Название: Ананасы в полдень
Автор: Jana_J
Рейтинг: R
Пейринг: Сэм/Дин
Жанр: смертельные идеализм и жестокость
Дисклеймер: Крипке
читать фик
Do you really want me?
30 Seconds To Mars - Hurricane
— Во мне слишком мало от тебя, — раздается в голове Сэма, когда бездна катится к полудню. — Лишь пожар и пожар крови.
В нем нет Дина, с запозданием понимает он так ясно, как будто все отражено на мониторе. Нет Дина. Мигание курсора. Черный экран. Белые буквы. Одна и та же строка все расширяется, сбегает вниз. Во мне слишком мало от тебя. Во мне слишком мало от тебя. Во мне слишком мало от… Дина, вспыхивает вновь перед его глазами, и не остается ничего другого, как захлопнуть крышку ноутбука. Дина, ключ согласно поворачивается в замке, бороздки заточены как полагается. По-настоящему. Для дверей мотелей не нужны отмычки с их фальшью.
Нестерпимо хочется уйти насовсем, но некуда. У него нет ничего, кроме ключей на одну ночь. Ключей с потертой биркой «Red Sky». Всюду одни слова. Они каруселят по его венам, как ранее — демоническая кровь, и не дают силы. Он болен анемией чувств. Сэм уже забыл, когда любил и смеялся. Нет смысла, одни заголовки. Апокалипсис. Охота. И даже Дин не способен восстать из слова, в которое превратился. Слово, которое Сэм говорит чаще, чем все другие, потому что так повелось.
Ничего не делать. Только спросить. То, о чем он забывал, гоняясь за местью, искуплением и другими словами, стараясь настичь их. Идиот. Как можно поймать слова? Лишь спросить… О том, ради чего стоит жить. Пафос тоже не более чем слово, которое ничем не отдается в Сэме, разве что пыльным латинским высказыванием, которое тут же распадается в сознании на труху, горечь и чертополох. Nemome impune lacessit. Никто не уйдет безнаказанным.
Сэму нужно знать только одно, чтобы поверить, что все не напрасно. Он не смотрит на небо, потому что оно измученно шатается. Парковка у приземистого мотеля пуста. Нет ни машин, ни ветра, ни звуков. Срывающаяся с крыш черепица тишины. Остается ждать, когда некуда уйти. Грязь под ногами похожа на плачущий пепел пожарища, и Сэм затирает следы этих слез ботинком. Воздух насыщается влажностью бездны. Безмолвие всегда идет впереди шторма. В полдень уже начинает темнеть.
Сэм стоит, смотрит на часы и на то, как Импала таранит шинами лужи. Дин глушит мотор и выходит. Дверь машины хлопает два раза. Сэм всматривается в Дина и думает, что они никогда не были друзьями, весело проводящими время. Они были братьями, коллегами и любовниками.
— Что случилось? — спрашивает Дин с хмурым беспокойством. Буря идет. — Почему ты ждешь снаружи, а не в номере?
— Просто хотел встретить тебя, — говорит Сэм, наблюдая за лицом брата. Нет, он не может спросить. И получить отказ. Не так, не здесь.
Сэм вспоминает забытое. Пропущенное сквозь пальцы, как связка поддельных ключей. Упущенное.
Полдни стерлись из памяти первыми. В Денвере, штат Колорадо, луч солнца приставляет к пояснице Сэма жаркую ладонь. На нем задирается футболка, потому что Дин сгребает ее в кулак, комкая тонкий хлопок. Сэм валит брата на кровать, и по его обнажившейся спине передвигаются, чуть задерживаясь, греющие пальцы солнца и Дина. Молчание теплится выдохами, похожими на стоны. Двенадцать часов, они только что ввалились в мотель. На лопате в багажнике — свежие комья земли. Дин выходит из ванны взъерошенный и останавливается. Сэм вскидывает голову под его взглядом и встает с кровати. В маленьких номерах до всего, что нужно, можно дотянуться рукой, и Сэм дотягивается. До Дина. Полдень сумасшествия.
Сэм даже не помнил, зачем ему тогда понадобилось закинуть руку за спину Дина и, придвинув поближе, забрать его себе поцелуем. В ту минуту Дин был ему необходим, как глоток воздуха и мартини. И влажный дышащий рот Дина стал для него этим глотком. Чем ближе, тем лучше утоляется жажда.
Была ли это усталость от жизни, охоты или себя, Сэм не задумывался. Он мог взять то, что хотел — и он взял. Здесь и сейчас. И брат его не оттолкнул. Не сказал: «Нет». Будто его запечатанную поверхность вскрыли. Вспороли, и развороченная жесть загнулась в стороны от пореза. Когда в банку с законсервированными ломтиками вобьешь с размаху нож, то сразу появляется сок. Ананасовый сироп. Дин шептал раскаленными сладкими губами его имя, и Сэму казалось, что он шепчет: «Поверни нож во мне».
Так реально, но этого не должно было быть, и поэтому касания Дина стирались, стирались из его памяти. Тускнели, как солнце, светившее безудержно еще секунду назад, а теперь блекнущее с тени. Он натягивал рубашку на голый позвоночник. Холодно, и глаза Дина казались пасмурными на следующий день, когда все продолжалась как раньше. Будто ничего и не было. Призраки, оборотни, демоны, бело-зеленая полосатая соломинка здорового коктейля в закусочной «Big Dinner», Коламбус, штат Огайо. Будто ничего и не будет.
/Из отчета коронера:
Устья венечных артерий, венечный синус свободно проходимы, по нижнему краю устья венечного синуса хорошо различима заслонка Тебезия, устье нижней полой вены прикрыто заслонкой нижней полой вены (Евстахия)./
Разумеется, Дин считал неправильными все те разы, когда Сэм наклонялся к нему так, будто хотел заглянуть за плечо, но вместо этого его дыхание скользило по щеке Дина, а рука — по его спине, большим пальцем по позвонкам. Сверху вниз. Сэм заводился от каждого прерывистого вздоха брата, от его осторожных медленных движений, точно он себя сдерживает. Но Сэм хотел добраться до дна. До выпуклых кругов на дне банки. Чтобы Дин переступил через все запреты, как через сорванную с него младшим черную футболку на полу. Ну же, Дин… Не стесняйся. Покажи мне все, на что способен. Я хочу увидеть тебя, как ты есть. Обнаженным до твоих тайных желаний. Сэм не говорил ничего из этого. Говорили его губы, его язык, его пальцы. На наречии, древнее латинского, божественней енохианского, страстнее испанского.
Сэм чувствовал, что Дин не может ему отказать, как бы ни старался быть верным своим правилам. Лицо Дина в его ладонях, сердце Дина хрустит на его зубах. Брат никуда не денется. Дин платит за кофе и бензин, Дин решает, какое новое дело им взять, но в постели Дин в его власти. Еще чуть-чуть, и он будет умолять об еще одном прикосновении. Об всего одном прикосновении, выгинаясь под ним.
Дин объявляет о том, что они едут в Монтану, упокаивать призрака на заброшенном кладбище, который убивает туристов, портящих надгробия мелом и кремом для бритья, а ночью Сэм рисует пальцем штаты на его ребрах, и Дина можно переубедить на Юту, а потом, гораздо ниже, начинается Мексика, а в Мексике очень горячо. Сэму кажется, что Дин счастлив, поэтому он лежит, уткнувшись подбородком в его грудь, и улыбается. Брат спит, а завтра они едут в Новый Киган, штат Монтана.
