатое, он не остановится ни перед чем. Когда он спрашивает, то намерен получить полный ответ. Дин же позволяет себе недопустимые слабости. На него что-то находит и, затеяв очередной разговор в мотеле, на протяжении которого Сэм все отрицает, он плачет у него на груди после примирения. Ухо над ровным сердцебиением. Горячие дорожки слез обрываются на обнаженной коже Сэма, не знающего, как реагировать.
Утешая, он кладет руку на плечо Дина (еще один жест сочувствия) и повторяет, пока слова не теряют даже видимость значения:
— Все хорошо, Дин. Все хорошо.
Его брат ничего не отвечает, потом уходит в ванную и возвращается уже в свою неразобранную постель, поворачиваясь к нему спиной.
Сэм так и не понял, почему Дин плакал.
...
Дину снится молотое молоко, шотландские пабы и темные ладони.
Сэму ничего не снится.
Обыкновенно Сэм не позволял себе чувства на людях. Когда Дин прижимал его к непонятного цвета стене за парковкой, поближе к решетке, у Сэма сбивалось дыхание и он слабо отбивался от держащих его рук:
— Нас могут увидеть. Отпусти меня. Только не тут, Дин.
Дин не отпускал, ему нравилось смятение брата, нервно закусывающего верхнюю губу, и Сэм обреченно закрывал глаза, подставляя ему шею с родинкой у ключицы.
Теперь Сэм сам берет его в двух шагах от оживленной улицы у мотеля Super 8, Аннаполис, штат Мэриленд. И мнение окружающих его не интересует. Между ними больше нет натянутой связи, словно он ему не родной ни разу. У Сэма больше нет запаха, вкуса и сожалений, у него такая чистая кожа без единых угрызений совести. Чистая кожа, грязный секс. Действительно супер.
Позднее, спускаясь с крыльца и оглядываясь на очередную выбитую братом дверь очевидца, Дин признается себе, что ничего не в состоянии сделать. Сэм действительно изменился не к лучшему. Дин перепробовал все, но ничего не получается. Его младшего брата здесь нет.
Если бы все зависело только от него… Он делал все, чтобы растопить отчуждение. Ты только скажи, Сэмми, я все пойму. Он даже плакал от бессилия, чего никогда не повторится. Но Сэм не поддается, закрывается, отгораживается сквозной анфиладой побеленных оконных рам. В них появляются и исчезают искажающие помехи, как в телевизоре. Сэма выдает что-то заученное, механическое.
Для него ничего не стоит допустить то, чего нельзя допускать. Он врет, и Дин не верит ему ни на грош. Он старается все объяснить, найти причины. Он решает, что рядом с ним кто угодно, но не Сэм.
Это не Сэм.
Это единственный выход. Позвонить Бобби, позвать Каса, начать расследование. Пора перестать вздрагивать, когда Сэм незаметно появляется перед ним, вырастая из-под земли. Дин не прикасается к Сэму с тех пор, как позволил ему увидеть свои слезы. Его колотит, когда Сэм слишком близко, точно он ожидает нападения и предательства. Он отодвигается, когда младший брат меняет радиостанцию. Сэм делает вид, что не замечает.
В Аннандейле, штат Вирджиния, называющий себя Сэмом поднимает жалюзи и сообщает, что закончились соль, спички и крем для бритья. Свет больше не бьет Дину в глаза.
Девушка за кассой слишком медленно обрабатывает штрих-коды сканером и Сэм высказывает ей все, что думает о ее работе. Кассирша в красной униформе за спиной девушки хмурится, но не встревает, потому что покупатель всегда прав. Девушка безуспешно, потому что у нее дрожат ненакрашенные губы, пытается улыбнуться и неумело пробивает им чек. Сэм ловит неодобрительный взгляд Дина, но это его ничуть не тревожит.
На улице, минуя Jerry's Subs & Pizza, Дин говорит:
— Чувак, без обид, но слишком уж ты накинулся на нее. Она всего лишь стажер, и возможно, это был ее первый рабочий день, который ты так замечательно испортил.
— Она плохо справлялась со своими обязанностями, — отмахивается брат и заводит разговор о Альфе вампиров. Никак не угомонится. Сэм не просто жесткий, он жестокий. Это не Сэм.
Это не Сэм.
Разумное предположение. Сэм не позволил бы сделать собственного брата вампиром не далее как вчера вечером.
Перед тем, как спросить Сэма, почему он стоял там и смотрел, Дин сомневается.
Понимание складывалось медленно и постепенно, от параноидальности до заключения.
Он сохранял видимость, что все в порядке.
Он обманывал сам себя.
Сейчас все прояснится, и тогда не будет пути назад. Вслед за облегчением приходит глухая, как Сэм, ярость, когда оказывается, что Сэм врал ему даже тогда, когда нельзя было соврать перед лицом богиней Правды. Все хуже, чем предполагал Дин. Не Люцифер, не оборотень и не охотник, как Дин, с обагренными руками, правая в чужой, левая в своей крови. Это всего лишь Сэм и никто другой. Уже не человек.
— Я ничего не чувствую, — говорит ему Сэм, показывая пустые руки. — Я думаю, мне нужна помощь.
Стеклянная полочка в ванной богини Веритас звякает, когда Дин аккуратно кладет на нее прозекторский инструмент, которым собирался защищаться от Сэма, кто он там или что он там.
Дин отворачивается, чтобы сохранить свое лицо, не дать Сэму увидеть свое падение. Все это было уже столько раз, что даже не смешно. На заре времен под ногами были океаны, а теперь под подошвами ботинок исходит трещинами сухая земля, потому что вода отступила, откинулась от края, как одеяло, просочилась вниз. Они идут по бесплодной пустыне, миражируя крошечные города в дюнах, где в придорожных барах из кактусов делают не текилу, а почему-то виски, который так любит Дин. Они скитаются по обману, забывая обо всем. Но Дин не теряет пожирающие его изнутри боль, злость, вину и ярость, потому что они делают его живым, а не тем, в кого сейчас превратился Сэм. И пришло время вернуть их Сэму назад, он наверняка скучал по ним. Хотя нет, он же не может скучать, любить, заботиться. Дин отрицает отрицание Сэма. Он снова разворачивается и бьет, как тогда, но только взвешенно и в висок. Брат валится на пол. Все прошлые удары и настоящие сливаются в один. Это повторяется снова и снова. Последнее, что чувствует Сэм, прежде чем потерять сознание — боль. Ты знаешь, что такое боль, Сэм? Она бывает не только физической. Если ты забыл это, то ты мертв.
— У него нет души, — говорит Кас, и это похоже на план действий.
Дин не может рассчитывать на Сэма, и это не новость. Дин проглядел Сэма, и это не новость тоже. То, что делало Сэма ЕГО Сэмом, было душой, поэтому Дин не узнает своего брата в этом бездушном типе. Равновесия и партнерства не получается никак.
