Стучаться в небеса не имеет смысла. Когда открывают, становится еще хуже.
Ты привык прятать личные воспоминания, будто это единственный способ их сохранить. Тебе нужно немного «своего» времени. Немного своих счастливых воспоминаний, которые можно перебирать бессонными ночами, когда даже выпивка не помогает уснуть, и греться в их закатных лучах. И с каждым годом этих моментов, которые хочется вспомнить, когда совсем плохо, все меньше и меньше, а новых не прибавляется. От твоей семьи у тебя остаются лишь воспоминания и, как ты с запозданием понимаешь, неоправданные представления.
читать дальше…Ты садишься в постели. Старые знакомые держат тебя под прицелом. Тебе все равно. Кошмар уже давно стал реальностью, и нет ни одного уголка, где можно было бы найти приют. Все твои страхи исполнились. Ибо реальность, как и кошмары, имеет свойство повторяться. Закрытые глаза твоего брата, который уже не дышит. Его кровь и его волосы, разлетевшиеся по подушке. Ты готов. Стреляйте же!
…Ночь — это лучшее время дня, в темноте не видны усталость и боль, можно различить лишь руль Импалы. Но ты помнишь, что ночь способна вспыхивать искрами в темном небе, сверкать шумящими огнями, что освещают улыбающееся лицо Сэма, который подставляет под эти искры руки, не боясь обжечься. Ты не позволишь ему обжечься. 4 июля 1996 года, фейерверк в поле. Глаза Сэмми сияют. Он говорит: «Спасибо, Дин» и обнимает тебя. И ты осторожно кладешь руки ему на плечи, как и тогда. Ты не веришь, что все это могло повториться. Ты не веришь восхищенной улыбке на своем лице, озаренном огнем шутих. Но она была там, где положено. Ты улыбался. И ты умер.
Это все не странный сон и не треск шутих. Это треск пуль, пробивающих твое сердце. Ты умер. В который раз. Но и после смерти Кас способен тебя достать. Шум радиоволн в Импале и его голос. Он говорит: следуй по дороге, найдешь Сэма. Запомнить: ты в раю. Луна в сиреневой дымке Венеры похожа на обложку старой виниловой пластинки забытой рок-группы. Это твой рай, и похоже, ты романтичен.
А вот желтый дом и День Благодарения Сэма, который проводит его с чужой семьей и девицей в брекетах. Надо же. И чем плохи были наши Дни Благодарения, спрашиваешь ты его. Какими бы они ни были плохими, они были только нашими, понимаешь, Сэмми? Ты, я, папа, дрыхнущий на диване. Но ты не успеваешь сказать этого, вспышка света заставляет ходить весь дом из воспоминаний Сэма ходуном. Запомнить: рай делают из хороших моментов памяти. Звездные мгновения.
Пора вновь связаться с Касом, и ты ищешь что-то… Сэм думает, что ты спятил. Знакомая мысль. В старом черно-белом телевизоре помехи. Но можно различить лицо Каса. Он сообщает, что их ищет Захария, чтобы вернуть на землю. Но они должны сначала повидаться в саду с ангелом Джошуа, который общается, по слухам, с Богом. В глазах Сэма сомнение. Ты попросишь у Бога помощи вместо того, чтобы расквасить ему нос? А что мне еще остается, Сэмми? Не обниматься же. Заткнись. Нормальная футболка. Ее выбирала для меня мама, когда мне было 4. В проеме появляется мама и зовет обедать.
Запомнить: искать любую дорогу, чтобы идти по ней, по воспоминаниям. У тебя с Сэмом одна дорога, две асфальтовые полосы. И желтая линия между. Вечная граница между. Будь проклят Евклид с его параллельными прямыми. Почему тогда ты не уснул на уроке геометрии? Впрочем, линии все равно бы не пересеклись.