А потом ему надоедает. Потом Сэма поглощает собственное предназначение и становится не до того, а Дин, вопреки ожиданиям, не умоляет, только иногда в Импале поворачивает голову к нему и смотрит так просто и прямо, что пальцы Сэма роняют консервный нож, с которого капают прозрачные капли ананасового сиропа. Нет, Дин не счастлив, и, пожалуй, не был счастлив даже тогда, сознавая свой грех. Их грех, который он, как всегда, взял на себя одного.
Сэм хотел бы вынуть солнце из-за туч, чтобы оно снова палило, как мексиканским летом, но не может. Дин уходит от него по больничному коридору, Дин умирает и воскресает, как и он сам когда-то, но после его возвращения из Ада все еще более не то. Им не удается понять друг друга, а проверенный способ не помогает. Неистовые поцелуи Сэма больше не убивают и не воскрешают Дина. Сэм касается его все реже, и теперь они занимаются любовью впопыхах, в каких-то темных закутках.
Он прижимает старшего брата к гофрированной гаражной стене, его дыхание и движения рваные, пусть и ритмичны. Дин больше не тает послушно в его руках, а запрокидывает твердое горло и смотрит куда-то вверх, и его не сдернуть оттуда так легко, как джинсы с его бедер. Губы Сэма впиваются в его шею сзади, становятся напористыми. Сэм осознает, что делает что-то не так, но не может остановиться на полпути, прикусывает зубами артерию, язык жадно снимает с кожи капельку крови. Нет, Дин не стал демоном в преисподней. Его кровь солоноватая и ржавая. Не пресная, как демоническая кровь, к которой привык Сэм. Он нежно зализывает ранку, оставляя длинный розоватый след на коже вздрагивающего Дина. Обнимает его, чуть ли не ломая кости, впечатывая грудную клетку брата в зазубрины стены. Это значит: я тебя не отпущу. На всех языках.
Сэм все еще надеется все исправить, но только не сейчас. Ему просто нужно быть сильным, и он приникает к источнику силы. Пьет из него. Руби не отнимает белую руку. Она податлива, не так, как Дин. Руби соглашается с ним и вне постели, и он чувствует себя главным.
А Дин все меркнет, отступая, даже когда он близко, то слишком далеко. Иногда кажется, что он позовет его, а Дин не откликнется. Не услышит. Стылое ветровое стекло, и впервые Сэм не знает, куда деть руки и ноги в Импале. Словно сел в нее в первый раз. Он так и не понял, когда все это случилось. Когда Дин остыл к нему окончательно. До или после Ильчестера и вызволения Люцифера. Кровь в нем тогда, в монастыре, кипела: «Убей Лилит!» Его кровь.
Все вокруг стало шатким. Во всем можно было ошибиться. Даже в нерушимых вещах. Дин, любящий и ждущий его назад — всегда. После побегов в Стэнфорд и из бункера к Руби. Побегов куда угодно, лишь бы там маячило что-то многообещающее. Всегда когда-нибудь заканчивается, осознал Сэм, смотря на свою зубную щетку в Кристал-Фолз, штат Пенсильвания. Выдавленная на нее аккуратно зубная паста с зелеными полосками ментола похожа на засохшую соломинку для коктейля. Соломинку для утопающего. Дин, передающий ему ключи от Импалы. Настоящие ключи, и один миг кажется, что мир вновь обрел устойчивость.
Но Сэм стал сомневаться, терять уверенность и Дина. Было страшно не соответствовать ожиданиям брата, а еще страшнее было оттого, что раньше Сэм совсем не задумывался о том, чтобы соответствовать. Он просто брал то, что можно было взять. Дин же теперь не давался, не укладывался в голове. И что-то шептало: верни его. Сэм надеялся, что это был не голос бездны.
— Нужен ли мне Дин только потому, что теперь он недоступен? — спрашивал он свое отражение в зеркале. И ответ был «да». И ответ был «нет». Двоякие ответы Сэма Винчестера. Возможно, на это и рассчитывал Люцифер, когда Сэм объявил, что лучше покончит с собой, чем согласится.
Стало зябко просыпаться по утрам, и холод во взгляде брата сковывал Сэма цепями отвергнутости. Трудно идти. Дин же должен хоть что-то чувствовать к нему… Хоть что-то. Иначе чем жить дальше? Искупительными словами? Все равно у него больше никого и ничего нет. Все, к чему он стремился, оказывалось ненастоящим. А Дин всегда был рядом, когда он позволял. И все же даже брат для него не слишком реален. Просто в Сэме слишком мало Дина, чтобы знать его наверняка. Слишком мало от Дина. Он отворачивался от того, что предпочитал не видеть, даже когда смотрел, не отрываясь, в глаза брата. Слишком долго жил полуднем, когда вокруг была полночь. Ему светила тьма. Бездна перевалила за полдень, сминая все на своем пути, будто чертово колесо, потерявшее опору. Ата, сброшенная с Олимпа. И наконец Сэм, облизнув пересохшие губы, назвал ее по имени. Безумие.
/Из отчета коронера:
Тип кровоснабжения сердца левый. В просветах венечных артерий и их ветвей, в венах сердца, сопровождающих артерии, следы жидкой темно-красной крови./
Тогда, когда Сэм ждал Дина снаружи, по ту сторону двери, он так и не смог спросить. Началась буря. Под порывом ветра небо перевернулось. Дин схватил его за руку и затащил в мотель. А потом ушел ставить в гараж Импалу. Линию электропередач оборвало, и Сэм остался в полнейшей темноте, обхватив руками колени. Когда брат вернулся, Сэм наткнулся на него во тьме и забрался ладонями под расстегнутую вымокшую кожанку.
— Не сегодня, Сэм, — тихо сказал Дин, отступив от него на шаг. Сэм так и остался стоять с протянутыми руками. Все очевидно. Отложенные признания ни к чему более. Соседняя кровать устало скрипнула. Не сегодня. Не завтра. Не послезавтра.
Через несколько месяцев у Сэма заплетается язык, когда он говорит:
— Ты мой брат, и я все еще люблю тебя.
Он на препаратах, не контролирует себя. Запоздалое открытие. Кажется, что лицо Дина — стена, сливающаяся по цвету с больничными стенами. Лицо Дина ничего не выражает. Когда-то он колотил по этой стене кулаками, теперь легко касается кончиками пальцев и медленно прочерчивает ими скулы, заострившиеся на любимом лице. Осторожно ведет линии вверх. Наощупь. Дин не скидывает его руку. Он молча ждет, когда брат прекратит. Сэм проваливается в бездну, как в бокал для мартини. Застревает на дне. Оливковые глаза Дина кружат, кружат над ним.
Винчестеры сбегают из психиатрической лечебницы Гленвуд-Спрингс. Сэм не садится в машину. Бездна расшатывает его изнутри. Дин не желает слушать о его проблемах. Он перестает быть прозрачной стенкой бокала. Он становится соломинкой. Он спрашивает с напором:
— Ты со мной?
И Сэму ничего не остается, как ухватиться за эту пластиковую трубочку цвета отбеленной зубной эмали и ментола. Он втягивает свой мартини. Втягивает воздух. Сэм говорит:
— Да.
Но Сэм всегда и да, и нет. Всегда Сэм. На первом месте. На пассажирском сиденье. На вертящемся стуле у барной стойки. На Дине, вжимая его в себя, сдирая с него кожу поцелуями. На полу, прикованный к трубе раковины, когда в ушах бьется своя кровь, призывая чужую.
Сэм бросил бы сам себя. Еще до одиннадцати часов утра. Еще до полудня. До солнечного ожога. Но в Дине тоже слишком мало от него. Зато в нем достаточно от того Дина, который нужен Сэму. Тот Дин способен удержать Сэма силой, до вывиха лодыжек.