Дин спрашивает:
— Где ты был?
Сэм отвечает:
— За твоей спиной.
Дин спрашивает, Сэм отвечает, и только так. Никаких неясностей. Он снова будет вести его за руку по узкой доске с акулами впереди и пиратами позади и надеяться, что Сэму не взбредет в голову скормить его белым хищницам. Сэм использовал его все это время, ставя свои жуткие опыты и держа за спиной скрещенные пальцы, а Дин позволял себя одурачить. Для Дина брат был всем, а для Сэма он ничего не значил. Доска упруго пружинит под их ногами. У Сэма завязаны глаза, он не ориентируется, и Дин ведет их обоих.
Их собственный аттракцион в Диснейленде. Права на экранизацию выкуплены Кроули.
Вампир Борис говорил ему, что все его усилия — впустую. Сэмюэл говорил, что он сорвется рано или поздно.
Дин говорил:
—Если хочешь идти — иди.
Дин говорил:
— Если хочешь забыть — забудь.
Только тогда уже не возвращайся. Это твой выбор. Сэм возвращается, отвергнутый Сэмюэлом, не нужный в этом мире никому, кроме Дина, без души и чувств, неверный и ненадежный, идеальный бионический материал.
Сэм стремится воссоздать впечатление обычности. Он считает, что его ложь была даже в чем-то виртуозной, но Дин не играет более в эти игры, и так еще проще. Сэм отбрасывает маску человечности, перестает вежливо стучаться в дверь ванной.
Он перестает оправдываться и сознается. Он только не может понять, почему не сделал этого раньше. Ему же наплевать на условности людей и самих людей. Ему не страшно потерять Дина, потому что он не ведает страха. Он не понимает, что значит: потерять. Дин прищуривает глаза и не имеет намерений уйти. Ему была нужна правда, и он ее получил. Пожалуй, это к лучшему.
Пасмурно, и дождь нехотя срывается вниз сигналами азбуки Морзе.
Садясь в Импалу, на черной поверхности которой выступают капли, делая ее похожей на испещренный мрамор, Сэм задерживает руку на выступе с внутренней стороны дверцы.
Он говорит:
— Я действительно хочу вернуть все, как было. Вернуть того Сэма.
Он опускает и поднимает глаза. Он способен переехать бездомную кошку и дразнить больных лейкемией после химиотерапии, демонстративно поправляя волосы в их присутствии. У него нет такта и он не слышит такты музыки.
Дин задумчиво, оценивающе на него смотрит. Когда-то его брат хотел стать неуязвимым и, похоже, добился своего, вот только теперь его это не радует. Его вообще больше ничего не радует и не трогает. Дин все еще физически не выносит, когда Сэм к нему притрагивается. Он не может находиться рядом с таким Сэмом, потому что в нем временами проскальзывает что-то прежнее, и это страшно. Он не может находиться рядом с таким Сэмом, потому что он ненастоящий.
Он чувствует, что готов удушить его ночью своим ремнем или вытолкнуть из Импалы на полном ходу. Каждый раз, когда тело и мозги Сэма делают что-то не так, у Дина заходится сердце. Снова, снова и снова. Белый шум, возникающий в пустых рамах, за которыми стоит Сэм, едва просматриваясь. Дин Винчестер не церемонится в выражениях и поступках по отношению к андроиду на пассажирском сиденье, но осознает в глубине души: он не бросит Сэма даже таким. Пусть бывают моменты, когда кажется, что все потеряно и нет смысла продолжать. Он чувствует…. за них двоих. Он вернет своего Сэма, чему бы ему не стоило. Пусть надо будет работать на Кроули или выучить португальский.
Быть человеком тяжело, потому что каждую секунду тебе приходится делать выбор. Звонить или нет Лизе. Сэм или не Сэм. Он или люди. Он не смог бы ничего сделать, если бы Сэм не решил бороться за себя. Сэм тоже делает выбор. Впервые за долгое время им нужно одно и то же.
Обернувшись, Дин дает задний ход. Скаты пианино, стоящего за колючей проволокой, затихают. Возможно, Дин рвется так потому, что застрял вместе с Сэмом на очередном постоялом дворе навсегда, хочет он того или нет. Он устал и еще не решил, доверит ли ему вести машину. Во всяком случае, он будет терпелив.
От смертельной пули, серебряно всаженной в оборотня, над раной поднимается пар, будто выходит душа, отправляясь в Чистилище.
У них одинаковые синие костюмы. Галстуки в синюю и красную полоску, которыми они меняются.
— Холт и Уилсон, ФБР, — говорит Дин и показывает фальшивое удостоверение.
...
Дину снятся караваны, бездны, виндзорские узлы и Сэм.
Сэму ничего не снится., потому что он не спит с тех пор, как вернулся из Ада.
Рейтинг: R
Пейринг: срочно в номер: они меняются
Таймлайн: 6 сезон
Жанр: восстановление исторического полотна
Дисклеймер: все те же плюс, не смеяться, "Снег" Ирины Билык
От автора: для любителей матчасти: кадык вырвать сложно, но можно. Я узнавала.)
читать фик
Кому как Герда и Кай,
Кому как Бонни и Клайд.
«Сегодня ночью» — Герда, икай!
Lie awake in bed at night
And think about your life
Do you want to be different?
30 seconds to Mars — A Beautiful Lie
...
Дину снится Сэм, Люцифер, проклятия и полости полок.
Сэму ничего не снится.
То, с чего все начинается — Сэм. Это верно для пожаров, проблем, снов и Дина. Бывают дни особенно плохие, а бывают просто плохие, что терпимо. Дин целует Лизу сухими губами, завтракает с Беном и идет забивать гвозди в крышку собственного гроба. У него есть американская мечта, запасной молоток в гараже и приятель, с которым можно пропустить по субботам стаканчик. У Дина есть постоянная работа и постоянная женщина.
Так можно жить очень долго, до следующей бейсбольной игры и сезонного обновления забора. Так жить нельзя. Потому что Сэм снится ему каждую ночь, а когда не снится, то Дин выпивает два галлона виски в день вместо обычных полутора. Больше всего он боится забыть его. Это не то же самое, что забыть заказать закачанные гелием воздушные шары ко Дню Рождению Бена, который они второй раз отметили вместе.
Однажды за ним придут, топча зеленый газон, который Дин любит стричь, и отнимут все, что можно отнять. Дин не обманывается по этому поводу и проверяет каждый вечер закрепленные солью, будто монтажной пеной, окна. Ворс ковра уже не колет с непривычки босые ноги. Под кроватью у него пистолет, и Дин по инерции охотника тянет руку вниз, когда обнимает другой рукой Лизу за плечо.
