Название: 5:2
Автор: Jana_J
Рейтинг: R
Пейринг: Сэм/Дин
Таймлайн: 1-5 сезон
Жанр: как это было
Дисклеймер: Крипке. Кое-какие идеи, названия и приемы радостно потырены у Франсуа Озона, Льюиса Кэрролла, Чака Паланика, Стюарта Хоума, из фильмов "11:14", "Американский психопат"
Предупреждения: намеренно сбитая хронология, склонность опираться на канон, фиксированная форма
читать фик
1:2
Сэм падает, разбивая колени в кровь. Бегущий Дин останавливается и оглядывается назад.
На Дина падает шкаф, и Сэм просыпается во вторник.
Никто не застрахован от удара в сердце. Если ты охотник за нечистью, то вероятность удара в два раза больше. Если ты вессель архангела — умножь это число на пять и получи обратный билет.
Дин всегда знал, что ему придется отдать младшего брата, спасенного из пламени пожара. Он вручит его блондинке в майке с гномами или другой подходящей девушке. Рано или поздно Сэм уйдет от него в обычный мир. Революции не могут длиться вечно. Они быстро иссякают. Как ливень. Как ночь, проведенная вдвоем. Утром объятие придется разорвать. Сэм не облегчал ему задачу. Он убегал, отчего сердце заходилось, и потом ненадолго возвращался к нему с покаянным видом. Из Флагстаффа. Стэнфорда. Гарбера. С того света.
Но Сэм — будущий мальчик-король, будущий адвокат — более не сомневается. Он делает, не увиливая, свой выбор. Он выбирает своего брата из всех возможностей. Не потому, что остальные люди в его жизни были большей частью фальшивы. Посланники Азазеля. Нет, Сэм предпочитает Дина, потому что это Дин. То, что у него есть. Тот, кто у него есть. Дин — это когда берешь два кофе и не смеешься его шуткам. Дин — это когда отчетливее помнишь, как он выглядит без футболки, чем в ней. Дин — это когда не надо слов, чтобы понять друг друга, достаточно переглянуться. Дин — это его Куба и теплый ром в стаканах. Дин — это выгоревшая поникшая трава на обочине и выгоревшие на солнце волосы, упрямо стоящие торчком.
Только Сэм осознает все это слишком поздно. То большее и лучшее, что он искал, было все время у него перед глазами.
Он не может остаться с Дином, как бы ни хотел. Его очередь жертвовать собой.
Сэма поражают гром и молния.
Дину попадаются несвежие тако.
Он готовился отпустить Сэма насовсем в безопасную жизнь. Только бы Сэм был счастлив, тогда и он будет, неважно, какой ценой.
Они бежали по режущей кромке обмана все это время. Если бежать еще быстрее, не касаясь острия ногами, то можно надеяться, что раны будут поверхностны.
Их пытались разделить, потянув в разные стороны сильнее. И Сэм разжал пальцы.
Дин знал, что потеряет Сэма, как и то, что не сможет смириться с потерей. Но не подозревал, что ему придется отдать своего брата Люциферу. При спасении одного мира лишаешься другого. Это называется баланс. Гармония.
Сэм говорит:
— Не спасай меня, как прежде. Не надо. Не возвращай меня.
Его младший брат вырос. Он все решает сам. Он исправляет неверную траекторию своего пути.
Сэм падает в бездонную яму. Дин встает на колени там, где над ним сомкнулась земля. Время платить по счетам.
Падению не было, не было, не было конца.
Поэтому это долгая история.
Это произошло в Лоуренсе, штат Канзас. Или где-нибудь еще. Это произошло с Дином и Сэмом Винчестерами. Или кем-нибудь другим. Это случилось, и случится снова. Не о чем говорить.
2:2
Сэм молчит. Он потерял дар речи и убеждения. Весь день с небольшими перерывами надрывно хлещет дождь, заглушая тишину. Раньше дождь шел только ночью, и наутро асфальт и небо сочились влагой. Непогода не мешала тем, кто вел дневную и офисную жизнь. Но ночью сжечь отрытый труп под ливнем проблематично. Дин никогда не читает в газетах и Интернете прогнозов погоды, переключает их, когда натыкается по телевизору.
— Только ты западаешь на крошек в двубортных костюмах, — фыркает он и меняет канал. — Все эти девицы похожи на секретарш.
А потом огонь, добытый из спички или зажигалки, не держится под прикрытием согнутой ладони и приходится ждать, когда потоп схлынет. Мертвые и сухие горят. Мертвые и мокрые — нет.
Дин ругается и снимает с себя джинсовую куртку и рубашку, на манер брезента кидая их на раздробленную лопатой крышку гроба. А затем стаскивает с Сэма верхнюю одежду и швыряет ее туда же, на кости.
— Останки все равно промокнут, Дин, — слабо протестует Сэм, выпутываясь из рукава куртки.
— Эй, умник, заткнись, — аргументирует свое мнение Дин. — Надо как-то скоротать время, пока у Бога в горле не просохнет. Есть идеи?
Идея Дина — пить воду с лица Сэма, слизывать капли дождя с его губ, осушать их своим ртом.
Единственная затея брата, которую Сэм сейчас не находит глупой. Даже под холодным дождем может быть жарко, если стоять под ним вдвоем. Кожа Сэма пылает там, где к ней прикасается Дин, и вода промывает ожоги. Сэм уже не различает разницу температур. Его ошпаривает Дином и ливнем. Идеальная термостатическая система. Мокрая футболка липнет к телу, с волос стекает вода. Из-за бьющих с напором струй ничего не видно и не слышно, но можно двигаться наощупь. Через сопротивление водной завесы. И пальцы Сэма упруго скользят в правильном направлении, судя по тому, как прижимается к его ищущим рукам Дин.
Когда дождь кончается, они застегивают джинсы (молния заедает) и сжигают наконец содержимое могилы, политое бензином и посыпанное солью.
Таким образом они провели несколько ночей и перевели такое количество одежды, какое можно засунуть в стиральную машину за один раз в прачечной.
Достаточно просмотреть прогноз синоптиков, чтобы не попасть под ночной ливень. Или принюхаться к сырому воздуху. Перед такими днями у Сэма чешутся ладони.