Снова бункер, день и ночь не сменяются. Ломка и страх постоянны. Сэм не слышит собственных криков, не видит ничего вокруг. Он мечется, загнанный в собственные вены. Он заперт в себе. Демоны Сэма. Демон Сэм.
Кровь замолкает и равнодушно плещется в нем, когда из темноты возникает Дин. Сэм жаждет чувствовать его в своих сосудах. Это и значит быть сосудом. Весселем. Тогда Дин станет его, его. Сэм возвращается к тому вопросу, как преступник на место преступления, как маньяк к своей жертве, как следователь к незаконченному делу. Потерял ли он еще кого-то, кроме себя?
Его голова лежит на коленях Дина. Брат сидит на узкой койке и гладит его запутанные волосы. Сэм беззвучно плачет. Ему стыдно быть слабым, но он наконец спрашивает: «Ты меня любишь? Ты меня действительно хочешь?» Дин молчит, пока Сэм пытается дотянуться до его губ. Когда остается совсем немного, он опускает кисти ему на плечи. Щека Сэма утыкается ему в грудь. Дин утешающе гладит его по волосам. Сэм ненавидит себя и брата в этот момент. Дин попросту его жалеет, и нет ничего хуже. Он сжимает кулаки и, не отрывая лица от рубашки Дина, пахнущей виски и льдом, не таким, как в стакане, а просто льдом, бьет его по груди. Но в руках больше нет силы. И в нем тоже больше нет силы.
Дин больно шепчет:
— Тише, Сэмми. Тише. Тише.
Успокаивает, как ребенка. Так, как будто Сэму опять 6 лет. Сэм сползает по нему вниз, сворачивается в клубок, как может. И только с тихой, потому что нечем кричать, злостью прогоняет его:
— Уходи. Уходи. Уходи.
Уходи, как я уходил от тебя.
Он все еще шепчет это, когда последнее ощущение Дина стирается в его памяти. Его трясет в ознобе. Все отравлено, как и его собственная кровь. Когда-то он мог присвоить все, что ему нужно: Дина, демоническую кровь или отчет о вскрытии для раскрытия очередного дела.
/Из отчета коронера:
Непосредственная причина смерти: поврежденные на запястьях вены, предположительно перегрызенные зубами. Смерть наступила в результате кровопотери./
В доме Бобби остановились все часы. Они показывают 12.00. Если бы приехал коронер, он записал бы в протоколе, что остановка сердца Сэмюэла Винчестера произошла в двенадцать часов дня.
Именно в это время солнце когда-то лилось пригоршнями на их тела. Вкус кожи Дина на языке мягко стекал в горло теплым медом, губы липли к его золотистому предплечью, и Сэм не мог — или не хотел — их оторвать.
/Из отчета коронера:
Способ смерти: самоубийство./
Автор: Jana_J
Рейтинг: R
Пейринг: Сэм/Дин
Жанр: смертельные идеализм и жестокость
Дисклеймер: Крипке
читать фик
Do you really want me?
30 Seconds To Mars - Hurricane
— Во мне слишком мало от тебя, — раздается в голове Сэма, когда бездна катится к полудню. — Лишь пожар и пожар крови.
В нем нет Дина, с запозданием понимает он так ясно, как будто все отражено на мониторе. Нет Дина. Мигание курсора. Черный экран. Белые буквы. Одна и та же строка все расширяется, сбегает вниз. Во мне слишком мало от тебя. Во мне слишком мало от тебя. Во мне слишком мало от… Дина, вспыхивает вновь перед его глазами, и не остается ничего другого, как захлопнуть крышку ноутбука. Дина, ключ согласно поворачивается в замке, бороздки заточены как полагается. По-настоящему. Для дверей мотелей не нужны отмычки с их фальшью.
Нестерпимо хочется уйти насовсем, но некуда. У него нет ничего, кроме ключей на одну ночь. Ключей с потертой биркой «Red Sky». Всюду одни слова. Они каруселят по его венам, как ранее — демоническая кровь, и не дают силы. Он болен анемией чувств. Сэм уже забыл, когда любил и смеялся. Нет смысла, одни заголовки. Апокалипсис. Охота. И даже Дин не способен восстать из слова, в которое превратился. Слово, которое Сэм говорит чаще, чем все другие, потому что так повелось.
Ничего не делать. Только спросить. То, о чем он забывал, гоняясь за местью, искуплением и другими словами, стараясь настичь их. Идиот. Как можно поймать слова? Лишь спросить… О том, ради чего стоит жить. Пафос тоже не более чем слово, которое ничем не отдается в Сэме, разве что пыльным латинским высказыванием, которое тут же распадается в сознании на труху, горечь и чертополох. Nemome impune lacessit. Никто не уйдет безнаказанным.
Сэму нужно знать только одно, чтобы поверить, что все не напрасно. Он не смотрит на небо, потому что оно измученно шатается. Парковка у приземистого мотеля пуста. Нет ни машин, ни ветра, ни звуков. Срывающаяся с крыш черепица тишины. Остается ждать, когда некуда уйти. Грязь под ногами похожа на плачущий пепел пожарища, и Сэм затирает следы этих слез ботинком. Воздух насыщается влажностью бездны. Безмолвие всегда идет впереди шторма. В полдень уже начинает темнеть.
Сэм стоит, смотрит на часы и на то, как Импала таранит шинами лужи. Дин глушит мотор и выходит. Дверь машины хлопает два раза. Сэм всматривается в Дина и думает, что они никогда не были друзьями, весело проводящими время. Они были братьями, коллегами и любовниками.
— Что случилось? — спрашивает Дин с хмурым беспокойством. Буря идет. — Почему ты ждешь снаружи, а не в номере?
— Просто хотел встретить тебя, — говорит Сэм, наблюдая за лицом брата. Нет, он не может спросить. И получить отказ. Не так, не здесь.
Сэм вспоминает забытое. Пропущенное сквозь пальцы, как связка поддельных ключей. Упущенное.
Полдни стерлись из памяти первыми. В Денвере, штат Колорадо, луч солнца приставляет к пояснице Сэма жаркую ладонь. На нем задирается футболка, потому что Дин сгребает ее в кулак, комкая тонкий хлопок. Сэм валит брата на кровать, и по его обнажившейся спине передвигаются, чуть задерживаясь, греющие пальцы солнца и Дина. Молчание теплится выдохами, похожими на стоны. Двенадцать часов, они только что ввалились в мотель. На лопате в багажнике — свежие комья земли. Дин выходит из ванны взъерошенный и останавливается. Сэм вскидывает голову под его взглядом и встает с кровати. В маленьких номерах до всего, что нужно, можно дотянуться рукой, и Сэм дотягивается. До Дина. Полдень сумасшествия.
Сэм даже не помнил, зачем ему тогда понадобилось закинуть руку за спину Дина и, придвинув поближе, забрать его себе поцелуем. В ту минуту Дин был ему необходим, как глоток воздуха и мартини. И влажный дышащий рот Дина стал для него этим глотком. Чем ближе, тем лучше утоляется жажда.
Была ли это усталость от жизни, охоты или себя, Сэм не задумывался. Он мог взять то, что хотел — и он взял. Здесь и сейчас. И брат его не оттолкнул. Не сказал: «Нет». Будто его запечатанную поверхность вскрыли. Вспороли, и развороченная жесть загнулась в стороны от пореза. Когда в банку с законсервированными ломтиками вобьешь с размаху нож, то сразу появляется сок. Ананасовый сироп. Дин шептал раскаленными сладкими губами его имя, и Сэму казалось, что он шепчет: «Поверни нож во мне».
