Название: 5:2
Автор: Jana_J
Рейтинг: R
Пейринг: Сэм/Дин
Таймлайн: 1-5 сезон
Жанр: как это было
Дисклеймер: Крипке. Кое-какие идеи, названия и приемы радостно потырены у Франсуа Озона, Льюиса Кэрролла, Чака Паланика, Стюарта Хоума, из фильмов "11:14", "Американский психопат"
Предупреждения: намеренно сбитая хронология, склонность опираться на канон, фиксированная форма
читать фик
1:2
Сэм падает, разбивая колени в кровь. Бегущий Дин останавливается и оглядывается назад.
На Дина падает шкаф, и Сэм просыпается во вторник.
Никто не застрахован от удара в сердце. Если ты охотник за нечистью, то вероятность удара в два раза больше. Если ты вессель архангела — умножь это число на пять и получи обратный билет.
Дин всегда знал, что ему придется отдать младшего брата, спасенного из пламени пожара. Он вручит его блондинке в майке с гномами или другой подходящей девушке. Рано или поздно Сэм уйдет от него в обычный мир. Революции не могут длиться вечно. Они быстро иссякают. Как ливень. Как ночь, проведенная вдвоем. Утром объятие придется разорвать. Сэм не облегчал ему задачу. Он убегал, отчего сердце заходилось, и потом ненадолго возвращался к нему с покаянным видом. Из Флагстаффа. Стэнфорда. Гарбера. С того света.
Но Сэм — будущий мальчик-король, будущий адвокат — более не сомневается. Он делает, не увиливая, свой выбор. Он выбирает своего брата из всех возможностей. Не потому, что остальные люди в его жизни были большей частью фальшивы. Посланники Азазеля. Нет, Сэм предпочитает Дина, потому что это Дин. То, что у него есть. Тот, кто у него есть. Дин — это когда берешь два кофе и не смеешься его шуткам. Дин — это когда отчетливее помнишь, как он выглядит без футболки, чем в ней. Дин — это когда не надо слов, чтобы понять друг друга, достаточно переглянуться. Дин — это его Куба и теплый ром в стаканах. Дин — это выгоревшая поникшая трава на обочине и выгоревшие на солнце волосы, упрямо стоящие торчком.
Только Сэм осознает все это слишком поздно. То большее и лучшее, что он искал, было все время у него перед глазами.
Он не может остаться с Дином, как бы ни хотел. Его очередь жертвовать собой.
Сэма поражают гром и молния.
Дину попадаются несвежие тако.
Он готовился отпустить Сэма насовсем в безопасную жизнь. Только бы Сэм был счастлив, тогда и он будет, неважно, какой ценой.
Они бежали по режущей кромке обмана все это время. Если бежать еще быстрее, не касаясь острия ногами, то можно надеяться, что раны будут поверхностны.
Их пытались разделить, потянув в разные стороны сильнее. И Сэм разжал пальцы.
Дин знал, что потеряет Сэма, как и то, что не сможет смириться с потерей. Но не подозревал, что ему придется отдать своего брата Люциферу. При спасении одного мира лишаешься другого. Это называется баланс. Гармония.
Сэм говорит:
— Не спасай меня, как прежде. Не надо. Не возвращай меня.
Его младший брат вырос. Он все решает сам. Он исправляет неверную траекторию своего пути.
Сэм падает в бездонную яму. Дин встает на колени там, где над ним сомкнулась земля. Время платить по счетам.
Падению не было, не было, не было конца.
Поэтому это долгая история.
Это произошло в Лоуренсе, штат Канзас. Или где-нибудь еще. Это произошло с Дином и Сэмом Винчестерами. Или кем-нибудь другим. Это случилось, и случится снова. Не о чем говорить.
2:2
Сэм молчит. Он потерял дар речи и убеждения. Весь день с небольшими перерывами надрывно хлещет дождь, заглушая тишину. Раньше дождь шел только ночью, и наутро асфальт и небо сочились влагой. Непогода не мешала тем, кто вел дневную и офисную жизнь. Но ночью сжечь отрытый труп под ливнем проблематично. Дин никогда не читает в газетах и Интернете прогнозов погоды, переключает их, когда натыкается по телевизору.
— Только ты западаешь на крошек в двубортных костюмах, — фыркает он и меняет канал. — Все эти девицы похожи на секретарш.
А потом огонь, добытый из спички или зажигалки, не держится под прикрытием согнутой ладони и приходится ждать, когда потоп схлынет. Мертвые и сухие горят. Мертвые и мокрые — нет.