Все его личные вещи спустя год по-прежнему помещаются в большую холщовую сумку. Так, чтобы однажды утром можно было взять ее и уйти. Дин не собирается уходить. Он перестал искать Сэма и пить больше, чем требуется. Он, выпрямившись, сидит на стуле и просматривает счета, которые оплачивает честным трудом строителя. Счета и каталоги мебели, одежды, мелочей для дома, присланные по почте — классический признак жанра. Возможно, поэтому Дин так хочет найти какое-нибудь дело по старой части. Просто чтобы вспомнить, кто он. Он слишком медленно открывает теперь глаза. Слишком долго переводит взгляд и дыхание.
Сэм однажды попросил его:
— Я хочу назад своего старшего брата.
А он просил, чтобы ему вернули назад младшего брата. Выжимал из километров штаты. Искал, молил и угрожал. Он ходил, не вытирая ног, по листам, вырванным из старинных книг, и адамовым яблокам, вырванным из горла демонов. О, он очень хотел вернуть Сэма, хотя тот просил его не об этом. Приди и останови меня, Сэмми. Но в итоге возвращался с пустыми руками в Индиану и долго мыл их в ванной от крови и сомнений.
Лиза ставит на стол свежий яблочный сок вместо апельсинового. Это значит — уже сентябрь. Сегодня утром почтальон дружелюбно похлопал Дина по плечу.
Дин взбалтывает жидкость в стакане и следит, как пектиновые частички кружат и оседают на дно. Если дышать осторожно, то все кажется почти нормальным, почти его. Он делает прозрачный глоток и идет заводить пикап. По пути ему встречаются глубокие царапины от когтей на столбах и исподволь желтеющих деревьях, а через несколько часов Сэм вонзает иглу одноразового шприца ему в сердце. Это действует. Дин снова чувствует себя живым, хотя вначале ему кажется наоборот.
Все переворачивается с ног на голову, выныривает из полумрака и прячется в нем, печет в горле, но вот картинки перестают мельтешить перед расширенными глазами. Желтая, как глаза Азазеля, кожура яблок, окисляющихся по срезу. Игла шприца, с кончика которой срывается с оглушительным треском капля. Выстиранные простыни с зияющими дырами, колыхающиеся при полном безветрии. Руки Сэма, сцепленные на коленях… Не сводя глаз с его переплетенных пальцев, Дин приподнимается с древней кушетки, придерживая рукой уколотое сердце. Сэм не может быть в Раю, иначе Дин давно бы нашел способ туда попасть. Достаточно позволить убить себя. Значит, сам Дин попал в Ад, так похожий на Рай с облезлыми стенами и слоем мусора на полу.
Сэм встает с противоположной кровати, упираясь ладонями в колени, и бесстрастно наблюдает за ним. Он ждет чего-то.
Он говорит:
— Привет, Дин.
Он говорит:
— Ты был отравлен джиннами, но теперь все по-настоящему.
Он режет себя серебряным кинжалом и говорит:
— Это я. Я — настоящий.
Он совсем не изменился на первый взгляд. На второй — у него острее линия губ и век. Дин не может понять выражения его потемневших в приближающихся сумерках глаз, а потому медленно подходит на шаг ближе, рассеивая тьму. Почему-то он верит сразу и быстро, еще до того, как Сэм делает глоток святой воды из бутыли. Он верит, потому что хочет верить. Сэм вернулся, и Дин обнимает его. Их руки одновременно ложатся на спины друг друга с хлопком, и Дин облегченно выдыхает. Когда он отстраняется, его кровь насыщена кислородом и вопросами.
Он спрашивает:
— Как ты вернулся?
Он спрашивает:
— Ты забыл, как писать письма и сообщения? Звонить? Заказывать песни по радио и самолетные надписи по небу?
Он спрашивает:
— Какого черта, Сэм? Год? Тебе настолько на меня наплевать?
Он перестает спрашивать и отворачивается. Опускает взгляд на неровный пол, перебитый, как нос. Ему надо подумать. Вспомнить. Осознать. Забыть. Когда он снова поворачивается к Сэму, у того на губах все та же мягкая улыбка. Он бьет с размаху по этой улыбке кулаком (как ты мог??? бросить меня снова??? после всего???), и Сэм падает. Дин хватает его за воротник рубашки и смотрит, как веки Сэма вздрагивают, открываясь. Его глаза спокойны, только зрачки рассыпались от боли белыми точками.
Сэм объясняет:
— Я ожидал что-то вроде этого. Дин, если бы я появился тогда, ты бы все бросил и ушел со мной. Я не мог лишить тебя шанса на нормальную жизнь, о которой ты мечтал. И ты разбил мне губу, кстати.
Он собирается вытереть кровь со рта тыльной стороной ладони, но Дин перехватывает его руку. Пусть так, но Сэм тут. Он наклоняется, продолжая смотреть брату в глаза, и осторожно проводит языком по его верхней губе. У Сэма мягкая кровь, будто она смешалась с его улыбкой.
— Я так виноват, Сэмми. Я не вернул тебя…— шепчет Дин ему в губы. От близости, которой не было так давно, его кружит, как после карусели. Какая же Сэм отрава… Хуже, чем джинн, притворяющийся почтальоном. — Ты хочешь…?
— Дин, — строго говорит Сэм и с силой вжимается своим треснутым ртом в рот старшего брата. Поцелуй получается больной, и зубы Дина пачкаются кровью. Но ему все равно. Ширинка Сэма трется о его бедро. Сэм хочет.
— У нас есть время? — быстро спрашивает Дин, проклиная ремни, которые так неудобно расстегивать на чужих джинсах.
— Сколько угодно, если ты перестанешь заправлять рубашку в брюки, — пальцы Сэма уже споро вытаскивают его ремень из шлевок. Они отлично справляются не только с отмычками, веревками и тачподом, но и с Дином, безошибочно обхватывая и лаская его.
— Сэмми… — единственное, что может сказать Дин, заглушая колотящееся сердце.
Сэм требователен и напорист, он хочет много, Дин помнит это, но этот раз у них все сильнее, глубже, грубее. Без кожи. До костей. Ладонь Сэма на его груди твердая, и пальцы железной хваткой впиваются в запястье. Дина это распаляет, он толкается в Сэма еще дальше и резко прикусывает его плечо там, где заканчивается ключица, и брат довольно усмехается, за что Дин врезал бы ему еще раз. Вместо этого он заставляет его тянуться за своими губами. Будь послушным мальчиком, Сэмми, и получишь десерт.
Сэм оставляет следы на его теле, и Дин ему разрешает, не подумав, что скажет об этом Лиза, когда увидит. Когда случается Сэм, то все планеты Дина сходят с орбит.
Створки двери хлипко распахиваются, и Сэм оглядывается на Дина. Он знакомит его с Кэмпбеллами, с которыми охотился без брата. Среди них и их дед Сэмюэл Кэмпбелл.
— Это безумие, — продолжает вертеться в голове Дина.