Но Дин не замечает сгустившихся туч. Он запихивает в рот чипсы с резким запахом сыра и нажимает, не глядя, правую кнопку пульта снова и снова. Красотка, управляющая воздушными массами, исчезает, смытая клипом ‘Sexual Revolution’ Army of lovers.
— Об орошении я и так знаю достаточно, — комментирует он. — Сэм, миссис Норма Хьюго уже заждалась нас на кладбище. Свидание на глубине двух метров. Поверь, она уже устала носиться по кондитерским Дамфриса, в ее-то годы. Пора бы знать, что в Вирджинии отродясь не водилось шоколадных круассанов, которые она требует.
— Будет дождь, — не согласен Сэм, стоящий у окна. — Лучше завтра.
— А будет ли это завтра, Сэмми? — голос Дина на мгновение меняется, но затем снова выравнивается. — Нельзя откладывать, будут еще жертвы. Ты не представляешь, на что способны милые старушки, лишенные любимой выпечки. Все надо сделать сегодня. К тому же, никаких осадков не предвидится. Если я не прав, то можешь сделать со мною все, что хочешь.
Спустя 3 часа насквозь вымокший Сэм пользуется предоставленным ему правом. В юриспруденции этот случай не имел бы незаконных последствий. По обоюдному соглашению сторон. Но в их игре случаются накладки, которых не устранить обычным взысканием.
Без осадков, говорил Дин. Он продал свою душу за брата, только и всего.
Но нерастворимый осадок остается на дне.
Тяжесть провинности по условию контракта тянет вниз, когда проваливаешься, и падение ускоряется. Дин падает в кандалы Ада, и они застегиваются на его запястьях и лодыжках, растягивая его над пустотой. Его брюшную полость расковыривают и вываливают наружу все внутренности. Банка супа Кэмпбелл без содержимого. Когда Дин знакомится с Аластаром, тот говорит ему, что пытки — это как поп-арт. К ним привыкаешь как к неизбежному злу, вышедшему в тираж. Но стоит иметь в виду, что даже такой китч остается произведением искусства. Дин извиняется, что не может пожать ему руку, он немного занят, висит на крюках, и посылает Аластара в супермаркет. Через 30 лет Дин более благосклонен к Энди Уорхолу и пыткам.
3:2
Сэм врет, когда Дин возвращается из Ада. Ночи сухи и ясны, и Сэм проводит их без него. Дин все еще падает по ночам в Ад в своих кошмарах, и уровень виски в бутылке под его кроватью понижается.
У него нет аппетита, а Сэм голоден как никогда. Дин кормит его из рук вырезками чуть прожаренного бекона, которые быстро исчезают на языке младшего брата. Следить за питанием Сэмми — его прямая обязанность. Сэм облизывает его пальцы и просит:
— Еще, Дин!
Его глаза полуприкрыты, а когда он распахивает их, то в них наркотический блеск. Вожделение расширяется вместе с зрачками.
Сэм прикусывает шею брата, упираясь ладонями в его грудь, и выдыхает жалобное:
— Еще, Дин.
Следить, чтобы Сэмми получал все, что хочет — его прямая обязанность. Дин зажимает в зубах красную полоску мяса, и Сэм наклоняет голову и ухватывается за другой конец. Он быстро добирается до губ Дина и жадно впивается в них, будто готов съесть.
В каком же фильме это было, диснеевском «Леди и бродяга» или в кулинарной эротике «Девять с половиной недель»? Дин забыл, как и про Ад. Но потом он вспоминает, что это была сцена из «Леди и бродяги», только со спагетти и фрикаделькой. Он вспоминает и Ад. Без фрикаделек.
Сейчас в кинотеатрах показывают нового «Индиану Джонса» Стивена Спилберга, и Сэм говорит, что уже успел посмотреть этот фильм, пока Дина….
— Не было, — договаривает он и вгрызается в принесенный им старшим братом крендель.
Прямые обязанности Дина теперь косвенные. Сэм возмужал в его отсутствие, пока выживал в компании Руби.
Работа Дина закончена. Он мог бы сдать жетон папе, если бы Джон был жив.
Работа Дина провалена. Он не сумел присмотреть за Сэмом тогда, когда по спине младшего брата текла кровь. Не сумел и сейчас, когда кровь течет тонкой струйкой из уголка рта Сэма. Кровь демонов. Все радикальные перевороты заканчивались плохо. Восстание Спартака. Мятеж на "Баунти" и бунт на "Черной жемчужине". Соглашение с демоном.
Голод гонит Сэма в ночь и к этой шлюхе Руби. Голод — это сила, превосходящая все на свете, и Дин ничего не может поделать. Он сомневается в своем праве на Сэма. Сэм ходит по барам и демонам. Но засыпает только рядом с Дином. Он приходит в номер под утро, пахнущий сексом, кровью, Джонни Уокером и гиацинтами, и молча ложится рядом.
Дин перебирает пальцами его волосы и думает о похождениях младшего.
На этот раз Сэм ударил первым. Не он.
Сэм так голоден, и впервые Дин не может утолить его голод, потому что это болезнь. Не та простуда, которую можно подхватить под дождем. Нет, это пострашнее ангины. За брата нужно бороться. Удержать его бункером и собою. Это не аллергия, не пройдет само по себе.
И если Сэм ударит снова, то это будет расплата за то, что Дин дождался ее амбулаторного периода. Проморгал, не подобрал антибиотики. Сэм свободен в своих действиях. Но Дин — нет. Доверие треснуло, как зеркало, об которое Сэм приложил его с размаху лицом.
Но еще есть шанс, и в Импале остался бензин, которого хватит до ближайшей заправки. Он спасет Сэма. Но кто спасет их?
Дин снимает ножом кусочек мяса с только что поджаренной туши и отправляет его в рот. Даже в Апокалипсис можно как-то жить, пусть и без холодильника. Отрезает еще кусочек и предлагает брату. Сэм смотрит не на мясо, поднесенное к его губам, а на Дина и едва заметно качает головой. Он сыт.
Тяжесть возмездия тянет вниз, когда проваливаешься, и падение ускоряется от пулевого отверстия в груди. На этот раз они падают вместе и попадают в Рай. Там ночь и скоро пойдет дождь, прибивая пыль на дороге.