Так реально, но этого не должно было быть, и поэтому касания Дина стирались, стирались из его памяти. Тускнели, как солнце, светившее безудержно еще секунду назад, а теперь блекнущее с тени. Он натягивал рубашку на голый позвоночник. Холодно, и глаза Дина казались пасмурными на следующий день, когда все продолжалась как раньше. Будто ничего и не было. Призраки, оборотни, демоны, бело-зеленая полосатая соломинка здорового коктейля в закусочной «Big Dinner», Коламбус, штат Огайо. Будто ничего и не будет.
/Из отчета коронера:
Устья венечных артерий, венечный синус свободно проходимы, по нижнему краю устья венечного синуса хорошо различима заслонка Тебезия, устье нижней полой вены прикрыто заслонкой нижней полой вены (Евстахия)./
Разумеется, Дин считал неправильными все те разы, когда Сэм наклонялся к нему так, будто хотел заглянуть за плечо, но вместо этого его дыхание скользило по щеке Дина, а рука — по его спине, большим пальцем по позвонкам. Сверху вниз. Сэм заводился от каждого прерывистого вздоха брата, от его осторожных медленных движений, точно он себя сдерживает. Но Сэм хотел добраться до дна. До выпуклых кругов на дне банки. Чтобы Дин переступил через все запреты, как через сорванную с него младшим черную футболку на полу. Ну же, Дин… Не стесняйся. Покажи мне все, на что способен. Я хочу увидеть тебя, как ты есть. Обнаженным до твоих тайных желаний. Сэм не говорил ничего из этого. Говорили его губы, его язык, его пальцы. На наречии, древнее латинского, божественней енохианского, страстнее испанского.
Сэм чувствовал, что Дин не может ему отказать, как бы ни старался быть верным своим правилам. Лицо Дина в его ладонях, сердце Дина хрустит на его зубах. Брат никуда не денется. Дин платит за кофе и бензин, Дин решает, какое новое дело им взять, но в постели Дин в его власти. Еще чуть-чуть, и он будет умолять об еще одном прикосновении. Об всего одном прикосновении, выгинаясь под ним.
Дин объявляет о том, что они едут в Монтану, упокаивать призрака на заброшенном кладбище, который убивает туристов, портящих надгробия мелом и кремом для бритья, а ночью Сэм рисует пальцем штаты на его ребрах, и Дина можно переубедить на Юту, а потом, гораздо ниже, начинается Мексика, а в Мексике очень горячо. Сэму кажется, что Дин счастлив, поэтому он лежит, уткнувшись подбородком в его грудь, и улыбается. Брат спит, а завтра они едут в Новый Киган, штат Монтана.
А потом ему надоедает. Потом Сэма поглощает собственное предназначение и становится не до того, а Дин, вопреки ожиданиям, не умоляет, только иногда в Импале поворачивает голову к нему и смотрит так просто и прямо, что пальцы Сэма роняют консервный нож, с которого капают прозрачные капли ананасового сиропа. Нет, Дин не счастлив, и, пожалуй, не был счастлив даже тогда, сознавая свой грех. Их грех, который он, как всегда, взял на себя одного.
Сэм хотел бы вынуть солнце из-за туч, чтобы оно снова палило, как мексиканским летом, но не может. Дин уходит от него по больничному коридору, Дин умирает и воскресает, как и он сам когда-то, но после его возвращения из Ада все еще более не то. Им не удается понять друг друга, а проверенный способ не помогает. Неистовые поцелуи Сэма больше не убивают и не воскрешают Дина. Сэм касается его все реже, и теперь они занимаются любовью впопыхах, в каких-то темных закутках.
Он прижимает старшего брата к гофрированной гаражной стене, его дыхание и движения рваные, пусть и ритмичны. Дин больше не тает послушно в его руках, а запрокидывает твердое горло и смотрит куда-то вверх, и его не сдернуть оттуда так легко, как джинсы с его бедер. Губы Сэма впиваются в его шею сзади, становятся напористыми. Сэм осознает, что делает что-то не так, но не может остановиться на полпути, прикусывает зубами артерию, язык жадно снимает с кожи капельку крови. Нет, Дин не стал демоном в преисподней. Его кровь солоноватая и ржавая. Не пресная, как демоническая кровь, к которой привык Сэм. Он нежно зализывает ранку, оставляя длинный розоватый след на коже вздрагивающего Дина. Обнимает его, чуть ли не ломая кости, впечатывая грудную клетку брата в зазубрины стены. Это значит: я тебя не отпущу. На всех языках.
Сэм все еще надеется все исправить, но только не сейчас. Ему просто нужно быть сильным, и он приникает к источнику силы. Пьет из него. Руби не отнимает белую руку. Она податлива, не так, как Дин. Руби соглашается с ним и вне постели, и он чувствует себя главным.
А Дин все меркнет, отступая, даже когда он близко, то слишком далеко. Иногда кажется, что он позовет его, а Дин не откликнется. Не услышит. Стылое ветровое стекло, и впервые Сэм не знает, куда деть руки и ноги в Импале. Словно сел в нее в первый раз. Он так и не понял, когда все это случилось. Когда Дин остыл к нему окончательно. До или после Ильчестера и вызволения Люцифера. Кровь в нем тогда, в монастыре, кипела: «Убей Лилит!» Его кровь.
Все вокруг стало шатким. Во всем можно было ошибиться. Даже в нерушимых вещах. Дин, любящий и ждущий его назад — всегда. После побегов в Стэнфорд и из бункера к Руби. Побегов куда угодно, лишь бы там маячило что-то многообещающее. Всегда когда-нибудь заканчивается, осознал Сэм, смотря на свою зубную щетку в Кристал-Фолз, штат Пенсильвания. Выдавленная на нее аккуратно зубная паста с зелеными полосками ментола похожа на засохшую соломинку для коктейля. Соломинку для утопающего. Дин, передающий ему ключи от Импалы. Настоящие ключи, и один миг кажется, что мир вновь обрел устойчивость.
Но Сэм стал сомневаться, терять уверенность и Дина. Было страшно не соответствовать ожиданиям брата, а еще страшнее было оттого, что раньше Сэм совсем не задумывался о том, чтобы соответствовать. Он просто брал то, что можно было взять. Дин же теперь не давался, не укладывался в голове. И что-то шептало: верни его. Сэм надеялся, что это был не голос бездны.
— Нужен ли мне Дин только потому, что теперь он недоступен? — спрашивал он свое отражение в зеркале. И ответ был «да». И ответ был «нет». Двоякие ответы Сэма Винчестера. Возможно, на это и рассчитывал Люцифер, когда Сэм объявил, что лучше покончит с собой, чем согласится.
Стало зябко просыпаться по утрам, и холод во взгляде брата сковывал Сэма цепями отвергнутости. Трудно идти. Дин же должен хоть что-то чувствовать к нему… Хоть что-то. Иначе чем жить дальше? Искупительными словами? Все равно у него больше никого и ничего нет. Все, к чему он стремился, оказывалось ненастоящим. А Дин всегда был рядом, когда он позволял. И все же даже брат для него не слишком реален. Просто в Сэме слишком мало Дина, чтобы знать его наверняка. Слишком мало от Дина. Он отворачивался от того, что предпочитал не видеть, даже когда смотрел, не отрываясь, в глаза брата. Слишком долго жил полуднем, когда вокруг была полночь. Ему светила тьма. Бездна перевалила за полдень, сминая все на своем пути, будто чертово колесо, потерявшее опору. Ата, сброшенная с Олимпа. И наконец Сэм, облизнув пересохшие губы, назвал ее по имени. Безумие.