Молоко льется в стакан белой струйкою памяти. Сэм зовет: «Мама», и ты говоришь ему: «Извини, Сэм, это мое воспоминание». Поднимаешь на него глаза: дай мне всего минутку, пожалуйста… Ты и так чувствуешь себя таким беззащитным, без корочки, как этот бутерброд.
Мама треплет тебе по голове, и ты вновь чувствуешь себя маленьким. Ты помнишь, что тогда на ней было светлое платье и она спорила с отцом по телефону. И ты делаешь то же, что и тогда: подходишь и утешаешь ее. Ты так давно не делал этого.
Да, Сэмми, не все в нашей семье было так радужно. А теперь пойдем. Так трудно оторвать пальцы от спинки стула. Но с некоторыми вещами приходится расставаться, ибо их давно уже не существует…
Rote 666 приводит вас в Флагстафф. Ты оглядываешься: здесь Сэмми провел 2 недели, когда сбежал от тебя. От отца тогда досталось крепко. Сэм треплет собаку за холку и оживленно рассказывает, как хорошо было быть самостоятельным и жить без опеки. И ты не можешь удержаться. Проклятие, Сэм, я думал, ты мертв! А ты кормил пиццей золотистого ретривера.
Так же ты себя чувствовал, когда узнал, что отец брал Адама на бейсбол, учил стрелять и купил первое пиво. Нет, тогда было не так паршиво. Ты никак не можешь привыкнуть к этой боли. Ноющие костяшки пальцев, когда засадишь в рожу Купидону, не идут с этой болью ни в какой счет. Твоя семья была нужна одному тебе. Но ты устал бороться за нее. Просто устал. Все это время…
Сэм извиняется, он всегда извиняется, и ты не можешь, буквально тащишь брата в следующее воспоминание, и это опять его памятные события. Погоди-ка, делаешь ты знак Сэму, когда тот тебя торопит, мол, ничего интересного… Это что, ночь, когда ты свалил в Стэнфорд? Одна из худших ночей моей жизни в твоем карманном хит-параде, а, Сэмми? Я не могу контролировать это, оправдывается твой младший брат, который постоянно сбегает от тебя куда-то к другим. Ладно от отца, но от тебя? Ты любишь ночь, она скрывает муку в глазах. Ты любишь Сэма, но в его жизни, оказывается, так мало места для тебя… Так мало. Ночь более тебе взаимна. Более честна. Семья ничего не значит для тебя, Сэм. Ты всегда хотел быть сам по себе. Your own. Но ведь я твоя семья... Взгляд Сэма наверняка умоляет, но ты не хочешь смотреть.
Белый луч света бьет в лицо. Прожектор вертолета и глас Захарии. Бежим, Сэм! Но это игра на чужой территории. День становится ночью, стоит Захарии щелкнуть пальцами. Запомнить: на небесах заправляют лысые ангелы. Вы бежите, но вам не сбежать, объясняет Захария.
Однако трип продолжается, когда вы с Сэмом вслед за незнакомцем в накидке и шлеме, будто спертых из дурного комикса, попадаете в подобие бара у дороги. Это Эш, и он неплохо развлекается в раю. Проблема в том, понимаешь ты, что на самом деле бар сгорел. Что все это ненастоящее, кирпичики памяти. Личный штат Айдахо, который становится ловушкой для своего обитателя. Не для ловкача Эша, разумеется. У Эша есть локатор, и он говорит, что тут бесчисленное множество персональных райских местечек и сад в центре, доступы к которому контролирует Захария. Запомнить.
Эш приводит Памелу. Ты удивлен, но Памела счастлива и совсем не злится на тебя. Она советует, просто послушай, Дин, не упрямься с Михаилом. Пусть погибнет много людей, но ведь они попадут сюда, ведь верно? А здесь так хорошо. Здесь просто замечательно. Но ты понимаешь, что не можешь так поступить. Просто потому, что это неправильно. Запомнить: Памела потрясно целуется. Эш сказал, что они с Сэмом были здесь частенько и наверняка вернутся скоро снова. Ты не помнишь. Но это не имеет значения.