Его мир треснул, как рот брата, в чем он убеждается еще раз, когда выставляет любопытных охотников из своего дома и прикасается губами к голой лопатке Сэма, прижав его к белизне холодильника.
— Они же могли заявиться в любую секунду. Отличная засада на джиннов, — вскользь замечает потом Сэм, сидя на столе под кухонными шкафчиками и закатывая рукав клетчатой рубашки.
— Одна из многих, — подсчитывает Дин все те засады в Импале, когда ночь, термос, бинокль и рука Сэма у него в джинсах, но у брата ничего не проносится в глазах скорым поездом воспоминаний.
— Все будет как раньше, — обещает Дин, но не верит сам себе. Как раньше с Сэмом, как раньше с Лизой?
Он не побежит за Сэмом, стоит тому лишь позвать, как ни в чем ни бывало заявившись сюда после всего. Хватит. У него есть и другие обязательства. У него есть и другие. И в Сэме проступает что-то такое, что его пугает. Инстинкт Дина вопит: «Не верь ему!» Дин старается не замечать, списывая странности своего брата на последствия Ада, тяжелую охоту без перерыва или его неудачного психоаналитика. Они провели вместе лишь пару часов, ему все показалось.
Все так, как прежде. Все не так. Какие-то мелочи и интонации. Ничего существенного. Дину дует в спину, когда он провожает брата. Он переступает через порог дома и смотрит, как Сэм садится в собственную машину. Все делится на «свое» и «чужое». Все делится на Дина и Сэма, а когда-то складывалось. Что-то в Дине рвется в тот миг, когда Сэм отъезжает по гравию с ухоженной дорожки. Ему бы побежать, окликнуть, остановить, не отпускать его вот так… Он остается стоять на месте, блеклые сиреневые цветы качаются на стебельках, хотя нет ветра. Совсем нет ветра.
...
Дину снятся ящики с медузами, Лиз, простуда и мечи.
Сэму ничего не снится.
Его не заботит ничего, кроме охоты. Эмоции не заслоняют ему горизонт, не ограничивают его возможности. Теперь он лучший охотник, чем когда-либо. Не рыцарь, но без страха и упрека. Он идет раньше там, где останавливался раньше. Притворяться оказалось легче, чем казалось. Он торжествовал бы, если мог. Соврать так легко. Все поверят, потому что живут так сами годами. Во лжи нет ничего необычного, кроме тех случаев, когда ее разоблачают.
Чтобы проявить сочувствие, достаточно лишь пододвинуть держатель для салфеток. Пока свидетельница, сидя в собственной гостиной, терзает сложенный благоухающий квадратик и промокает глаза, Сэм думает о способах, которыми люди выражают свои чувства. Овладеть этими способами ничего не стоит, настолько они условны и примитивны.
— Я сожалею, — приносит он свои соболезнования женщине в синем платье, и она благодарно кивает светлой головой, принимая все за чистую монету. Ее муж пущен на сосиски, и Сэм колеблется в диагнозе между сумасшедшим мясником, который обчитался Диккенса, или Гренделем, подсевшим на консерванты.
«Я люблю тебя», «Я скучал по тебе», «Не оставляй меня», «Я поддержу тебя», «Я тебе позвоню» — стандартный набор фраз, озвучивающих любовь и привязанность.
Сэм вертит стойку с открытками в маленьком книжном магазине на углу Оливия-авеню и Хилл-стрит в Энн-Арбор, штат Мичиган. Все чувства на любые случаи жизни. День Рождения, крещение, свадьбу лучшей подруги и Рождество. Яркие пожелания, которые скажут все за дарителя. Покупные слова.
Он никогда не говорил Дину таких слов, потому что им не нужна была эта шелуха. Сэму ни к чему футболка с принтом I love NY, I love London или I love Dean. Они одновременно поворачиваются друг к другу, как по команде, и это все. Сэм не покупает кружки с надписями «Лучшему дедушке на свете» или «Лучшему брату в мире».
Охотник сжигает книги из архива, упокаивая призраков супругов Профферов, основавших сорок лет назад русское издательство «Ардис Паблишинг». В 2002 году оно было продано «Overlook Press» и быстро забыто. Тогда же начинаются смерти сотрудников нью-йоркского издательства, принявшего решение не выпускать больше книг на русском языке. Художественная литература и кино с их возвышенными, трепетными отношениями, думает Сэм. Воздух подсинивается ароматом лаванды, и пламя горит ровно, хорошо, обугливая листы и выдуманные чем-то чувства, о которых мечтают многие. Глупости. Карл и Эллендея сгорают, держась за руки.
Сэм звонит Дину с младенцем на руках, подцепленным в очередном деле, и говорит:
— Ты нужен мне.
И это чистая правда. Сэм не может справиться с этим сам.
Дин упирается, как может, но через несколько часов, еще до рассвета, выходит из своего нелепого пикапа. Сэм ждет его на капоте своей машины и размышляет о том, как Дин прощается с Лизой. «Я позвоню тебе». Ему безразлично, но все же. Свет фар пробивается через его колени. Сэму никогда не скучно ждать Дина, если он соизволит заявиться, конечно. Это что-то такое, что осталось в нем от прежнего Сэма, и это никак не удается вытравить. Охотник начинает забывать, как называются оттенки чувств. Он уже не отличает гнева от ярости, апатии от меланхолии. В мусорном ведре его номера лежит скомканный номер телефона проститутки. Он снял ее, чтоб скоротать ночь, пока не приехал Дин. Платить Дину за секс тоже было бы гораздо практичнее, никаких душещипательных разговоров и усилий, чтобы изображать участие, но брат вряд ли оценит эту идею по достоинству. Чувства мешают мыслить здраво.
Они все еще одновременно поворачиваются, но уже не чувствуют друг друга. Снова работать с братом — это как вспомнить всю песню, как только услышишь первый аккорд. Условный рефлекс. Но Сэм помнит только текст, не мелодию. Deep In The Hole, АС/DC. Невыносимые АС/DC. Сэм надеется (кажется, это называется надеждой, нет?), что поймает в Дине свое отражение. Он не видит сам себя. Не видит разницы. Кто он?
— Давай бросим все и махнем в Диснейленд. Гигантские Микки-Маусы, а, Сэмми? Накупим леденцов в форме ушей, — предлагает Дин, будто ему нечем заняться. Он какой-то лихорадочный в последнее время, к чему бы это?
— Я нашел новое дело. И ты все равно звучишь как Дональд Дак, не надо даже никуда ехать, — отказывается Сэм.
Дети заполняют цветом пустые контуры раскрасок. Сэм тоже — незаконченный рисунок, но у Дина нет ни фломастеров, ни карандашей, чтобы привести его в порядок. Он рисует языком прозрачные полосы на его твердом животе. Линии удовольствия быстро стираются, они остаются один на один, и Сэм замечает, что Дин тоже притворяется, держит что-то в уме. Он спрашивает его об Аде, он спрашивает, в порядке ли Сэм, спрашивает о его прошлом и даже об их настоящем. Но никогда — о будущем, потому что не видел его ни тогда, ни сейчас.