4:2
Сэм видит пауков там, где их нет. Большие пауки на простыне, которые исчезают, стоит лишь открыть глаза. Все выглядит настолько настоящим, что не кажется сном. И тот миг беспомощности, когда Сэм не может отличить продукт подсознательной деятельности своего мозга от объективной реальности, пугает куда больше, чем сами пауки.
Демоны — это пауки в банке, и Сэм способен перекрыть им кислород, зажав его в кулаке. Пустом или с кинжалом. Вот только он не подозревал, что жил в такой банке сам, окруженный пауками. Его школьные и стэнфордские друзья, учителя и даже девушки.
Сэм засовывает руки в карманы и говорит:
— Русская революция 1917 года была повторением Великой Французской революции 1789.
Проходя мимо кафе Sun Lok Kee и магазина Chase Gift, он продолжает просвещать Дина:
— «Катехизис революционера» Нечаева и Бакунина…
Когда его задевает плечом прохожий в дорогом пальто, Сэм как раз рассказывает брату о демократических свободах, энциклопедии Дидро и организации власти по Монтескье:
— Власть разделяется на три ветви: законодательную, исполнительную и судебную…
Дин иногда забывает, что Сэм настолько дотошен. Но Сэм никогда не дает ему забыть что-либо достаточно надолго.
Они покидают фешенебельный район, где в японских ресторанах подают блюда, приготовленные на самой настоящей французской гильотине. Чудеса да и только.
— Сэм, — обращается к нему Дин через два квартала в толчее у светофора, — достаточно. Давай просто разделаемся с проклятым предметом без курса лекций Сорбонны. Кто-то должен спасать всех этих миллионеров с Уолл-стрит, которые от скуки сами готовы положить голову под нож. И пока они выглядят достаточно прилично и платят чаевые, их забавы никого не волнуют.
Экзотика оплачивается достойно, как и частные визиты на кухню.
— Эта гильотина доставлена контрабандой из Франции, — хвастается шеф-повар. — Она обезглавливала королей и аристократов, революционеров и санкюлотов. Всех, кто был неугоден якобинцам и Термидору. Сейчас мы режем этой гильотиной кочаны. По весу человеческая голова все равно что вилок капусты. Хотите попробовать?
Сэм и Дин, одетые в взятые напрокат костюмы санитарной службы, одновременно отказываются. Они расследуют дело об отрубленных головах в плетеных корзинах. С тех пор, как проклятая гильотина казнила нескольких человек, сначала клиентов, потом официантов, популярность Tindo Restaurant увеличилась в несколько раз.
Наблюдая за тем, как запачканное кровью лезвие исчезает навсегда, Дин потирает шею и говорит:
— Прибыльные заведения не закрывают, несмотря на многочисленные нарушения. Поэтому Ад и налоговая будут работать всегда. Пошли, Сэм.
На следующее утро, когда они собираются свалить из Нью-Йорка, который явно им не по карману, Дин получает царапину при бритье. Он никак не перейдет на безопасную бритву. Сэм берет его за подбородок и осматривает повреждение, а потом прижигает порез на щеке своим горячим языком.
— Не дергайся, Дин, — просит он, когда тот вертит головой, стремясь освободиться из его рук. — Тебе дать салфетку?
— Нет, я надеюсь, что все заживет само, если не трогать, — огрызается Дин.
Сэм тут же отпускает его. То недоверие, которое проявлял его старший брат после освобождения Люцифера, стало безверием по прибытию из Рая.
Дин закрывает глаза. Он делал вид, что ничего не случилось, в надежде, что рана затянется и все станет, как раньше. Вина Дина, который не удержал. Вина Сэма, который не удержался. Сэм знал, что Дин обвинял себя за него. Но на самом деле — это не его вина, не советы Руби и не темная кровь в нем. Это все сам Сэм. Как он есть. Ему была нужна сила, чтобы спасти мир, но эта сила оказалась разрушением. Собрать прежнее нелегко. Сэм хотел бы сделать все иначе многое из своего прошлого. Сделать лучше. Держаться Дина, держаться за Дина, и тогда все было бы по-другому. Старший брат всегда шел ему навстречу, когда он в этом нуждался. Единственное его условие — они заодно в этой паутине. В Импале. В Раю. В Детройте. Против ангелов и демонов. Парни без соцпакета, полагающиеся только друг на друга.
«Прости, Дин. Я желал не того. Позволь мне все искупить».
«Прости, Сэм. Но я не могу так. Когда ты не со мной настолько. Когда ты падаешь, я тебя поднимаю. И наоборот».
То, что не было произнесено.
Тяжесть крови в венах тянет вниз, когда проваливаешься, и падение ускоряется. Сэма тошнит от демонской крови в нем. Перед глазами мелькают бесчисленные полки, уставленные банками с солью, кораблями в бутылках и фляжками со святой водой и кровью демонов. Сэм пролетает мимо стеллажей со сводами законов на латыни и уворачивается от стойки, на которой развешано множество белых костюмов Люцифера. Совершенно одинаковых. Он минует завитой парик судьи на подставке и огромное расколотое зеркало в тяжелой лепной раме.
В стене открывается освещенное окно. Белый тюль штор трепет ветер. И Сэм видит за ними Дина, обнимающего Лизу. Искупление вины Сэма выглядит вот так. Скоро пора ужинать. Лиза начинает накрывает на стол. Дин рассеянно протирает тарелку вафельным полотенцем.
Сэм падает дальше, теряя Дина, и скоро все вещи пропадают в темноте.
5:2
Сэм говорит, что все в порядке, а Дин не делает вид, будто ему верит. Каждую ночь Сэму снятся горящие кошмары о Джессике. Его мир переворачивается. Потолок. Джессика смотрит на него сверху и четко выговаривает своим карамельным ртом то, чего Сэм не хочет слышать:
— Почему, Сэм?
Карамель плавится, золотые кудри разглаживаются, как фольга, полируемая ногтями. Джессика горит. Жженый сахар. Жженая пробка. Жженая плоть. Капли сладкой крови капают на Сэма, и он закрывается от них руками. Жар уже докатился до него, капли забираются под кожу.