Снова дом. И мама. Но внезапно ее любовь превращается в ненависть, голубые глаза становятся желтыми. Ты стараешься не смотреть, как с ее ночной рубашки капает кровь. Ты напрасно ищешь выход, который заложен кирпичной кладкой. У тебя отбирают последние воспоминания, полные любви. И ты знаешь, кто это делает. Карьерист Захария. Который прикасается своими грязными лапами к самому священному для тебя. И опять тебя держат за руки, и ты ничего не можешь сделать. Как ты устал, что все без устали рассуждают о тебе. Как ты устал даже ненавидеть. Как ты устал от этого чувства бессилия. Как ты устал от одиночества. Никто не поможет, даже Сэм.
Джошуа нашел вас сам. И Закария не посмел противиться посланнику Бога. Райский сад ничем не отличается от Кливлендского ботанического. Каждый видит то, на что способен. Им не надо говорить с Богом. Бог уже все знает, и Апокалипсис абсолютно его не заботит. Он ходит по земле, говорит Джошуа, который похож на Моргана Фримена, и Бог такой одинокий. Это разбивает мне сердце, говоришь ты. Проблемы не у одного Бога вообще-то. Целый мир катится непонятно куда. Запомнить: Бог не поможет. Легко щебечут птицы, а Джошуа говорит, что ты теряешь веру в себя, брата, Бога. Все вокруг, похоже, знают о тебе все. Это уже начинает надоедать. Джошуа тоже не может помочь. Чего и следовало ожидать.
… Ты рывком садишься в постели, вся рубашка в собственной крови. Запомнить: чужой рай — это твой ад. У тебя остались воспоминания и о том, и о другом.
Ты тут же звонишь Кастиэлю. Кас теряет надежду и швыряет тебе обратно бесполезный амулет. Сэм суетится. Сэм говорит, что вы найдете другой выход. Ты и он. Как хочешь, Сэмми. Как хочешь.
Ты слишком долго заблуждался. Ты идешь мимо, не смотря на него. Сэм сверлит взглядом твою спину, когда ты останавливаешься у двери. Выпускаешь из кулака кулон. Потом разжимаешь пальцы, отпуская черный шнурок. Гулкий удар. Так когда-то стучало твое сердце, когда ты хотел собрать свою семью вместе. Ты выходишь, не оборачиваясь. И тебе сейчас все равно, что подумает Сэм. Что скажет Сэм. Но ты знаешь, что он смотрит.
Ничто более не важно. Ничто более не имеет смысла. Все, что было ценно — в мусорное ведро. Оно было ценным только для тебя. И сейчас это лишь кулон, который ничего не значит. С некоторыми вещами приходится расставаться, ибо их больше не существует. И вряд ли они существовали. А ты верил, ты умирал ради них.
Забыть. Забыть. Забыть. Только бы забыть...
Ты привык прятать личные воспоминания, будто это единственный способ их сохранить. Тебе нужно немного «своего» времени. Немного своих счастливых воспоминаний, которые можно перебирать бессонными ночами, когда даже выпивка не помогает уснуть, и греться в их закатных лучах. И с каждым годом этих моментов, которые хочется вспомнить, когда совсем плохо, все меньше и меньше, а новых не прибавляется. От твоей семьи у тебя остаются лишь воспоминания и, как ты с запозданием понимаешь, неоправданные представления.
читать дальше…Ты садишься в постели. Старые знакомые держат тебя под прицелом. Тебе все равно. Кошмар уже давно стал реальностью, и нет ни одного уголка, где можно было бы найти приют. Все твои страхи исполнились. Ибо реальность, как и кошмары, имеет свойство повторяться. Закрытые глаза твоего брата, который уже не дышит. Его кровь и его волосы, разлетевшиеся по подушке. Ты готов. Стреляйте же!