— Хороший вопрос, — роняет Сэм, которому нечего на это сказать.
Для него не имеет значения, говорить правду или ложь. Он мог бы сказать правду о том, что его не волнуют страдания детей, которые закладывают свои души ангелам вместо того, что раскрашивать супергероев. Или признаться, что его вообще ничего не волнует. Но почему-то ему важно, чтобы Дин не узнал этого. Лучше, когда его брат рядом, чтобы удержать Сэма в отпечатанных на белой бумаге контурах, не дать ему выйти за их пределы. Он будет с Дином до тех пор, пока это будет возможно. Все равно в телевизионной программе нет ничего интересного.
Дин показывает ему небо и города, тормозит на обочине. Они снова ездят в Импале, потому что машина Сэма не подлежит восстановлению.
Он спрашивает:
— Ты видишь?
Он спрашивает:
— Ты помнишь?
Но самые лучшие, открыточные виды природы не задевают его за живое. Сэм качает головой, потому что нет, не помнит. Лицо Дина тускнеет. Он все чаще умолкает и вытаскивает очередную бутылку пива, не предлагая ему. После дня по моргам и местам преступлений Дин нежно целует его в сгиб локтя на внутренней стороне руки и засыпает головой на этом сгибе. Сэм предпочел бы старый добрый секс до изнеможения. Ночами он действительно старается вспомнить, но ничего не получается. Рука затекает, и он вытаскивает ее из-под щеки Дина и перебирается на свою кровать, потому что брат раскидывает во сне руки и ноги, занимая все место. Он помнит, что было холодно и мокро, он поднялся с чахлой травы и долго шел по полю, увязая в размокшей земле, будто она снова хотела забрать его, пока не вышел на шоссе. Он помнит, как он безрезультатно звал Каса, как не постучался в дом, где приютили Дина, как его нашел Сэмюэл и как его выругал Бобби, когда вновь увидел. Помнит охоты одна за другой и упражнения на весу. Помнит, что снял с Дина куртку, чтобы удобнее было дотащить его до машины из гаража, и то, что Дин сделал первый шаг к нему с левой ноги. О временах до Ада в нем сохранились обрывочные сведения. События, ничем не окрашенные. Прополощенные детали. В тот день, когда Дина разорвали Адские псы, за дворники Импалы прикрепили штраф за неправильную парковку. Он помнит дни недели, пластиковые меню и пластиковые столики, прачечные и кладбища, отдельные реплики. Ничего кроме.
В бежевой пластиковой папке всего несколько листов, и он перебирает их пальцами по одному, задавая свой вопрос. Сэм спрашивает только о Лизе. Потому что Лизе не место между ними. Ему недостаточно, чтобы она просто отпускала Дина на охоты и ждала его обратно, как ждет он, Сэм. Нет, Дин должен понять, как поняла она, войдя после них в кухню, где висели семейные фотографии, что все кончено. Семья культивируется как источник доверия. Надежность. Дин никогда не рассказывал Лизе, что было между ним и братом, это не тема для тихого ужина, но Сэм бы не удивился (удивление — это когда не ожидаешь, верно? Сэм ожидал), если бы она догадалась, насколько противоестественна их связь. Дин выбирал глупых девушек, но оставался больше, чем на неделю, лишь с умными. В файле нет важных документов, и охотник оставляет папку в покое.
Квартиры и дома многое говорят об их владельцах. Сэм бывал в них по работе сотни раз, и всегда под кроватями находилась либо пыль, либо заботливо обитая тканью с цветочным рисунком коробка с постыдными секретами. Все эти комнаты приличны до тех пор, пока не откроешь шкаф и не покопаешься внутри. Сэм научился быстро осматриваться и находить спрятанное. Дин прятал клюшки для гольфа, и это было попросту смешно. В привычном значении этого слова.
Приподнятые брови означают удивление, а опущенные уголки рта — грусть. Элементарно, как смайлик. Но вскоре он сталкивается с проблемой: не все возможно подделать. Сэм внимательно слушает и наблюдает, заносит в записную книжку в черной обложке имена и обстоятельства, не вмешиваясь в развитие событий, потому что они почти всегда оборачиваются удачно для его планов. И еще потому, что он не знает, как реагировать правильно.
— Разрубить его пополам мачете не получится, — прикидывает Сэм возможности уничтожения наснаса, который теоретически должен обитать лишь в Йемене, Хадрамауте и бестиарии Борхеса.
В последнее время монстры стремительно мигрируют из привычного ареала и адаптируются к новой окружающей среде. Собираются в армии. Одинокий наснас похож на половину человека — у него половина головы, половина туловища, одна рука, одна нога. Он поселился в лабиринте на кукурузном поле в Анвилле, Пенсильвания и ловит туристов, которым некуда бежать. Лабиринт имеет форму стегозавра и когда-то был сделан для Красного креста. Монстр в монстре.
Дин звонит Бобби, и тот предлагает отрубить чудовищу руку и ногу. Наснасы и так остро переживают свою неполноценность. Их наснас обрывает в сумерках бледную пелену листьев с початков единственной рукой и выглядит немного печальным.
— Ну что ж, давай поиграем в «Монти-Пайтон и Поиски святого Грааля», — говорит Дин, приближаясь к монстру. — Рыцарем будешь ты.
Крови выходит много, она пульсирует на их руки до закатанных повыше рубашек и брызжет на обнаженные кукурузные початки, делая их похожими на внутренности граната с красно-розовыми зернами внутри.
С волос Сэма капает кровь. Он думает, что чем-то похож на наснаса. От него отхвачена половина, хотя с точки зрения физиологии он чувствует себя отлично. Обратно они выбираются с помощью GPS на телефоне.
— Ненавижу лабиринты, — ворчит Дин.
Ему не по себе.
Он знает, что Сэм что-то скрывает, бросая молчание в багажник, как свою амуницию. Ложь — это умалчиваемая правда. Для достижения цели хороши любые средства, но Дину не нравятся принципы иезуитов. А зря. Все просто. Если ему говорят, то он делает. Если Сэму нужно добыть информацию или завершить начатое, он не остановится ни перед чем. Когда он спрашивает, то намерен получить полный ответ. Дин же позволяет себе недопустимые слабости. На него что-то находит и, затеяв очередной разговор в мотеле, на протяжении которого Сэм все отрицает, он плачет у него на груди после примирения. Ухо над ровным сердцебиением. Горячие дорожки слез обрываются на обнаженной коже Сэма, не знающего, как реагировать.
Утешая, он кладет руку на плечо Дина (еще один жест сочувствия) и повторяет, пока слова не теряют даже видимость значения:
— Все хорошо, Дин. Все хорошо.