/Из отчета коронера:
Тип кровоснабжения сердца левый. В просветах венечных артерий и их ветвей, в венах сердца, сопровождающих артерии, следы жидкой темно-красной крови./
Тогда, когда Сэм ждал Дина снаружи, по ту сторону двери, он так и не смог спросить. Началась буря. Под порывом ветра небо перевернулось. Дин схватил его за руку и затащил в мотель. А потом ушел ставить в гараж Импалу. Линию электропередач оборвало, и Сэм остался в полнейшей темноте, обхватив руками колени. Когда брат вернулся, Сэм наткнулся на него во тьме и забрался ладонями под расстегнутую вымокшую кожанку.
— Не сегодня, Сэм, — тихо сказал Дин, отступив от него на шаг. Сэм так и остался стоять с протянутыми руками. Все очевидно. Отложенные признания ни к чему более. Соседняя кровать устало скрипнула. Не сегодня. Не завтра. Не послезавтра.
Через несколько месяцев у Сэма заплетается язык, когда он говорит:
— Ты мой брат, и я все еще люблю тебя.
Он на препаратах, не контролирует себя. Запоздалое открытие. Кажется, что лицо Дина — стена, сливающаяся по цвету с больничными стенами. Лицо Дина ничего не выражает. Когда-то он колотил по этой стене кулаками, теперь легко касается кончиками пальцев и медленно прочерчивает ими скулы, заострившиеся на любимом лице. Осторожно ведет линии вверх. Наощупь. Дин не скидывает его руку. Он молча ждет, когда брат прекратит. Сэм проваливается в бездну, как в бокал для мартини. Застревает на дне. Оливковые глаза Дина кружат, кружат над ним.
Винчестеры сбегают из психиатрической лечебницы Гленвуд-Спрингс. Сэм не садится в машину. Бездна расшатывает его изнутри. Дин не желает слушать о его проблемах. Он перестает быть прозрачной стенкой бокала. Он становится соломинкой. Он спрашивает с напором:
— Ты со мной?
И Сэму ничего не остается, как ухватиться за эту пластиковую трубочку цвета отбеленной зубной эмали и ментола. Он втягивает свой мартини. Втягивает воздух. Сэм говорит:
— Да.
Но Сэм всегда и да, и нет. Всегда Сэм. На первом месте. На пассажирском сиденье. На вертящемся стуле у барной стойки. На Дине, вжимая его в себя, сдирая с него кожу поцелуями. На полу, прикованный к трубе раковины, когда в ушах бьется своя кровь, призывая чужую.
Сэм бросил бы сам себя. Еще до одиннадцати часов утра. Еще до полудня. До солнечного ожога. Но в Дине тоже слишком мало от него. Зато в нем достаточно от того Дина, который нужен Сэму. Тот Дин способен удержать Сэма силой, до вывиха лодыжек.
Снова бункер, день и ночь не сменяются. Ломка и страх постоянны. Сэм не слышит собственных криков, не видит ничего вокруг. Он мечется, загнанный в собственные вены. Он заперт в себе. Демоны Сэма. Демон Сэм.
Кровь замолкает и равнодушно плещется в нем, когда из темноты возникает Дин. Сэм жаждет чувствовать его в своих сосудах. Это и значит быть сосудом. Весселем. Тогда Дин станет его, его. Сэм возвращается к тому вопросу, как преступник на место преступления, как маньяк к своей жертве, как следователь к незаконченному делу. Потерял ли он еще кого-то, кроме себя?
Его голова лежит на коленях Дина. Брат сидит на узкой койке и гладит его запутанные волосы. Сэм беззвучно плачет. Ему стыдно быть слабым, но он наконец спрашивает: «Ты меня любишь? Ты меня действительно хочешь?» Дин молчит, пока Сэм пытается дотянуться до его губ. Когда остается совсем немного, он опускает кисти ему на плечи. Щека Сэма утыкается ему в грудь. Дин утешающе гладит его по волосам. Сэм ненавидит себя и брата в этот момент. Дин попросту его жалеет, и нет ничего хуже. Он сжимает кулаки и, не отрывая лица от рубашки Дина, пахнущей виски и льдом, не таким, как в стакане, а просто льдом, бьет его по груди. Но в руках больше нет силы. И в нем тоже больше нет силы.
Дин больно шепчет:
— Тише, Сэмми. Тише. Тише.
Успокаивает, как ребенка. Так, как будто Сэму опять 6 лет. Сэм сползает по нему вниз, сворачивается в клубок, как может. И только с тихой, потому что нечем кричать, злостью прогоняет его:
— Уходи. Уходи. Уходи.
Уходи, как я уходил от тебя.
Он все еще шепчет это, когда последнее ощущение Дина стирается в его памяти. Его трясет в ознобе. Все отравлено, как и его собственная кровь. Когда-то он мог присвоить все, что ему нужно: Дина, демоническую кровь или отчет о вскрытии для раскрытия очередного дела.
/Из отчета коронера:
Непосредственная причина смерти: поврежденные на запястьях вены, предположительно перегрызенные зубами. Смерть наступила в результате кровопотери./
В доме Бобби остановились все часы. Они показывают 12.00. Если бы приехал коронер, он записал бы в протоколе, что остановка сердца Сэмюэла Винчестера произошла в двенадцать часов дня.
Именно в это время солнце когда-то лилось пригоршнями на их тела. Вкус кожи Дина на языке мягко стекал в горло теплым медом, губы липли к его золотистому предплечью, и Сэм не мог — или не хотел — их оторвать.
/Из отчета коронера:
Способ смерти: самоубийство./
@музыка: The Killers — A White Demon Love Song
@настроение: наконец-то!
@темы: sad, fiction, holy water, holy food, wincest
-
-
13.04.2010 в 17:15Я просто в шоке.
Браво, автор.
-
-
13.04.2010 в 17:19Охуеть. Я просто в шоке. Браво, автор.
Лестно.
Да я сама в шоке, что наконец это дописала. Только нужно подкатить бочку, чтобы прятаться за ней, когда придут фанаты Сэма и хэппи-эндов.)))
-
-
13.04.2010 в 17:38Только нужно подкатить бочку, чтобы прятаться за ней, когда придут фанаты Сэма и хэппи-эндов.)))
Никто никого не заставляет грызть кактус.
А если серьезно - давненько я не читала такой отличный винцестный агнст. Тем более такой обоснуйный и своевременный. А то все либо в розовый флафф ударились, пописывая о детстве или в таймлайне первых сезонов, когда у Винчестеров все было не настолько хреново; либо и вовсе всякие там ООС, ПВП и иже с ними.
А мне вот как раз не хватало такого вдумчивого, обстоятельного и рвущего душу на клочки произведения. Прям как прохладная вода в жаркий день)))
Спасибо еще раз.
-
-
13.04.2010 в 18:16А мне вот как раз не хватало такого вдумчивого, обстоятельного и рвущего душу на клочки произведения. Прям как прохладная вода в жаркий день)))
Ой, спасибо за такой отзыв... Для меня прямо как небесное журчание.)) Приятно, когда твои вещи затрагивают.
А если серьезно - давненько я не читала такой отличный винцестный агнст. Тем более такой обоснуйный и своевременный. А то все либо в розовый флафф ударились, пописывая о детстве или в таймлайне первых сезонов, когда у Винчестеров все было не настолько хреново; либо и вовсе всякие там ООС, ПВП и иже с ними.
Сейчас серьезный крах винцеста, и по многим причинам... А кстати, ПВП — это что такое? ООС — это когда не в характере, я знаю.
-
-
13.04.2010 в 18:22Обнимает его, чуть ли не ломая кости, впечатывая грудную клетку брата в зазубрины стены. Это значит: я тебя не отпущу. На всех языках.
Не надо ХЭ, Jana_J )
Такой.. правильный ангст, что ли.. Мне почему-то вспомнился Паланик, пустая комната с окном на пол стены, льющийся через пыльное стекло свет, пустая бутылка - тёмно-зелёного цвета..