…Ночь — это лучшее время дня, в темноте не видны усталость и боль, можно различить лишь руль Импалы. Но ты помнишь, что ночь способна вспыхивать искрами в темном небе, сверкать шумящими огнями, что освещают улыбающееся лицо Сэма, который подставляет под эти искры руки, не боясь обжечься. Ты не позволишь ему обжечься. 4 июля 1996 года, фейерверк в поле. Глаза Сэмми сияют. Он говорит: «Спасибо, Дин» и обнимает тебя. И ты осторожно кладешь руки ему на плечи, как и тогда. Ты не веришь, что все это могло повториться. Ты не веришь восхищенной улыбке на своем лице, озаренном огнем шутих. Но она была там, где положено. Ты улыбался. И ты умер.
Это все не странный сон и не треск шутих. Это треск пуль, пробивающих твое сердце. Ты умер. В который раз. Но и после смерти Кас способен тебя достать. Шум радиоволн в Импале и его голос. Он говорит: следуй по дороге, найдешь Сэма. Запомнить: ты в раю. Луна в сиреневой дымке Венеры похожа на обложку старой виниловой пластинки забытой рок-группы. Это твой рай, и похоже, ты романтичен.
А вот желтый дом и День Благодарения Сэма, который проводит его с чужой семьей и девицей в брекетах. Надо же. И чем плохи были наши Дни Благодарения, спрашиваешь ты его. Какими бы они ни были плохими, они были только нашими, понимаешь, Сэмми? Ты, я, папа, дрыхнущий на диване. Но ты не успеваешь сказать этого, вспышка света заставляет ходить весь дом из воспоминаний Сэма ходуном. Запомнить: рай делают из хороших моментов памяти. Звездные мгновения.
Пора вновь связаться с Касом, и ты ищешь что-то… Сэм думает, что ты спятил. Знакомая мысль. В старом черно-белом телевизоре помехи. Но можно различить лицо Каса. Он сообщает, что их ищет Захария, чтобы вернуть на землю. Но они должны сначала повидаться в саду с ангелом Джошуа, который общается, по слухам, с Богом. В глазах Сэма сомнение. Ты попросишь у Бога помощи вместо того, чтобы расквасить ему нос? А что мне еще остается, Сэмми? Не обниматься же. Заткнись. Нормальная футболка. Ее выбирала для меня мама, когда мне было 4. В проеме появляется мама и зовет обедать.
Запомнить: искать любую дорогу, чтобы идти по ней, по воспоминаниям. У тебя с Сэмом одна дорога, две асфальтовые полосы. И желтая линия между. Вечная граница между. Будь проклят Евклид с его параллельными прямыми. Почему тогда ты не уснул на уроке геометрии? Впрочем, линии все равно бы не пересеклись.
Молоко льется в стакан белой струйкою памяти. Сэм зовет: «Мама», и ты говоришь ему: «Извини, Сэм, это мое воспоминание». Поднимаешь на него глаза: дай мне всего минутку, пожалуйста… Ты и так чувствуешь себя таким беззащитным, без корочки, как этот бутерброд.
Мама треплет тебе по голове, и ты вновь чувствуешь себя маленьким. Ты помнишь, что тогда на ней было светлое платье и она спорила с отцом по телефону. И ты делаешь то же, что и тогда: подходишь и утешаешь ее. Ты так давно не делал этого.
Да, Сэмми, не все в нашей семье было так радужно. А теперь пойдем. Так трудно оторвать пальцы от спинки стула. Но с некоторыми вещами приходится расставаться, ибо их давно уже не существует…
Rote 666 приводит вас в Флагстафф. Ты оглядываешься: здесь Сэмми провел 2 недели, когда сбежал от тебя. От отца тогда досталось крепко. Сэм треплет собаку за холку и оживленно рассказывает, как хорошо было быть самостоятельным и жить без опеки. И ты не можешь удержаться. Проклятие, Сэм, я думал, ты мертв! А ты кормил пиццей золотистого ретривера.