Его брат ничего не отвечает, потом уходит в ванную и возвращается уже в свою неразобранную постель, поворачиваясь к нему спиной.
Сэм так и не понял, почему Дин плакал.
...
Дину снится молотое молоко, шотландские пабы и темные ладони.
Сэму ничего не снится.
Обыкновенно Сэм не позволял себе чувства на людях. Когда Дин прижимал его к непонятного цвета стене за парковкой, поближе к решетке, у Сэма сбивалось дыхание и он слабо отбивался от держащих его рук:
— Нас могут увидеть. Отпусти меня. Только не тут, Дин.
Дин не отпускал, ему нравилось смятение брата, нервно закусывающего верхнюю губу, и Сэм обреченно закрывал глаза, подставляя ему шею с родинкой у ключицы.
Теперь Сэм сам берет его в двух шагах от оживленной улицы у мотеля Super 8, Аннаполис, штат Мэриленд. И мнение окружающих его не интересует. Между ними больше нет натянутой связи, словно он ему не родной ни разу. У Сэма больше нет запаха, вкуса и сожалений, у него такая чистая кожа без единых угрызений совести. Чистая кожа, грязный секс. Действительно супер.
Позднее, спускаясь с крыльца и оглядываясь на очередную выбитую братом дверь очевидца, Дин признается себе, что ничего не в состоянии сделать. Сэм действительно изменился не к лучшему. Дин перепробовал все, но ничего не получается. Его младшего брата здесь нет.
Если бы все зависело только от него… Он делал все, чтобы растопить отчуждение. Ты только скажи, Сэмми, я все пойму. Он даже плакал от бессилия, чего никогда не повторится. Но Сэм не поддается, закрывается, отгораживается сквозной анфиладой побеленных оконных рам. В них появляются и исчезают искажающие помехи, как в телевизоре. Сэма выдает что-то заученное, механическое.
Для него ничего не стоит допустить то, чего нельзя допускать. Он врет, и Дин не верит ему ни на грош. Он старается все объяснить, найти причины. Он решает, что рядом с ним кто угодно, но не Сэм.
Это не Сэм.
Это единственный выход. Позвонить Бобби, позвать Каса, начать расследование. Пора перестать вздрагивать, когда Сэм незаметно появляется перед ним, вырастая из-под земли. Дин не прикасается к Сэму с тех пор, как позволил ему увидеть свои слезы. Его колотит, когда Сэм слишком близко, точно он ожидает нападения и предательства. Он отодвигается, когда младший брат меняет радиостанцию. Сэм делает вид, что не замечает.
В Аннандейле, штат Вирджиния, называющий себя Сэмом поднимает жалюзи и сообщает, что закончились соль, спички и крем для бритья. Свет больше не бьет Дину в глаза.
Девушка за кассой слишком медленно обрабатывает штрих-коды сканером и Сэм высказывает ей все, что думает о ее работе. Кассирша в красной униформе за спиной девушки хмурится, но не встревает, потому что покупатель всегда прав. Девушка безуспешно, потому что у нее дрожат ненакрашенные губы, пытается улыбнуться и неумело пробивает им чек. Сэм ловит неодобрительный взгляд Дина, но это его ничуть не тревожит.
На улице, минуя Jerry's Subs & Pizza, Дин говорит:
— Чувак, без обид, но слишком уж ты накинулся на нее. Она всего лишь стажер, и возможно, это был ее первый рабочий день, который ты так замечательно испортил.
— Она плохо справлялась со своими обязанностями, — отмахивается брат и заводит разговор о Альфе вампиров. Никак не угомонится. Сэм не просто жесткий, он жестокий. Это не Сэм.
Это не Сэм.
Разумное предположение. Сэм не позволил бы сделать собственного брата вампиром не далее как вчера вечером.
Перед тем, как спросить Сэма, почему он стоял там и смотрел, Дин сомневается.
Понимание складывалось медленно и постепенно, от параноидальности до заключения.
Он сохранял видимость, что все в порядке.
Он обманывал сам себя.
Сейчас все прояснится, и тогда не будет пути назад. Вслед за облегчением приходит глухая, как Сэм, ярость, когда оказывается, что Сэм врал ему даже тогда, когда нельзя было соврать перед лицом богиней Правды. Все хуже, чем предполагал Дин. Не Люцифер, не оборотень и не охотник, как Дин, с обагренными руками, правая в чужой, левая в своей крови. Это всего лишь Сэм и никто другой. Уже не человек.
— Я ничего не чувствую, — говорит ему Сэм, показывая пустые руки. — Я думаю, мне нужна помощь.
Стеклянная полочка в ванной богини Веритас звякает, когда Дин аккуратно кладет на нее прозекторский инструмент, которым собирался защищаться от Сэма, кто он там или что он там.
Дин отворачивается, чтобы сохранить свое лицо, не дать Сэму увидеть свое падение. Все это было уже столько раз, что даже не смешно. На заре времен под ногами были океаны, а теперь под подошвами ботинок исходит трещинами сухая земля, потому что вода отступила, откинулась от края, как одеяло, просочилась вниз. Они идут по бесплодной пустыне, миражируя крошечные города в дюнах, где в придорожных барах из кактусов делают не текилу, а почему-то виски, который так любит Дин. Они скитаются по обману, забывая обо всем. Но Дин не теряет пожирающие его изнутри боль, злость, вину и ярость, потому что они делают его живым, а не тем, в кого сейчас превратился Сэм. И пришло время вернуть их Сэму назад, он наверняка скучал по ним. Хотя нет, он же не может скучать, любить, заботиться. Дин отрицает отрицание Сэма. Он снова разворачивается и бьет, как тогда, но только взвешенно и в висок. Брат валится на пол. Все прошлые удары и настоящие сливаются в один. Это повторяется снова и снова. Последнее, что чувствует Сэм, прежде чем потерять сознание — боль. Ты знаешь, что такое боль, Сэм? Она бывает не только физической. Если ты забыл это, то ты мертв.
— У него нет души, — говорит Кас, и это похоже на план действий.
Дин не может рассчитывать на Сэма, и это не новость. Дин проглядел Сэма, и это не новость тоже. То, что делало Сэма ЕГО Сэмом, было душой, поэтому Дин не узнает своего брата в этом бездушном типе. Равновесия и партнерства не получается никак.
Дин спрашивает:
— Где ты был?
Сэм отвечает:
— За твоей спиной.
Дин спрашивает, Сэм отвечает, и только так. Никаких неясностей. Он снова будет вести его за руку по узкой доске с акулами впереди и пиратами позади и надеяться, что Сэму не взбредет в голову скормить его белым хищницам. Сэм использовал его все это время, ставя свои жуткие опыты и держа за спиной скрещенные пальцы, а Дин позволял себя одурачить. Для Дина брат был всем, а для Сэма он ничего не значил. Доска упруго пружинит под их ногами. У Сэма завязаны глаза, он не ориентируется, и Дин ведет их обоих.