Вот чёрт, у меня опять рождается ассоциативный метафоричный ряд, какие-то мысли и образно-спонтанная зарисовка..
-
-
13.04.2010 в 18:29Не надо ХЭ
А он все равно не получается. Нет, к полуночи Сэм, конечно, может воскреснуть, он же вессел Люца, но факт остается фактом.
Давно не убивала Сэма, уже соскучилась по этому занятию.)))
Вот чёрт, у меня опять рождается ассоциативный метафоричный ряд, какие-то мысли и образно-спонтанная зарисовка..
Пиши-пиши. Действительно, тут есть что-то от Чака Паланика.
А ты со всех фиков так вдохновляешься?
-
-
13.04.2010 в 18:52Просто иногда так хочется ничем не замутненного страдания любимых героев. Тем более когда сюжет сериала так сильно помогает в написании агнстовых фф.
-
-
13.04.2010 в 19:03к полуночи Сэм, конечно, может воскреснуть,
Вот для него и замкнутый круг - непрерываемый, из воскрешений, боли и смерти, и вкуса Дина - на губах, пальцах, языке и в мыслях.
А ты со всех фиков так вдохновляешься?
Нет.. Только с тебя)
-
-
13.04.2010 в 19:16«Поверни нож во мне».
Я хочу увидеть тебя, как ты есть. На наречии, древнее латинского, божественней енохианского, страстнее испанского.
Обнимает его, чуть ли не ломая кости, впечатывая грудную клетку брата в зазубрины стены. Это значит: я тебя не отпущу. На всех языках.
Застревает на дне.
— Ты со мной?
Дин больно шепчет:
— Тише, Сэмми. Тише. Тише.
только иногда в Импале поворачивает голову к нему и смотрит так просто и прямо, что пальцы Сэма роняют консервный нож, с которого капают прозрачные капли ананасового сиропа. Нет, Дин не счастлив, и, пожалуй, не был счастлив даже тогда, сознавая свой грех. Их грех, который он, как всегда, взял на себя одного.
В этом мой канон. Мой Дин. Вся его натура. Весь он.
Каждая строка из цитат - то, о чем задумываешься на протяжении всего пятого сезона. Те ли это Братья, с которых все началось?
Винцест. Я его не люблю. Но этот меня порвал на британский флаг. Если можно написать пэйринг с Братьями так, чтобы это было реальностью, то этот фик написан. Только что написан тобой. Обычно инцест ощущается как что-то иное. Будто тайная сторона, которую вывернули наизнанку, фальшиво. Фанатская блажь. Эта работа другая. Это мой любимый твой фф. Я не могу подобрать слова.
Спасибо
-
-
13.04.2010 в 20:09Потому что это настолько прекрасно, что меня вышибло в другую вселенную. Где все именно так и никак иначе. Степень достоверности зашкаливает, как счетчик гейгера в эпицентре ядерного взрыва. Я просто отдышаться не могу. Этот текст... каждое слово, горячие пальцы солнца и Дина, древнее, чем латинский и божественнее, чем енохианский, и фальшивые ключи, и ананасовый сироп, и жуткие отчеты коронера... Меня сейчас порвет на молекулы от невозможности выразить хоть что-то адекватное.
-
-
13.04.2010 в 23:03Дин шептал раскаленными сладкими губами его имя, и Сэму казалось, что он шепчет: «Поверни нож во мне».
сердце Дина хрустит на его зубах.
Ему светила тьма. (потрясающий оксюморон) Бездна перевалила за полдень, сминая все на своем пути, будто чертово колесо, потерявшее опору.
Именно в это время солнце лилось пригоршнями на их тела. Ободки глаз Дина становились золотистыми. Вкус его кожи на языке мягко стекал в горло теплым медом, губы липли к его предплечью, и Сэм не мог — или не хотел — их оторвать.
цитат было неизмеримо больше... но это глупо - цитировать практически весь фик... но иначе трудно... текст совершенен в своей исключительности и невозможности выкинуть хоть одно слово...
а много ли читалось вещей, когда текст воспринимается, как образ, картина... перетекающая и переливающаяся оттенками страсти и боли...
черт, мне, наверное, это приснится... текст осязаем...
я у твоих ног...
-
-
13.04.2010 в 23:19Он болен анемией чувств.
То, что более всего характеризует теперь обоих Винчестеров, кажется.
и Сэм затирает следы этих слез ботинком.
Великолепно. Просто очень красивая фраза.
что они никогда не были друзьями, весело проводящими время. Они были братьями, коллегами и любовниками.
Идеально сказано. Дружба – роскошь, которая им не по карману. Она неизмеримо дальше и неизмеримо легче, и им никогда не стать друзьями.
Когда в банку с законсервированными ломтиками вобьешь с размаху нож, то сразу появляется сок. Ананасовый сироп. Дин шептал раскаленными сладкими губами его имя, и Сэму казалось, что он шепчет: «Поверни нож во мне».
Просто… совершенные абзацы. Абсолютно совершенные. Их можно пить, как сладкий ананасовый сок.
Сэм чувствовал, что Дин не может ему отказать, как бы ни старался быть верным своим правилам. Лицо Дина в его ладонях, сердце Дина хрустит на его зубах.
Это значит: я тебя не отпущу. На всех языках.
Руби не отнимает белую руку. Она податлива, не так, как Дин. Руби соглашается с ним и вне постели, и он чувствует себя главным.
Ты все-таки невероятно их ловишь и обнажаешь всю душу, все мягкое нутро, все самое непривлекательное, за что почему-то не удается их осуждать.
Иногда кажется, что он позовет его, а Дин не откликнется. Не услышит. Стылое ветровое стекло,
Ну, тут и говорить не надо, да?..
Стало зябко просыпаться по утрам, и холод во взгляде брата сковывал Сэма цепями отвергнутости.
этот холод вечно с ними. он был и раньше, но теперь у них уже не хватает возможностей избавиться от него... ты изумительно показываешь эту трансформацию.
Он перестает быть прозрачной стенкой бокала. Он становится соломинкой.
Но Сэм всегда и да, и нет. Всегда Сэм.
Но в Дине тоже слишком мало от него. Зато в нем достаточно от того Дина, который нужен Сэму.
— Уходи. Уходи. Уходи.
Уходи, как я уходил от тебя.
Последнее - очень сильное. И в связи с последними нашими сериями, и вообще... самоотречение, самоотвержение, возведение в абсолют своей вины - все это тоже Сэм.
Рефрен «в Сэме слишком мало Дина» - это главное выражение всей проблемы и одновременно краеугольного камня их бытия. Сэм-слишком-без и Дин-слишком-в-Сэме. И оба они пытаются изменить ситуацию. И оба они, кажется, меняют ее, но опять не сближаются, потому что вновь – на разных полюсах.
Это совершенное воплощение всего того, что творилось в их душах с самого начала и до конца. и да, черт, я не зря так ждала...
-
-
14.04.2010 в 03:25спасибо . не могла оторваться от текста , все настолько ангстовое и черно-белое.
очень понравилось.
-
-
14.04.2010 в 08:47Почитала отзывы, сижу счастливая... Спасибо всем вам.
duchess_Sofia
ПВП - тупо порнушка.
Ну, понятно, почему я мало чего знаю об этом жанре. Просто не читаю такого.)
без всяких так "дырочек", "пальчиков", "попочек" и прочего.
Уменьшительные суффиксы — это зло!)))
Просто иногда так хочется ничем не замутненного страдания любимых героев. Тем более когда сюжет сериала так сильно помогает в написании агнстовых фф.