Так же ты себя чувствовал, когда узнал, что отец брал Адама на бейсбол, учил стрелять и купил первое пиво. Нет, тогда было не так паршиво. Ты никак не можешь привыкнуть к этой боли. Ноющие костяшки пальцев, когда засадишь в рожу Купидону, не идут с этой болью ни в какой счет. Твоя семья была нужна одному тебе. Но ты устал бороться за нее. Просто устал. Все это время…
Сэм извиняется, он всегда извиняется, и ты не можешь, буквально тащишь брата в следующее воспоминание, и это опять его памятные события. Погоди-ка, делаешь ты знак Сэму, когда тот тебя торопит, мол, ничего интересного… Это что, ночь, когда ты свалил в Стэнфорд? Одна из худших ночей моей жизни в твоем карманном хит-параде, а, Сэмми? Я не могу контролировать это, оправдывается твой младший брат, который постоянно сбегает от тебя куда-то к другим. Ладно от отца, но от тебя? Ты любишь ночь, она скрывает муку в глазах. Ты любишь Сэма, но в его жизни, оказывается, так мало места для тебя… Так мало. Ночь более тебе взаимна. Более честна. Семья ничего не значит для тебя, Сэм. Ты всегда хотел быть сам по себе. Your own. Но ведь я твоя семья... Взгляд Сэма наверняка умоляет, но ты не хочешь смотреть.
Белый луч света бьет в лицо. Прожектор вертолета и глас Захарии. Бежим, Сэм! Но это игра на чужой территории. День становится ночью, стоит Захарии щелкнуть пальцами. Запомнить: на небесах заправляют лысые ангелы. Вы бежите, но вам не сбежать, объясняет Захария.
Однако трип продолжается, когда вы с Сэмом вслед за незнакомцем в накидке и шлеме, будто спертых из дурного комикса, попадаете в подобие бара у дороги. Это Эш, и он неплохо развлекается в раю. Проблема в том, понимаешь ты, что на самом деле бар сгорел. Что все это ненастоящее, кирпичики памяти. Личный штат Айдахо, который становится ловушкой для своего обитателя. Не для ловкача Эша, разумеется. У Эша есть локатор, и он говорит, что тут бесчисленное множество персональных райских местечек и сад в центре, доступы к которому контролирует Захария. Запомнить.
Эш приводит Памелу. Ты удивлен, но Памела счастлива и совсем не злится на тебя. Она советует, просто послушай, Дин, не упрямься с Михаилом. Пусть погибнет много людей, но ведь они попадут сюда, ведь верно? А здесь так хорошо. Здесь просто замечательно. Но ты понимаешь, что не можешь так поступить. Просто потому, что это неправильно. Запомнить: Памела потрясно целуется. Эш сказал, что они с Сэмом были здесь частенько и наверняка вернутся скоро снова. Ты не помнишь. Но это не имеет значения.
Снова дом. И мама. Но внезапно ее любовь превращается в ненависть, голубые глаза становятся желтыми. Ты стараешься не смотреть, как с ее ночной рубашки капает кровь. Ты напрасно ищешь выход, который заложен кирпичной кладкой. У тебя отбирают последние воспоминания, полные любви. И ты знаешь, кто это делает. Карьерист Захария. Который прикасается своими грязными лапами к самому священному для тебя. И опять тебя держат за руки, и ты ничего не можешь сделать. Как ты устал, что все без устали рассуждают о тебе. Как ты устал даже ненавидеть. Как ты устал от этого чувства бессилия. Как ты устал от одиночества. Никто не поможет, даже Сэм.