Голос Дина спасает его. Вслед за голосом приходят его руки. Они оттаскивают его от огня. И тогда Сэм просыпается. Дин держит его за плечи, встряхивает и спрашивает:
— Что тебе снилось, Сэм?
— Леденцы и конфеты, — неделю за неделей отвечает Сэм, глядя прямо в глаза Дина и остывая в них от пожара. — Леденцы и конфеты.
Дин опускает глаза и отпускает его. Сэм лежит одетым на фиолетовом покрывале, положив руку на солнечное сплетение. На ладонях вздулись маленькие пузыри, прямо под кожей. Он надавливает на один волдырь, и из него вытекает вода.
Сэм легко наверстывает охоту. Путешествия из штат в штат, что он избегал последние четыре года, догнали его. Есть вещи, от которых можно бежать всю жизнь, но все равно от них не спрятаться. Потому что они в тебе. Все повторяется. Снова и снова. То, чего ты не хочешь, настигает с завидной частотой, как напоминающие приступы аллергии. Зеркала, в которых отражается Сэм, имеют привычку разбиваться.
Он встает очень рано, потому что лежит без сна, и приносит Дину кофе с утра пораньше. Горячий кофе в тонком стаканчике в 5 часов утра — вся его нежность к брату. Но Сэм не умеет быть нежным, лишь чуть более мягким, чем обычно. Он разворачивается к Дину, обращает к нему всего себя.
Пузыри на ладонях подсыхают и лопаются, кожа клочьями облезает с рук. После ладони вновь становятся гладкими.
…Стакан падает на пол, и коричневые брызги разлетаются в стороны, когда Сэм видит в больничной палате умершего отца. Еще минус один от него. Время смерти — 10:41.
Кофе из аппарата в холле всегда еле теплый.
Дин опускает глаза снова, когда говорит, что отец ничего не сказал ему на прощание. А когда наконец он раскрывает ему правду — спасти Сэма любой ценой или убить его, то Сэм взрывается и делает длинный глоток пива из бутылки. Он в гневе, и он хочет умереть прямо сейчас, чего ждать. Со стороны отца это предательство.
Спасительный голос его брата просит дать ему время. Дин всегда держится до последнего и только потом раскрывается. Сэму остается только ждать, и это невыносимо.
Дин осуждает отца. Дин не собирается выполнять приказы командира. Ему легче убить себя, чем брата. Еще не настала пора кофе, но Сэм уже готов принести его Дину.
Дин беспокойно всматривается в глаза младшего, полыхающие радостью и чем-то запретным.
Ему нужно отступить и подумать, что будет дальше. Но все, что бы он ни надумал, неправильно.
Фокусное расстояние сокращается, и Сэм оказывается еще ближе. Позади сбитая из широких досок изгородь, и некуда отступать. Листва деревьев над ними чуть шуршит от северо-западного ветра. Целовать своего родного брата — это бунт, но Сэм изначально бунтовщик. Сжимать пальцами его предплечье и упираться сзади влажным лбом в шейный позвонок — тянет на вооруженное восстание. Твердить про себя во время секса экзорцизм, чтобы не кончить раньше времени, когда язык Дина дразняще опускается по его бедру и все только впереди — уже революция.
— Мы теперь сообщники, — предупреждает Дин. — У нас заговор против всех. Ты и я. Больше рассчитывать не на кого, разве что на Бобби.
Выиграют они или проиграют свое право жить, не оглядываясь на мнение других, беря все от последнего дня и друг от друга.
Революции тонут в репрессиях и кровавом терроре. Идеи о свободе, равенстве и братстве приводят в бездну хаоса, и предводители восстания получают нож в спину от своих соратников.
Бывают нелепые смерти. Жана-Поля Марата закололи в ванне, Сэм Винчестер умер под моросящим дождем в городе призраков на руках брата. Их смерть пришла в тот миг, когда они не ожидали удара.
На столе перед Дином стоит большая бутылка Pepsi с синей крышкой, которую притащил старый ворчун Бобби. Тот, кто принес бы ему кофе, лежит мертвый в соседней комнате. И когда Дин понимает, что Сэм никогда, никогда больше не войдет в дверь с двумя белыми стаканами в руках, он делает то, что делает.
Тяжесть греха тянет вниз, когда проваливаешься, и падение ускоряется. Но есть тот, кто прощает все, хотя мы не прощаем другим их прегрешения. Сэм Винчестер падает вверх в запачканных грязью и собственной кровью джинсах. И на этом ничего не заканчивается, а только начинается.
Автор: Jana_J
Рейтинг: R
Пейринг: Сэм/Дин
Таймлайн: 1-5 сезон
Жанр: как это было
Дисклеймер: Крипке. Кое-какие идеи, названия и приемы радостно потырены у Франсуа Озона, Льюиса Кэрролла, Чака Паланика, Стюарта Хоума, из фильмов "11:14", "Американский психопат"
Предупреждения: намеренно сбитая хронология, склонность опираться на канон, фиксированная форма
читать фик
Мы живем только два дня.
Вольтер
I died a hundred times.
Вольтер
I died a hundred times.
Amy Winehouse — Back to black
1:2
Сэм падает, разбивая колени в кровь. Бегущий Дин останавливается и оглядывается назад.
На Дина падает шкаф, и Сэм просыпается во вторник.
Никто не застрахован от удара в сердце. Если ты охотник за нечистью, то вероятность удара в два раза больше. Если ты вессель архангела — умножь это число на пять и получи обратный билет.
Дин всегда знал, что ему придется отдать младшего брата, спасенного из пламени пожара. Он вручит его блондинке в майке с гномами или другой подходящей девушке. Рано или поздно Сэм уйдет от него в обычный мир. Революции не могут длиться вечно. Они быстро иссякают. Как ливень. Как ночь, проведенная вдвоем. Утром объятие придется разорвать. Сэм не облегчал ему задачу. Он убегал, отчего сердце заходилось, и потом ненадолго возвращался к нему с покаянным видом. Из Флагстаффа. Стэнфорда. Гарбера. С того света.