Их собственный аттракцион в Диснейленде. Права на экранизацию выкуплены Кроули.
Вампир Борис говорил ему, что все его усилия — впустую. Сэмюэл говорил, что он сорвется рано или поздно.
Дин говорил:
—Если хочешь идти — иди.
Дин говорил:
— Если хочешь забыть — забудь.
Только тогда уже не возвращайся. Это твой выбор. Сэм возвращается, отвергнутый Сэмюэлом, не нужный в этом мире никому, кроме Дина, без души и чувств, неверный и ненадежный, идеальный бионический материал.
Сэм стремится воссоздать впечатление обычности. Он считает, что его ложь была даже в чем-то виртуозной, но Дин не играет более в эти игры, и так еще проще. Сэм отбрасывает маску человечности, перестает вежливо стучаться в дверь ванной.
Он перестает оправдываться и сознается. Он только не может понять, почему не сделал этого раньше. Ему же наплевать на условности людей и самих людей. Ему не страшно потерять Дина, потому что он не ведает страха. Он не понимает, что значит: потерять. Дин прищуривает глаза и не имеет намерений уйти. Ему была нужна правда, и он ее получил. Пожалуй, это к лучшему.
Пасмурно, и дождь нехотя срывается вниз сигналами азбуки Морзе.
Садясь в Импалу, на черной поверхности которой выступают капли, делая ее похожей на испещренный мрамор, Сэм задерживает руку на выступе с внутренней стороны дверцы.
Он говорит:
— Я действительно хочу вернуть все, как было. Вернуть того Сэма.
Он опускает и поднимает глаза. Он способен переехать бездомную кошку и дразнить больных лейкемией после химиотерапии, демонстративно поправляя волосы в их присутствии. У него нет такта и он не слышит такты музыки.
Дин задумчиво, оценивающе на него смотрит. Когда-то его брат хотел стать неуязвимым и, похоже, добился своего, вот только теперь его это не радует. Его вообще больше ничего не радует и не трогает. Дин все еще физически не выносит, когда Сэм к нему притрагивается. Он не может находиться рядом с таким Сэмом, потому что в нем временами проскальзывает что-то прежнее, и это страшно. Он не может находиться рядом с таким Сэмом, потому что он ненастоящий.
Он чувствует, что готов удушить его ночью своим ремнем или вытолкнуть из Импалы на полном ходу. Каждый раз, когда тело и мозги Сэма делают что-то не так, у Дина заходится сердце. Снова, снова и снова. Белый шум, возникающий в пустых рамах, за которыми стоит Сэм, едва просматриваясь. Дин Винчестер не церемонится в выражениях и поступках по отношению к андроиду на пассажирском сиденье, но осознает в глубине души: он не бросит Сэма даже таким. Пусть бывают моменты, когда кажется, что все потеряно и нет смысла продолжать. Он чувствует…. за них двоих. Он вернет своего Сэма, чему бы ему не стоило. Пусть надо будет работать на Кроули или выучить португальский.
Быть человеком тяжело, потому что каждую секунду тебе приходится делать выбор. Звонить или нет Лизе. Сэм или не Сэм. Он или люди. Он не смог бы ничего сделать, если бы Сэм не решил бороться за себя. Сэм тоже делает выбор. Впервые за долгое время им нужно одно и то же.
Обернувшись, Дин дает задний ход. Скаты пианино, стоящего за колючей проволокой, затихают. Возможно, Дин рвется так потому, что застрял вместе с Сэмом на очередном постоялом дворе навсегда, хочет он того или нет. Он устал и еще не решил, доверит ли ему вести машину. Во всяком случае, он будет терпелив.
От смертельной пули, серебряно всаженной в оборотня, над раной поднимается пар, будто выходит душа, отправляясь в Чистилище.
У них одинаковые синие костюмы. Галстуки в синюю и красную полоску, которыми они меняются.
— Холт и Уилсон, ФБР, — говорит Дин и показывает фальшивое удостоверение.
...
Дину снятся караваны, бездны, виндзорские узлы и Сэм.
Сэму ничего не снится., потому что он не спит с тех пор, как вернулся из Ада.
@музыка: Placebo)
@настроение: кто хотел фиков по 6 сезону???
-
-
14.11.2010 в 13:02-
-
14.11.2010 в 13:12Тут, конечно, ничего особенного в плане сюжета и я старалась не особо отлипать от канона...
-
-
14.11.2010 в 13:17Здоровски получилось!
И да, ты единственная, у кого я верю в шестисезонного Дина.
-
-
14.11.2010 в 13:24Сэм не настоящий, ибо Дин ищет, ищет тепла, но тот отталкивает, оно пробрало, очень.
Как всегда, секс — очень удобная метафора.))
Не знаю, не умею наверное правильно комментить твои фики, просто не могу подобрать нужных слов.
О, я спрошу, вот ты говоришь, что Дин, слава Богу, похож на Дина, а Сэм похож на Сэма 6 сезона?
Дина я тут протаскиваю по очень ярким, полярным чувствам: он любит, ненавидит, плачет. Даже в каких-то гротекстных формах, возможно. А Сэм вроде как должен оставаться абсолютным Каем, выкладывающим слово "вечность" из букв, вырезанных из газеты, как анонимное послание. Но кажется, я все же инкриминировала Сэму некую ревность к Лизе... Вот не удержалась.(((
-
-
14.11.2010 в 13:28И Сэм похож. Просто уже стока фиков было, где от практически его лица идет повествование, он думает короткими предложениями и подчеркнуто без чувств. Это было уже, но Дин у тебя здесь оч натуральный, верится в него.
А против ревности я никогда ничего не имела
-
-
14.11.2010 в 13:36Боже. он всегда так удобен
Даааа, когда Дин отказывается от интима с Сэмом, каждый читатель должен понимать, что это все, кранты, кризис в отношениях!)))
Просто уже стока фиков было, где от практически его лица идет повествование, он думает короткими предложениями и подчеркнуто без чувств.
Ну, я только несколько фиков читала, не помню даже. Запомнилась только одна кода к 6.01, где в Сэме уже тогда распознали робота.
Ты в Сэмми чуток живости ввела, этого я тож пожалуй ещё не встречала))
Если говорят, что чувства — это всего лишь химия и биология, то почему бы и нет.)) Как сказал Сэм, с душой я или нет, это все равно смешно.
-
-
14.11.2010 в 13:59Ну, я только несколько фиков читала, не помню даже. Запомнилась только одна кода к 6.01, где в Сэме уже тогда распознали робота. Хы, он с самого начала мутным был, хы.
-
-
14.11.2010 в 14:03Дин без секс погибнет!! *рвет на себе волосы*))))
Поэтому душа Сэма должна вернуться быстрее, чтобы было по любви.))
Хы, он с самого начала мутным бы
Вначале были лишь подозрения.