Джошуа нашел вас сам. И Закария не посмел противиться посланнику Бога. Райский сад ничем не отличается от Кливлендского ботанического. Каждый видит то, на что способен. Им не надо говорить с Богом. Бог уже все знает, и Апокалипсис абсолютно его не заботит. Он ходит по земле, говорит Джошуа, который похож на Моргана Фримена, и Бог такой одинокий. Это разбивает мне сердце, говоришь ты. Проблемы не у одного Бога вообще-то. Целый мир катится непонятно куда. Запомнить: Бог не поможет. Легко щебечут птицы, а Джошуа говорит, что ты теряешь веру в себя, брата, Бога. Все вокруг, похоже, знают о тебе все. Это уже начинает надоедать. Джошуа тоже не может помочь. Чего и следовало ожидать.
… Ты рывком садишься в постели, вся рубашка в собственной крови. Запомнить: чужой рай — это твой ад. У тебя остались воспоминания и о том, и о другом.
Ты тут же звонишь Кастиэлю. Кас теряет надежду и швыряет тебе обратно бесполезный амулет. Сэм суетится. Сэм говорит, что вы найдете другой выход. Ты и он. Как хочешь, Сэмми. Как хочешь.
Ты слишком долго заблуждался. Ты идешь мимо, не смотря на него. Сэм сверлит взглядом твою спину, когда ты останавливаешься у двери. Выпускаешь из кулака кулон. Потом разжимаешь пальцы, отпуская черный шнурок. Гулкий удар. Так когда-то стучало твое сердце, когда ты хотел собрать свою семью вместе. Ты выходишь, не оборачиваясь. И тебе сейчас все равно, что подумает Сэм. Что скажет Сэм. Но ты знаешь, что он смотрит.
Ничто более не важно. Ничто более не имеет смысла. Все, что было ценно — в мусорное ведро. Оно было ценным только для тебя. И сейчас это лишь кулон, который ничего не значит. С некоторыми вещами приходится расставаться, ибо их больше не существует. И вряд ли они существовали. А ты верил, ты умирал ради них.
Забыть. Забыть. Забыть. Только бы забыть...
-
-
04.04.2010 в 17:34Фраза добила.
-
-
04.04.2010 в 20:47-
-
04.04.2010 в 21:16Фраза добила.
Потому что Дин действительно... умирал. Хотя бы за Сэма.
Имя розы
короткая ретроспектива того, что вытянуло сердце больше всего... как всегда, brilliantly.
*смущенно сверкает* Из меня эта рецензия тоже много чего вытянула. Было диново ощущение "все, я устала, ничего не хочу".
-
-
04.04.2010 в 21:23я представляю... пропускать это через себя даже просто смотря было уже нелегко. а тем более давать этому словесную оболочку...
-
-
04.04.2010 в 21:26Идти на "ты" к Дину — это отчаяние и пустота, усталость и неверие, к Сэму — грусть и беспокойство. Такие обращения я оставляю для особых случаев. Для остальных вполне годится хлесткое третье лицо.
-
-
04.04.2010 в 21:32да, пожалуй... именно "ты" почему-то очень интимно. как исповедь за бокалом чего-то крепкого, которую лучше бы забыть...
-
-
05.04.2010 в 00:33-
-
05.04.2010 в 07:45да, пожалуй... именно "ты" почему-то очень интимно
А от "я" я братьев не пишу, это было бы уже как-то... Слишком много их во мне.)
*МаРУся*
мое сердце снова обливается кровью
Ой...
Особенно зацепило повторяющиеся "запомнить", словно зарубки на сердце, которые уже ничем не убрать.
Да, пометки... Запомнить. Информация для воспоминания. Скажу честно, этот приемчик повтора одного слова или предложения я слизнула у Чака Паланика.
-
-
05.04.2010 в 12:07-
-
05.04.2010 в 13:24У меня до сих пор удвоенный с её помощью (5.16, а не рецензии) ангст не прошёл. Т_Т
-
-
05.04.2010 в 15:01У меня до сих пор удвоенный с её помощью (5.16, а не рецензии) ангст не прошёл.
А по поводу чего тоскуем? Знаешь, у Жана Поля Сартра есть выражение "Ад — это другие". Это неплохо объясняет, почему рай оч легко превращается в ад.)))