Но Сэм — будущий мальчик-король, будущий адвокат — более не сомневается. Он делает, не увиливая, свой выбор. Он выбирает своего брата из всех возможностей. Не потому, что остальные люди в его жизни были большей частью фальшивы. Посланники Азазеля. Нет, Сэм предпочитает Дина, потому что это Дин. То, что у него есть. Тот, кто у него есть. Дин — это когда берешь два кофе и не смеешься его шуткам. Дин — это когда отчетливее помнишь, как он выглядит без футболки, чем в ней. Дин — это когда не надо слов, чтобы понять друг друга, достаточно переглянуться. Дин — это его Куба и теплый ром в стаканах. Дин — это выгоревшая поникшая трава на обочине и выгоревшие на солнце волосы, упрямо стоящие торчком.
Только Сэм осознает все это слишком поздно. То большее и лучшее, что он искал, было все время у него перед глазами.
Он не может остаться с Дином, как бы ни хотел. Его очередь жертвовать собой.
Сэма поражают гром и молния.
Дину попадаются несвежие тако.
Он готовился отпустить Сэма насовсем в безопасную жизнь. Только бы Сэм был счастлив, тогда и он будет, неважно, какой ценой.
Они бежали по режущей кромке обмана все это время. Если бежать еще быстрее, не касаясь острия ногами, то можно надеяться, что раны будут поверхностны.
Их пытались разделить, потянув в разные стороны сильнее. И Сэм разжал пальцы.
Дин знал, что потеряет Сэма, как и то, что не сможет смириться с потерей. Но не подозревал, что ему придется отдать своего брата Люциферу. При спасении одного мира лишаешься другого. Это называется баланс. Гармония.
Сэм говорит:
— Не спасай меня, как прежде. Не надо. Не возвращай меня.
Его младший брат вырос. Он все решает сам. Он исправляет неверную траекторию своего пути.
Сэм падает в бездонную яму. Дин встает на колени там, где над ним сомкнулась земля. Время платить по счетам.
Падению не было, не было, не было конца.
Поэтому это долгая история.
Это произошло в Лоуренсе, штат Канзас. Или где-нибудь еще. Это произошло с Дином и Сэмом Винчестерами. Или кем-нибудь другим. Это случилось, и случится снова. Не о чем говорить.
2:2
Сэм молчит. Он потерял дар речи и убеждения. Весь день с небольшими перерывами надрывно хлещет дождь, заглушая тишину. Раньше дождь шел только ночью, и наутро асфальт и небо сочились влагой. Непогода не мешала тем, кто вел дневную и офисную жизнь. Но ночью сжечь отрытый труп под ливнем проблематично. Дин никогда не читает в газетах и Интернете прогнозов погоды, переключает их, когда натыкается по телевизору.
— Только ты западаешь на крошек в двубортных костюмах, — фыркает он и меняет канал. — Все эти девицы похожи на секретарш.
А потом огонь, добытый из спички или зажигалки, не держится под прикрытием согнутой ладони и приходится ждать, когда потоп схлынет. Мертвые и сухие горят. Мертвые и мокрые — нет.
Дин ругается и снимает с себя джинсовую куртку и рубашку, на манер брезента кидая их на раздробленную лопатой крышку гроба. А затем стаскивает с Сэма верхнюю одежду и швыряет ее туда же, на кости.
— Останки все равно промокнут, Дин, — слабо протестует Сэм, выпутываясь из рукава куртки.
— Эй, умник, заткнись, — аргументирует свое мнение Дин. — Надо как-то скоротать время, пока у Бога в горле не просохнет. Есть идеи?
Идея Дина — пить воду с лица Сэма, слизывать капли дождя с его губ, осушать их своим ртом.
Единственная затея брата, которую Сэм сейчас не находит глупой. Даже под холодным дождем может быть жарко, если стоять под ним вдвоем. Кожа Сэма пылает там, где к ней прикасается Дин, и вода промывает ожоги. Сэм уже не различает разницу температур. Его ошпаривает Дином и ливнем. Идеальная термостатическая система. Мокрая футболка липнет к телу, с волос стекает вода. Из-за бьющих с напором струй ничего не видно и не слышно, но можно двигаться наощупь. Через сопротивление водной завесы. И пальцы Сэма упруго скользят в правильном направлении, судя по тому, как прижимается к его ищущим рукам Дин.
Когда дождь кончается, они застегивают джинсы (молния заедает) и сжигают наконец содержимое могилы, политое бензином и посыпанное солью.
Таким образом они провели несколько ночей и перевели такое количество одежды, какое можно засунуть в стиральную машину за один раз в прачечной.
Достаточно просмотреть прогноз синоптиков, чтобы не попасть под ночной ливень. Или принюхаться к сырому воздуху. Перед такими днями у Сэма чешутся ладони.
Но Дин не замечает сгустившихся туч. Он запихивает в рот чипсы с резким запахом сыра и нажимает, не глядя, правую кнопку пульта снова и снова. Красотка, управляющая воздушными массами, исчезает, смытая клипом ‘Sexual Revolution’ Army of lovers.
— Об орошении я и так знаю достаточно, — комментирует он. — Сэм, миссис Норма Хьюго уже заждалась нас на кладбище. Свидание на глубине двух метров. Поверь, она уже устала носиться по кондитерским Дамфриса, в ее-то годы. Пора бы знать, что в Вирджинии отродясь не водилось шоколадных круассанов, которые она требует.
— Будет дождь, — не согласен Сэм, стоящий у окна. — Лучше завтра.
— А будет ли это завтра, Сэмми? — голос Дина на мгновение меняется, но затем снова выравнивается. — Нельзя откладывать, будут еще жертвы. Ты не представляешь, на что способны милые старушки, лишенные любимой выпечки. Все надо сделать сегодня. К тому же, никаких осадков не предвидится. Если я не прав, то можешь сделать со мною все, что хочешь.
Спустя 3 часа насквозь вымокший Сэм пользуется предоставленным ему правом. В юриспруденции этот случай не имел бы незаконных последствий. По обоюдному соглашению сторон. Но в их игре случаются накладки, которых не устранить обычным взысканием.
Без осадков, говорил Дин. Он продал свою душу за брата, только и всего.
Но нерастворимый осадок остается на дне.