-
-
14.11.2010 в 14:06Вначале были лишь подозрения. не было щенячьего взгляда, тогда уже надо было рвать на себе волосы!! хотя Сэм его вклячил в 6.07, пока Кас его допрашивал, а мелкий на Дина смотрел))
-
-
14.11.2010 в 14:08не было щенячьего взгляда, тогда уже надо было рвать на себе волосы!!
да, я сразу обнаружила, что Сэм что-то потерял.))
хотя Сэм его вклячил в 6.07, пока Кас его допрашивал, а мелкий на Дина смотрел
Тяжелая артиллерия.
-
-
14.11.2010 в 14:09Тяжелая артиллерия. самая лучшая, тока без души не прокатывает.
-
-
14.11.2010 в 14:18"ай лост май шуз"))))))
Только голос не такой грустный.))
самая лучшая, тока без души не прокатывает.
так что Сэм должен поднапрячься и вернуть душу.
-
-
14.11.2010 в 14:20-
-
14.11.2010 в 15:52Четко, как по нотам, вся история братьев шестого сезона. И вот ты говоришь, что старалась не отходить от канона. У тебя получилось большее.
В твоем фике винцест не то, чтобы возможен, он реален и даже каноничен.
Действительно прелесть. Хоть и грустная.
Тут остается надеяться на то, что Сэм успеет вернуть свою душу пока не случится ничего еще более страшного.
Спасибо за фик.
-
-
14.11.2010 в 21:40-
-
14.11.2010 в 22:48не грустный, а как у терминатора
Сэмминатор, как его успели окрестить.
Джени, я надеюсь, история вышла ну хоть немного брутальной, а не прелестной. Но я поняла, что ты хотела сказать.
OlgaS
но вот что удерживает Сэма возле Дина? ну и почему Сэм должен хотеть вернуть свою душу?
Да просто чтобы быть полноценным. Ты видишь, как все с ним в сериале обращаются, с тех пор как проведали, что душа-то тю-тю?))
Вообще тут много чего можно упомянуть, вытащить экзистенциальную тематику, скажем...
Что касается сериала, то польза Дина в том, что он нужен Сэму. То ли по указке Сэмюэла или еще кого, то ли по рефлексам Павлова, которые, впрочем, привели Сэма к нужному месту (там, где Дин), а потом уснули на год. Но Дин — это определенно человек, который решает проблемы Сэма, вот это Сэм себе твердо уяснил.))
-
-
14.11.2010 в 23:34Ты просто потрясающе все передала!!!!
Спасибо тебе)))
-
-
15.11.2010 в 02:55и как всегда изумительный слог
-
-
15.11.2010 в 03:20Я не устаю поражаться тому, как ты умеешь разбирать персонажей, раскладывать их характеры, их чувства, поступки по полочкам. Когда становится всё ясно, будто стекло протёрли. Когда действительно всё кажется более логичным, и появляются какие-то новые выводы о той или иной ситуации)
Могу сказать одно - я восхищена)).
Меня сейчас как будто по голове хорошенько огрели и вот, сижу прибитая х) это действительно великолепно и очень пронзительно.
Спасибо.
-
-
15.11.2010 в 11:32-
-
15.11.2010 в 16:01Но после всего этого мне даже захотелось написать что-то почти АУ, с отдельной целой историей без фрагментов, и и чтобы более кровожадно.
Имя розы
о, ну раз ты говоришь, что я раскрыла персонажей, то я довольна. А о чем те фразы, которые тебе особенно приглянулись в этом фике?
Djubi
какой отзыв!
Когда становится всё ясно, будто стекло протёрли.
Анализ. Психоанализ. Иногда я думаю, что было бы неплохо оставить неопределенное пространство для воздушности, оставить непросчитанную площадь героев.
очень пронзительно.
ООоо, вот это слово мне особенно понравилось, потому что я люблю накал.
wegan
спасибо за этот чудесный отзыв!
верится безоговорочно - именно так всё и было.
Секрет в том, чтобы внедрять канонные детали помимо своего, плясать от них, тогда все оптически выравнивается, потому что если ты веришь в одну часть, то поверишь тогда и в другую...
-
-
15.11.2010 в 18:35да по большей части просто сравнения. какие-то даже проходные фразы, начиная от закрепленные солью, будто монтажной пеной, окна. - просто очень четкие, точные образы и неожиданные метафоры. как я люблю и как ты умеешь)
-
-
15.11.2010 в 18:37просто очень четкие, точные образы и неожиданные метафоры. как я люблю и как ты умеешь)
*расшвыривает сердца в неумеренных количествах*
Умеешь же ты сказать мне приятное.
-
-
15.11.2010 в 18:41а ты умеешь написать приятное, чтобы я читала, буквально прилипнув к экрану.
-
-
15.11.2010 в 22:08когда я читаю твои тексты, у меня такое чувство, что я даже дышать перестаю, боясь пропустить хоть одно слово... и еще один признак настоящести для меня, когда я постоянно возвращаюсь и по десять раз перечитываю какую-то фразу, смакую ее..
я буду это точно читать еще раз и еще раз и еще...
я благодарна тебе за то, что ты питаешь мою потребность в Слове... но, кажется, я уже тебе это говорила...
-
-
16.11.2010 в 00:37Не так давно окончательно поверила в существование винцеста в каноне *надеюсь еще долго пребывать в этом состоянии, если Сэра кайф не обломает
Если дышать осторожно, то все кажется почти нормальным, почти его. Меня много что зацепило, но вот это - просто нет слов...
-
-
23.11.2010 в 21:32да-да, мне подруга так и сказала, когда я ей что-то свое всунула почитать. "Тебя нельзя читать поверхностно, надо вдумываться". Пожалуй, я все же тяжело пишу. Даже не знаю, это плюс или минус. Вне оценок, наверное.
когда я постоянно возвращаюсь и по десять раз перечитываю какую-то фразу, смакую ее..
Это меня радует. Я думаю над своими фразами.
но, кажется, я уже тебе это говорила...
Всегда приятно услышать это вновь.
martaaldo
а конкретно здесь еще и приносит боль, боль Дина которую чувствуешь как свою, так и хочется разбить Сэму фейс в кровь *вдруг случится чудо и он начнет чувствовать?*.
пожалуй, в этом тексте я хотела написать именно об этом. Об боли и ее отсутствии. О ложном и настоящем. О условном и безусловном.
Так вот, у тебя получился самый естественный винцест и практически в каноне, ничего и выдумывать не пришлось, они все сами
В каноне винцеста нет. Там только мучительный подтекст, тот, который гомоэротический. А я всегда подцепляю его ногтем и показываю, направив на объект лампу. Смотрите, ну же, смотрите.
Меня много что зацепило, но вот это - просто нет слов...
Разбитая, как ребра, жизнь после Сэма, и дышать трудно поэтому.
-
-
26.11.2010 в 15:46-
-
26.11.2010 в 16:08