Да, читать и писать страдания — это такое удовольствие.)) Хотя из Суперов я еще юмор выжимаю.) Это эмоционально дуальный сериал.
Slytherin bastard
я не могу пройти мимо тебя..))
А если будешь проходить, то я все равно затащу тебя к себе за руку.))
Вот для него и замкнутый круг - непрерываемый, из воскрешений, боли и смерти, и вкуса Дина - на губах, пальцах, языке и в мыслях.
Такое постоянное 3.11... Как точно сказано.
Нет.. Только с тебя)
Ооооо. Обожаю быть музой.)))
FreeFly13, это потрясающе. Ты прочитала этот фик, хотя не любишь винцест!
В этом мой канон. Мой Дин. Вся его натура. Весь он.
Это тоже удивительно. Когда вещь в целом акцентирована на Сэме (или Джареде), мне говорят: а какой у тебя Дин (Дженсен), прямо такой, как есть. Это значит, что даже мелкие детали работают.
Да, мой Дин таков. Он разрешает Сэму многое. И платит за это многое без упрека. И казнит себя за запретные чувства.
Это мой любимый твой фф. Я не могу подобрать слова.
Спасибо большое. Я тронута.
Хотя как-то боязно, что я делаю винцест реальным.))
Addie Dee
Пришел фанат Сэма и хэппи-эндов и ... и я не знаю, что «и».
О боже, ты читала дискуссию?))
Потому что это настолько прекрасно, что меня вышибло в другую вселенную. Где все именно так и никак иначе. Степень достоверности зашкаливает, как счетчик гейгера в эпицентре ядерного взрыва.
Если я получаю такие живые, испепеляющие эмоциями, проникнутые каждым словом отзывы, то это дорогого стоит. Аня, спасибо.
Отчеты коронеры — это действительно жутковато. Это я еще выбрала самые красивые, потому что непонятные, формулировки.) Но так как в 5 сезоне представить Сэма без пластиковых перчаток и протоколов вскрытия затруднительно, то отчет был неизбежен. Узнала ужасные вещи. Патологоанатомы взвешивают сердце и печень!
chiffa07, что ты со мной делаешь, и передать сложно.
(потрясающий оксюморон)
Я обожаю оксюмороны. Этот я хотела даже вынести в название, но ананасы куда как более интригуют.)
текст совершенен в своей исключительности и невозможности выкинуть хоть одно слово...
Для меня это очень важная характеристика стиля. Так что получить ее — это желанная награда. Спасибо.
Имя розы
действительно идеально-жестоко. иначе и не скажешь.
Кажется, это моя самая жесткая вещь.
Ты все-таки невероятно их ловишь и обнажаешь всю душу, все мягкое нутро, все самое непривлекательное, за что почему-то не удается их осуждать.
Когда любишь, трудно осуждать...
Последнее - очень сильное. И в связи с последними нашими сериями, и вообще... самоотречение, самоотвержение, возведение в абсолют своей вины - все это тоже Сэм.
Действительно. Сэм карает всех, и себя заодно. Он мстит самому себе.
Рефрен «в Сэме слишком мало Дина» - это главное выражение всей проблемы и одновременно краеугольного камня их бытия. Сэм-слишком-без и Дин-слишком-в-Сэме. И оба они пытаются изменить ситуацию. И оба они, кажется, меняют ее, но опять не сближаются, потому что вновь – на разных полюсах.
Вот такая у них жизнь... Такие отношения.
Это совершенное воплощение всего того, что творилось в их душах с самого начала и до конца. и да, черт, я не зря так ждала...
Надеюсь, что не обманула ожидания.
Подсчитывая улов, я с радостью отмечаю, что прозвучало не только традиционное "сильно", но и что-то новенькое. "Совершенно". Ничего совершенного не бывает, но все равно приятно.
Ты всегда так тонко чувствуешь мои вещи, невероятно. Это действительно история о них.
Anarda
не могла оторваться от текста , все настолько ангстовое и черно-белое.
Спасибо большое.
А черно/белое — в смысле, четкий переход между хорошо и плохо?
-
-
14.04.2010 в 11:42О боже, ты читала дискуссию?))
Я почти всегда ее читаю, потому что во время чтения текста так разгоняюсь, что по инерции пролетаю еще на пару экранов вниз. Кроме тех случаев, когда впечатываюсь в конец, как в бетонную стену. Но здесь не было стены, здесь был обрыв в бездну.
Аня, я сама себе не верю, я перечитала текст со смертью Сэма три (три!) раза и наслаждалась им при каждом прочтении. Это что-то невероятное.
Доктор, что со мной?Отчеты коронеры — это действительно жутковато
Они были как вставные кадры в Бойцовском клубе или миллисекундные вспышки фонарика в глаза, при первом прочтении сразу даже и не понимаешь, что это и зачем это, но все равно на сетчатке остается след.
-
-
14.04.2010 в 11:50Я почти всегда ее читаю, потому что во время чтения текста так разгоняюсь, что по инерции пролетаю еще на пару экранов вниз. Кроме тех случаев, когда впечатываюсь в конец, как в бетонную стену. Но здесь не было стены, здесь был обрыв в бездну.
Ага, буду знать.
Обрыв, и без страховки... Вообще-то полагается предупреждать, когда death-fick, но я только намекнула, чтобы не портить эффект.)
я сама себе не верю, я перечитала текст со смертью Сэма три (три!) раза и наслаждалась им при каждом прочтении. Это что-то невероятное.
Просто иногда входишь во вкус умирания Сэма.)) Я знаю, я уже минимум как три раза убивала его в фиках.)))
Они были как вставные кадры в Бойцовском клубе или миллисекундные вспышки фонарика в глаза, при первом прочтении сразу даже и не понимаешь, что это и зачем это, но все равно на сетчатке остается след.
Да, "Бойцовский клуб", Чак Паланик. Он имеет влияние на меня и мое творчество.)
А эти вставки — это как в детективе, когда в финале все разъясняется и фрагменты укладываются в картину.
-
-
14.04.2010 в 12:05Вообще-то полагается предупреждать, когда death-fick, но я только намекнула, чтобы не портить эффект
Я не верю, что это пишу, но наверное хорошо, что ты не предупредила, потому что я, наверное, не стала бы читать, и потеряла очень-очень много.
Просто иногда входишь во вкус умирания Сэма
Во вкус умирания Сэма входит даже канон и Крипке сотоварищи...
Да, "Бойцовский клуб", Чак Паланик. Он имеет влияние на меня и мое творчество.)
На меня он тоже имеет большое влияние ))
-
-
14.04.2010 в 13:19твое совершенство в том, что ты абсолютно резонируешь с ними, со струнами их настроений... и лично с моим видением, которое я сама бы высказать не рискнула, не умаляя при этом первого.
Ну... нет, мне кажется, раффлезия не менее жестока. И там, кстати, Сэм тоже... неприятный. А здесь... ты меня так запугивала, но он вышел слишком каноничный, чтобы действительно отталкивать. Он несчастен в своей требовательности.
-
-
14.04.2010 в 14:13А черно/белое — в смысле, четкий переход между хорошо и плохо?
нет, не поэтому. потому что , когда читаю текст-вижу картинки. вот этот фик -он черно-белый.
-
-
14.04.2010 в 14:47Ты прочитала этот фик, хотя не любишь винцест!
О да!
даже мелкие детали работают.
Как по мне, именно в мелких деталях заключается вся соль. Именно из-за них я и читаю именно твои драбблы.
Хотя как-то боязно, что я делаю винцест реальным.))
Мне тоже, если честно. Ты не делаешь его реальны, наверное. Не полностью. Ты делаешь его каноничным. Я когда-то писала... Каноничным настолько, насколько винцест вообще может быть каноничным.