-
-
05.04.2010 в 15:22-
-
05.04.2010 в 15:25-
-
05.04.2010 в 15:38-
-
05.04.2010 в 15:41Ты случайно по вторникам не умираешь, как Дин? Потому что очень похоже. На смерть. Я тебе написала в том посту, что я об этом думаю. Если что, можешь не обращать на мое мнение внимания.
-
-
05.04.2010 в 15:48-
-
05.04.2010 в 16:00Soulmates.
Но смотри: ты все еще жив!
-
-
05.04.2010 в 16:16Запомнить: Soulmates.
-
-
05.04.2010 в 16:21Запомнить: Soulmates.
Забавно. Я не знаю, откуда этот метод спер Чак Паланик, но я скопировала приемчик у него. Теперь ты им пользуешься, а кто-то подхватит это от тебя. Инфекция.))
-
-
05.04.2010 в 16:25-
-
05.04.2010 в 16:26Прочитанных или тех, которые надо прочитать?
-
-
05.04.2010 в 16:31Я бы сказал "читаемых на данный момент".)
Новолуние. Гл. 10.
На
спорскорость.-
-
05.04.2010 в 16:37Вот да, я "Призраков" Паланика все никак не дочитаю. Потому что книга на компе текстом. Черт, как я его люблю... Он пишет: однажды вы что-то заказываете, и до конца жизни, и даже после нее вам приходят бесчисленные каталоги. А переехать Чак, видимо, не пробовал, но дело не в этом.)))
Вот как, как ему удается нащупать такую беспросветную жуть общества потребления? На меня это действует.
Новолуние. Гл. 10.
Это книги так быстро и легко читаются... За пару часов. Р-романтика. "Новолуние" в начале совершенно. Депрессия идеальная.
-
-
05.04.2010 в 16:46Видимо, у меня возвращается интерес к чтению. Это хороший знак, потому что раньше меня было не оторвать от книги. С 2,5 лет. Ужас, да?
Депрессия идеальная.
Неохотно признаюсь, что согласен. Я читал депрессию в состоянии депрессии. Это ужас. Но это облегчило боль, как ни странно.
А в фильме она показана тремя проворотами камеры с надписями "Октябрь", "Ноябрь", "Декабрь". Скучно. Ну а ещё крики во сне.
-
-
05.04.2010 в 16:55Да, у меня тоже переменно. Иногда книгу неделю прочитать не можешь, а иногда глотаешь залпом.
Это хороший знак, потому что раньше меня было не оторвать от книги. С 2,5 лет. Ужас, да?
Нет, это замечательно. Книги учат мыслить, захламляют твой чердак во многих смыслах и позволяют хорошо убить время. Я обожаю книги. На удачных фразах, мыслях и необычных словах я чуть ли не мурлыкаю.
Я читал депрессию в состоянии депрессии.
Боль болью? Есть смысл. Я слушаю Эванесенс, когда тоскливо. Заточенные осколки хрусталя, впивающиеся грустью тебе в душу.
А в фильме она показана тремя проворотами камеры с надписями "Октябрь", "Ноябрь", "Декабрь". Скучно.
И песня заунывная.. Надо будет написать об ОСТе Новолуния. Неизгладимый эффект.)))
Ну а ещё крики во сне.
А в книге были и радиола, вырванная с мясом, и этот жест, когда Бела думала, что разваливается... Эх.
-
-
05.04.2010 в 17:07Они вообще пробудили во мне любовь к музыке. Да. До этого я слушал попсу и репак. О__о
Не помню себя. Будто и не было вовсе.
Это случайно получилось. Уж никак не ожидал, что попаду на депрессию. Фильм забылся как-то к этому времени. Не до памяти о нём было.
Кажется, аналогичное "разваленное" состояние у меня в последних постах было, да.)
И песня заунывная.. Надо будет написать об ОСТе Новолуния. Неизгладимый эффект.)))
О, даа.. А песни Muse я услышал только при втором просмотре, кстати.