Тяжесть провинности по условию контракта тянет вниз, когда проваливаешься, и падение ускоряется. Дин падает в кандалы Ада, и они застегиваются на его запястьях и лодыжках, растягивая его над пустотой. Его брюшную полость расковыривают и вываливают наружу все внутренности. Банка супа Кэмпбелл без содержимого. Когда Дин знакомится с Аластаром, тот говорит ему, что пытки — это как поп-арт. К ним привыкаешь как к неизбежному злу, вышедшему в тираж. Но стоит иметь в виду, что даже такой китч остается произведением искусства. Дин извиняется, что не может пожать ему руку, он немного занят, висит на крюках, и посылает Аластара в супермаркет. Через 30 лет Дин более благосклонен к Энди Уорхолу и пыткам.
3:2
Сэм врет, когда Дин возвращается из Ада. Ночи сухи и ясны, и Сэм проводит их без него. Дин все еще падает по ночам в Ад в своих кошмарах, и уровень виски в бутылке под его кроватью понижается.
У него нет аппетита, а Сэм голоден как никогда. Дин кормит его из рук вырезками чуть прожаренного бекона, которые быстро исчезают на языке младшего брата. Следить за питанием Сэмми — его прямая обязанность. Сэм облизывает его пальцы и просит:
— Еще, Дин!
Его глаза полуприкрыты, а когда он распахивает их, то в них наркотический блеск. Вожделение расширяется вместе с зрачками.
Сэм прикусывает шею брата, упираясь ладонями в его грудь, и выдыхает жалобное:
— Еще, Дин.
Следить, чтобы Сэмми получал все, что хочет — его прямая обязанность. Дин зажимает в зубах красную полоску мяса, и Сэм наклоняет голову и ухватывается за другой конец. Он быстро добирается до губ Дина и жадно впивается в них, будто готов съесть.
В каком же фильме это было, диснеевском «Леди и бродяга» или в кулинарной эротике «Девять с половиной недель»? Дин забыл, как и про Ад. Но потом он вспоминает, что это была сцена из «Леди и бродяги», только со спагетти и фрикаделькой. Он вспоминает и Ад. Без фрикаделек.
Сейчас в кинотеатрах показывают нового «Индиану Джонса» Стивена Спилберга, и Сэм говорит, что уже успел посмотреть этот фильм, пока Дина….
— Не было, — договаривает он и вгрызается в принесенный им старшим братом крендель.
Прямые обязанности Дина теперь косвенные. Сэм возмужал в его отсутствие, пока выживал в компании Руби.
Работа Дина закончена. Он мог бы сдать жетон папе, если бы Джон был жив.
Работа Дина провалена. Он не сумел присмотреть за Сэмом тогда, когда по спине младшего брата текла кровь. Не сумел и сейчас, когда кровь течет тонкой струйкой из уголка рта Сэма. Кровь демонов. Все радикальные перевороты заканчивались плохо. Восстание Спартака. Мятеж на "Баунти" и бунт на "Черной жемчужине". Соглашение с демоном.
Голод гонит Сэма в ночь и к этой шлюхе Руби. Голод — это сила, превосходящая все на свете, и Дин ничего не может поделать. Он сомневается в своем праве на Сэма. Сэм ходит по барам и демонам. Но засыпает только рядом с Дином. Он приходит в номер под утро, пахнущий сексом, кровью, Джонни Уокером и гиацинтами, и молча ложится рядом.
Дин перебирает пальцами его волосы и думает о похождениях младшего.
На этот раз Сэм ударил первым. Не он.
Сэм так голоден, и впервые Дин не может утолить его голод, потому что это болезнь. Не та простуда, которую можно подхватить под дождем. Нет, это пострашнее ангины. За брата нужно бороться. Удержать его бункером и собою. Это не аллергия, не пройдет само по себе.
И если Сэм ударит снова, то это будет расплата за то, что Дин дождался ее амбулаторного периода. Проморгал, не подобрал антибиотики. Сэм свободен в своих действиях. Но Дин — нет. Доверие треснуло, как зеркало, об которое Сэм приложил его с размаху лицом.
Но еще есть шанс, и в Импале остался бензин, которого хватит до ближайшей заправки. Он спасет Сэма. Но кто спасет их?
Дин снимает ножом кусочек мяса с только что поджаренной туши и отправляет его в рот. Даже в Апокалипсис можно как-то жить, пусть и без холодильника. Отрезает еще кусочек и предлагает брату. Сэм смотрит не на мясо, поднесенное к его губам, а на Дина и едва заметно качает головой. Он сыт.
Тяжесть возмездия тянет вниз, когда проваливаешься, и падение ускоряется от пулевого отверстия в груди. На этот раз они падают вместе и попадают в Рай. Там ночь и скоро пойдет дождь, прибивая пыль на дороге.
4:2
Сэм видит пауков там, где их нет. Большие пауки на простыне, которые исчезают, стоит лишь открыть глаза. Все выглядит настолько настоящим, что не кажется сном. И тот миг беспомощности, когда Сэм не может отличить продукт подсознательной деятельности своего мозга от объективной реальности, пугает куда больше, чем сами пауки.
Демоны — это пауки в банке, и Сэм способен перекрыть им кислород, зажав его в кулаке. Пустом или с кинжалом. Вот только он не подозревал, что жил в такой банке сам, окруженный пауками. Его школьные и стэнфордские друзья, учителя и даже девушки.
Сэм засовывает руки в карманы и говорит:
— Русская революция 1917 года была повторением Великой Французской революции 1789.
Проходя мимо кафе Sun Lok Kee и магазина Chase Gift, он продолжает просвещать Дина:
— «Катехизис революционера» Нечаева и Бакунина…
Когда его задевает плечом прохожий в дорогом пальто, Сэм как раз рассказывает брату о демократических свободах, энциклопедии Дидро и организации власти по Монтескье:
— Власть разделяется на три ветви: законодательную, исполнительную и судебную…
Дин иногда забывает, что Сэм настолько дотошен. Но Сэм никогда не дает ему забыть что-либо достаточно надолго.
Они покидают фешенебельный район, где в японских ресторанах подают блюда, приготовленные на самой настоящей французской гильотине. Чудеса да и только.
— Сэм, — обращается к нему Дин через два квартала в толчее у светофора, — достаточно. Давай просто разделаемся с проклятым предметом без курса лекций Сорбонны. Кто-то должен спасать всех этих миллионеров с Уолл-стрит, которые от скуки сами готовы положить голову под нож. И пока они выглядят достаточно прилично и платят чаевые, их забавы никого не волнуют.