Спасибо, жду новых работ
-
-
14.04.2010 в 15:33Я не верю, что это пишу, но наверное хорошо, что ты не предупредила, потому что я, наверное, не стала бы читать, и потеряла очень-очень много.
Вот такая я коварная.))) А вообще в последнее время такая интересная тенденция, что люди уже ходят не на жанр, а просто на меня. Даже страшно как-то.))) Вдруг что-то не то напишу?
Во вкус умирания Сэма входит даже канон и Крипке сотоварищи...
Надо отдать ему должное, затем он всегда воскресает... Для новых мучений.(
На меня он тоже имеет большое влияние ))
Само собой, ты читала разрекламированную Дженсеном "Колыбельную"?
Имя розы
твое совершенство в том, что ты абсолютно резонируешь с ними, со струнами их настроений... и лично с моим видением, которое я сама бы высказать не рискнула, не умаляя при этом первого.
Я буду петь эти слова себе перед сном, можно?))
Ну... нет, мне кажется, раффлезия не менее жестока.
Но там нет гаражной стены.))
А здесь... ты меня так запугивала, но он вышел слишком каноничный, чтобы действительно отталкивать.
И ни капельки не ивильный?))
Он несчастен в своей требовательности.
Да он всегда несчастный, когда не удается намазать бутылку Дина клеем.))
Anarda
вот этот фик -он черно-белый.
А что, мне нравится такая цветовая интерпретация.
FreeFly13
Каноничным настолько, насколько винцест вообще может быть каноничным.
Вообще в каноне, особенно в первых сезонах, Винты столько пялятся друг на друга, что возникают ужасные мысли.))) За одну сцену — 8 переглядываний!
Спасибо, жду новых работ
*считает на пальцах* У меня еще в проекте драббл про Винчестерленд и абсолютно дженовый дубль... Которых я уже очень давно не писала.)
-
-
14.04.2010 в 18:51А если будешь проходить, то я все равно затащу тебя к себе за руку.))
чёрт, приятно))
Такое постоянное 3.11... Как точно сказано.
Мне кажется, эта серия вообще точно отажает самого Сэма и всю его жизнь..
Ооооо. Обожаю быть музой.)))
Ммм.. так и тянет предложить на эту фразу что-нибудь вроде "драббл?" )
драббл про Винчестерленд
И Таллахасси с тройкой на блестящем боку машины, обсуждающий с Дином размер детки..)
-
-
14.04.2010 в 18:57Мне кажется, эта серия вообще точно отажает самого Сэма и всю его жизнь..
Сэм без Дина выглядел как-то роботовато. Автомат для поиска Трикстера. Как он ел один, совсем один за столом.(((
так и тянет предложить на эту фразу что-нибудь вроде "драббл?" )
В смысле, вдохновить тебя на драббл?))
тин-Винки, Литлл Рок, Коламбус и тёплые патроны в руке? И Таллахасси с тройкой на блестящем боку машины, обсуждающий с Дином размер детки..)
Нет, Винчестерленд, как у Эша. Один рай для двоих Винчестеров, бесстыдный флафф, который я намеренно запорю в конце. Насчет кроссовера с Зомбилендом не знаю даже.
-
-
14.04.2010 в 19:12Да.. Вот интересно, если в той же ситуации он знал бы, что Дин где-то там жив, но не с ним, тоже бы так себя вёл? *задумчиво* Зная, что они не встретятся.
В смысле, вдохновить тебя на драббл?))
Да.. У меня сегодня "почти свободный вечер".. )
Нет, Винчестерленд, как у Эша. Один рай для двоих Винчестеров, бесстыдный флафф, который я намеренно запорю в конце. Насчет кроссовера с Зомбилендом не знаю даже.
думаю, у Винчестеров любой жанр с примесью ангста - явного или нет. Даже флафф.
*всё ещё надеется на Зомбилэнд*
-
-
14.04.2010 в 19:18А что ты хочешь? На какую тему? О, давай Дин оставляет Сэму или Сэм оставляет Сэму послание в бутылке, ты что-то говорил о зеленой бутылке и пыльном свете...
Да.. Вот интересно, если в той же ситуации он знал бы, что Дин где-то там жив, но не с ним, тоже бы так себя вёл? *задумчиво* Зная, что они не встретятся.
Об этом тоже можно написать. Что-то вроде "вчера Сэм разгромил целый город, потому что Дин ему не позвонил".)) Я только не знаю, это ангт или юмор будет.)))
думаю, у Винчестеров любой жанр с примесью ангста - явного или нет. Даже флафф.
Похоже на то. Мне нужна отчаянно флаффная сцена, как в "Сумерках". Лежат, понимаешь, рядышком и все...
*всё ещё надеется на Зомбилэнд*
Может, когда-нибудь.))
-
-
14.04.2010 в 19:37Хм... Пойду подумаю..)
Я только не знаю, это ангт или юмор будет.
Учитывая количество населения и т.п. будет массовый ангст и прочее. Но Дину было бы весело, наверное)
Похоже на то. Мне нужна отчаянно флаффная сцена, как в "Сумерках". Лежат, понимаешь, рядышком и все...
"Лежали Винчестеры за бревном на лугу, пока захария менял батарейки в фонарике, и пришла Дину в голову мысль, что в Раю есть всё, кроме батареек в карманах ангелов и, значит, можно задрать Сэму футболку и легко коснуться губами, прикрывая ему рот ладонью, прижимаясь и чувствуя, как шершаво трётся бревно сквозь слои одежды".
кхм..
Может, когда-нибудь.))
*записывает в блокнот на память*
-
-
14.04.2010 в 20:02У Сэма плохо с подвигами во имя Дина. Совсем плохо.(
"Лежали Винчестеры за бревном на лугу, пока захария менял батарейки в фонарике, и пришла Дину в голову мысль, что в Раю есть всё, кроме батареек в карманах ангелов и, значит, можно задрать Сэму футболку и легко коснуться губами, прикрывая ему рот ладонью, прижимаясь и чувствуя, как шершаво трётся бревно сквозь слои одежды".
Ух ты какое... Красиво *мечтательно*
*записывает в блокнот на память*
Черный список?))
-
-
14.04.2010 в 20:21У него это как крайность, выплёскивающаяся тогда, когда нет иного выхода)
Ух ты какое... Красиво *мечтательно*
Я же говорю у меня это спонтанно рождается, когда я с тобой разговариваю..))
Черный список?))
Список "на память".
Вспомнилось вроде стикера на холодильнике - "купить молока, выпить чаю, протереть стол, начать дышать".
-
-
14.04.2010 в 20:47У него это как крайность, выплёскивающаяся тогда, когда нет иного выхода)
Когда я думаю о подвигах Сэма, то только то Рождество с гоголем-моголем в голову лезет, и все...
Я же говорю у меня это спонтанно рождается, когда я с тобой разговариваю..))
Да, мне нужно делиться креативными излучениями, потому что меня слишком распирает всякими идеями. Это как респираторное заболевание. Или распирательное.)))
Вспомнилось вроде стикера на холодильнике - "купить молока, выпить чаю, протереть стол, начать дышать".
Впечатляющая душевная астма...
-
-
14.04.2010 в 21:09А сделку считать за попытку подвига не будем считать? Всё равно не вышло.. )
Да, мне нужно делиться креативными излучениями, потому что меня слишком распирает всякими идеями. Это как респираторное заболевание. Или распирательное.)))
О, чёрт.. Нет, нет.. *сопротивляется* Пора идти писать про бутылку, меня ведёт..
Впечатляющая душевная астма...
Горстью таблеток или дозой "вдохни, задержи, глотай" тут не поможешь..