Экзотика оплачивается достойно, как и частные визиты на кухню.
— Эта гильотина доставлена контрабандой из Франции, — хвастается шеф-повар. — Она обезглавливала королей и аристократов, революционеров и санкюлотов. Всех, кто был неугоден якобинцам и Термидору. Сейчас мы режем этой гильотиной кочаны. По весу человеческая голова все равно что вилок капусты. Хотите попробовать?
Сэм и Дин, одетые в взятые напрокат костюмы санитарной службы, одновременно отказываются. Они расследуют дело об отрубленных головах в плетеных корзинах. С тех пор, как проклятая гильотина казнила нескольких человек, сначала клиентов, потом официантов, популярность Tindo Restaurant увеличилась в несколько раз.
Наблюдая за тем, как запачканное кровью лезвие исчезает навсегда, Дин потирает шею и говорит:
— Прибыльные заведения не закрывают, несмотря на многочисленные нарушения. Поэтому Ад и налоговая будут работать всегда. Пошли, Сэм.
На следующее утро, когда они собираются свалить из Нью-Йорка, который явно им не по карману, Дин получает царапину при бритье. Он никак не перейдет на безопасную бритву. Сэм берет его за подбородок и осматривает повреждение, а потом прижигает порез на щеке своим горячим языком.
— Не дергайся, Дин, — просит он, когда тот вертит головой, стремясь освободиться из его рук. — Тебе дать салфетку?
— Нет, я надеюсь, что все заживет само, если не трогать, — огрызается Дин.
Сэм тут же отпускает его. То недоверие, которое проявлял его старший брат после освобождения Люцифера, стало безверием по прибытию из Рая.
Дин закрывает глаза. Он делал вид, что ничего не случилось, в надежде, что рана затянется и все станет, как раньше. Вина Дина, который не удержал. Вина Сэма, который не удержался. Сэм знал, что Дин обвинял себя за него. Но на самом деле — это не его вина, не советы Руби и не темная кровь в нем. Это все сам Сэм. Как он есть. Ему была нужна сила, чтобы спасти мир, но эта сила оказалась разрушением. Собрать прежнее нелегко. Сэм хотел бы сделать все иначе многое из своего прошлого. Сделать лучше. Держаться Дина, держаться за Дина, и тогда все было бы по-другому. Старший брат всегда шел ему навстречу, когда он в этом нуждался. Единственное его условие — они заодно в этой паутине. В Импале. В Раю. В Детройте. Против ангелов и демонов. Парни без соцпакета, полагающиеся только друг на друга.
«Прости, Дин. Я желал не того. Позволь мне все искупить».
«Прости, Сэм. Но я не могу так. Когда ты не со мной настолько. Когда ты падаешь, я тебя поднимаю. И наоборот».
То, что не было произнесено.
Тяжесть крови в венах тянет вниз, когда проваливаешься, и падение ускоряется. Сэма тошнит от демонской крови в нем. Перед глазами мелькают бесчисленные полки, уставленные банками с солью, кораблями в бутылках и фляжками со святой водой и кровью демонов. Сэм пролетает мимо стеллажей со сводами законов на латыни и уворачивается от стойки, на которой развешано множество белых костюмов Люцифера. Совершенно одинаковых. Он минует завитой парик судьи на подставке и огромное расколотое зеркало в тяжелой лепной раме.
В стене открывается освещенное окно. Белый тюль штор трепет ветер. И Сэм видит за ними Дина, обнимающего Лизу. Искупление вины Сэма выглядит вот так. Скоро пора ужинать. Лиза начинает накрывает на стол. Дин рассеянно протирает тарелку вафельным полотенцем.
Сэм падает дальше, теряя Дина, и скоро все вещи пропадают в темноте.
5:2
Сэм говорит, что все в порядке, а Дин не делает вид, будто ему верит. Каждую ночь Сэму снятся горящие кошмары о Джессике. Его мир переворачивается. Потолок. Джессика смотрит на него сверху и четко выговаривает своим карамельным ртом то, чего Сэм не хочет слышать:
— Почему, Сэм?
Карамель плавится, золотые кудри разглаживаются, как фольга, полируемая ногтями. Джессика горит. Жженый сахар. Жженая пробка. Жженая плоть. Капли сладкой крови капают на Сэма, и он закрывается от них руками. Жар уже докатился до него, капли забираются под кожу.
Голос Дина спасает его. Вслед за голосом приходят его руки. Они оттаскивают его от огня. И тогда Сэм просыпается. Дин держит его за плечи, встряхивает и спрашивает:
— Что тебе снилось, Сэм?
— Леденцы и конфеты, — неделю за неделей отвечает Сэм, глядя прямо в глаза Дина и остывая в них от пожара. — Леденцы и конфеты.
Дин опускает глаза и отпускает его. Сэм лежит одетым на фиолетовом покрывале, положив руку на солнечное сплетение. На ладонях вздулись маленькие пузыри, прямо под кожей. Он надавливает на один волдырь, и из него вытекает вода.
Сэм легко наверстывает охоту. Путешествия из штат в штат, что он избегал последние четыре года, догнали его. Есть вещи, от которых можно бежать всю жизнь, но все равно от них не спрятаться. Потому что они в тебе. Все повторяется. Снова и снова. То, чего ты не хочешь, настигает с завидной частотой, как напоминающие приступы аллергии. Зеркала, в которых отражается Сэм, имеют привычку разбиваться.
Он встает очень рано, потому что лежит без сна, и приносит Дину кофе с утра пораньше. Горячий кофе в тонком стаканчике в 5 часов утра — вся его нежность к брату. Но Сэм не умеет быть нежным, лишь чуть более мягким, чем обычно. Он разворачивается к Дину, обращает к нему всего себя.
Пузыри на ладонях подсыхают и лопаются, кожа клочьями облезает с рук. После ладони вновь становятся гладкими.
…Стакан падает на пол, и коричневые брызги разлетаются в стороны, когда Сэм видит в больничной палате умершего отца. Еще минус один от него. Время смерти — 10:41.
Кофе из аппарата в холле всегда еле теплый.
Дин опускает глаза снова, когда говорит, что отец ничего не сказал ему на прощание. А когда наконец он раскрывает ему правду — спасти Сэма любой ценой или убить его, то Сэм взрывается и делает длинный глоток пива из бутылки. Он в гневе, и он хочет умереть прямо сейчас, чего ждать. Со стороны отца это предательство.
Спасительный голос его брата просит дать ему время. Дин всегда держится до последнего и только потом раскрывается. Сэму остается только ждать, и это невыносимо.
Дин осуждает отца. Дин не собирается выполнять приказы командира. Ему легче убить себя, чем брата. Еще не настала пора кофе, но Сэм уже готов принести его Дину.
Дин беспокойно всматривается в глаза младшего, полыхающие радостью и чем-то запретным.
Ему нужно отступить и подумать, что будет дальше. Но все, что бы он ни надумал, неправильно.
Фокусное расстояние сокращается, и Сэм оказывается еще ближе. Позади сбитая из широких досок изгородь, и некуда отступать. Листва деревьев над ними чуть шуршит от северо-западного ветра. Целовать своего родного брата — это бунт, но Сэм изначально бунтовщик. Сжимать пальцами его предплечье и упираться сзади влажным лбом в шейный позвонок — тянет на вооруженное восстание. Твердить про себя во время секса экзорцизм, чтобы не кончить раньше времени, когда язык Дина дразняще опускается по его бедру и все только впереди — уже революция.
— Мы теперь сообщники, — предупреждает Дин. — У нас заговор против всех. Ты и я. Больше рассчитывать не на кого, разве что на Бобби.
Выиграют они или проиграют свое право жить, не оглядываясь на мнение других, беря все от последнего дня и друг от друга.
Революции тонут в репрессиях и кровавом терроре. Идеи о свободе, равенстве и братстве приводят в бездну хаоса, и предводители восстания получают нож в спину от своих соратников.
Бывают нелепые смерти. Жана-Поля Марата закололи в ванне, Сэм Винчестер умер под моросящим дождем в городе призраков на руках брата. Их смерть пришла в тот миг, когда они не ожидали удара.
На столе перед Дином стоит большая бутылка Pepsi с синей крышкой, которую притащил старый ворчун Бобби. Тот, кто принес бы ему кофе, лежит мертвый в соседней комнате. И когда Дин понимает, что Сэм никогда, никогда больше не войдет в дверь с двумя белыми стаканами в руках, он делает то, что делает.
Тяжесть греха тянет вниз, когда проваливаешься, и падение ускоряется. Но есть тот, кто прощает все, хотя мы не прощаем другим их прегрешения. Сэм Винчестер падает вверх в запачканных грязью и собственной кровью джинсах. И на этом ничего не заканчивается, а только начинается.
-
-
06.09.2010 в 23:26Первое, зацепило
читать дальше
читать дальше
Но, это лирика, вернемся к тексту.
Наверно после вчерашнего душувыворачивающего текста мне подобное лучше было не читать, потому что по началу не показалось чем-то интереснее среднего такого фика POV жанра, в переводе на русский - никакого.
Но в памяти было свежо ощущение ненормальности и правильности одновременно, от предыдущего фика. И я решила. К слову, не пожалела.
— Не спасай меня, как прежде. Не надо. Не возвращай меня. - сильно,
Таким образом они провели несколько ночей и перевели такое количество одежды, какое можно засунуть в стиральную машину за один раз в прачечной. - улыбнуло,
сразу вспоминаются легкие дженовые фики, где мальчики просто мальчики и ничего сверхъестественного с ними не случается. Они живут, носят одежду в стиралку, общаются, обедают... а потом в финале что нить случается. Давно такое читала. Воспоминание хорошее.
За брата нужно бороться. Удержать его бункером и собою. Это не аллергия, не пройдет само по себе. -
вот какой слог, а))) сказать что нравится, не получится... это очень-очень, нравится. И впервые за фик, ситуация кажется наиболее правильной.
Я могу сказать что люблю ангст.
Теперь снова по тексту - итак, мне нравится ангст... и в последнее время я встречаю все меньше и меньше авторов, которые бы смогли написать ангст хорошо. Для сравнения, хорошо жесть не пишет уже никто, дарк время от времени, дез один человек в фандоме... а жесть, тут сложно... Есть автор который пишет фики почти на грани... Но видимо для того чтобы его тексты стали более живыми, как раз не мешает эту грань... и переступить.
Это была иллюстрация, чтобы не скучно было читать отзыв,
Честно говоря, как уже сказала изначально не понравилось. Видимо потому что перед глазами все время был тот... вчерашний. Потом этот текст пришлось перечитать и теперь могу сказать, что нахожу его достаточно оригинальным и качественным. Да он не сносит крышу и не заставляет задумываться о палате №6, ...
По сути твой текст все равно по большей части POV, а так получилось что я не люблю его. Но... вот прочитала, и поняла что из правил стоит делать исключения. Наверно, так и есть.
-
-
06.09.2010 в 23:41лечу на свежий отзыв.
Не о чем говорить. - на мой взгляд, вот именно *не о чем говорить* лучше убрать. Текст завершен после *снова*.
Это тут во мне Чак Паланик взыграл, сложно расстаться.
Но можно спустить красной строкой, для завершения фраз.
Дин опускает глаз снова, когда говорит, что отец ничего не сказал ему на прощание. - может все-таки глаза?
Глаза, да. Надо исправить. Там больше опечаток нет? Текст принципиально бечу сама, могу что-то пропускать.
И впервые за фик, ситуация кажется наиболее правильной.
И впервые за сезон, ситуация кажется правильной...)
Этот фик — мое переосмысление в который раз сериала и 5 сезона в частности. То есть — да, чисто мои вещи и выводы, может быть скучновато... Для себя написано, по большому счету.
не заставляет задумываться о палате №6
Стыдно оказаться не такой безумной, как ожидалось.))
Палата №6 у меня была в двух кодах к серии 5.11 про психушку, "Кукольный дом" и "отвлекающий маневр". Тогда я и поняла, что мне нравится писать про безумие. Это когда можно все что угодно. Так как это коды, то фрагментарность сохраняется.
Спасибо за коммент, он чудесен.