Дин ругается и снимает с себя джинсовую куртку и рубашку, на манер брезента кидая их на раздробленную лопатой крышку гроба. А затем стаскивает с Сэма верхнюю одежду и швыряет ее туда же, на кости.
— Останки все равно промокнут, Дин, — слабо протестует Сэм, выпутываясь из рукава куртки.
— Эй, умник, заткнись, — аргументирует свое мнение Дин. — Надо как-то скоротать время, пока у Бога в горле не просохнет. Есть идеи?
Идея Дина — пить воду с лица Сэма, слизывать капли дождя с его губ, осушать их своим ртом.
Единственная затея брата, которую Сэм сейчас не находит глупой. Даже под холодным дождем может быть жарко, если стоять под ним вдвоем. Кожа Сэма пылает там, где к ней прикасается Дин, и вода промывает ожоги. Сэм уже не различает разницу температур. Его ошпаривает Дином и ливнем. Идеальная термостатическая система. Мокрая футболка липнет к телу, с волос стекает вода. Из-за бьющих с напором струй ничего не видно и не слышно, но можно двигаться наощупь. Через сопротивление водной завесы. И пальцы Сэма упруго скользят в правильном направлении, судя по тому, как прижимается к его ищущим рукам Дин.
Когда дождь кончается, они застегивают джинсы (молния заедает) и сжигают наконец содержимое могилы, политое бензином и посыпанное солью.
Таким образом они провели несколько ночей и перевели такое количество одежды, какое можно засунуть в стиральную машину за один раз в прачечной.
Достаточно просмотреть прогноз синоптиков, чтобы не попасть под ночной ливень. Или принюхаться к сырому воздуху. Перед такими днями у Сэма чешутся ладони.
Но Дин не замечает сгустившихся туч. Он запихивает в рот чипсы с резким запахом сыра и нажимает, не глядя, правую кнопку пульта снова и снова. Красотка, управляющая воздушными массами, исчезает, смытая клипом ‘Sexual Revolution’ Army of lovers.
— Об орошении я и так знаю достаточно, — комментирует он. — Сэм, миссис Норма Хьюго уже заждалась нас на кладбище. Свидание на глубине двух метров. Поверь, она уже устала носиться по кондитерским Дамфриса, в ее-то годы. Пора бы знать, что в Вирджинии отродясь не водилось шоколадных круассанов, которые она требует.
— Будет дождь, — не согласен Сэм, стоящий у окна. — Лучше завтра.
— А будет ли это завтра, Сэмми? — голос Дина на мгновение меняется, но затем снова выравнивается. — Нельзя откладывать, будут еще жертвы. Ты не представляешь, на что способны милые старушки, лишенные любимой выпечки. Все надо сделать сегодня. К тому же, никаких осадков не предвидится. Если я не прав, то можешь сделать со мною все, что хочешь.
Спустя 3 часа насквозь вымокший Сэм пользуется предоставленным ему правом. В юриспруденции этот случай не имел бы незаконных последствий. По обоюдному соглашению сторон. Но в их игре случаются накладки, которых не устранить обычным взысканием.
Без осадков, говорил Дин. Он продал свою душу за брата, только и всего.
Но нерастворимый осадок остается на дне.
Тяжесть провинности по условию контракта тянет вниз, когда проваливаешься, и падение ускоряется. Дин падает в кандалы Ада, и они застегиваются на его запястьях и лодыжках, растягивая его над пустотой. Его брюшную полость расковыривают и вываливают наружу все внутренности. Банка супа Кэмпбелл без содержимого. Когда Дин знакомится с Аластаром, тот говорит ему, что пытки — это как поп-арт. К ним привыкаешь как к неизбежному злу, вышедшему в тираж. Но стоит иметь в виду, что даже такой китч остается произведением искусства. Дин извиняется, что не может пожать ему руку, он немного занят, висит на крюках, и посылает Аластара в супермаркет. Через 30 лет Дин более благосклонен к Энди Уорхолу и пыткам.
3:2
Сэм врет, когда Дин возвращается из Ада. Ночи сухи и ясны, и Сэм проводит их без него. Дин все еще падает по ночам в Ад в своих кошмарах, и уровень виски в бутылке под его кроватью понижается.
У него нет аппетита, а Сэм голоден как никогда. Дин кормит его из рук вырезками чуть прожаренного бекона, которые быстро исчезают на языке младшего брата. Следить за питанием Сэмми — его прямая обязанность. Сэм облизывает его пальцы и просит:
— Еще, Дин!
Его глаза полуприкрыты, а когда он распахивает их, то в них наркотический блеск. Вожделение расширяется вместе с зрачками.
Сэм прикусывает шею брата, упираясь ладонями в его грудь, и выдыхает жалобное:
— Еще, Дин.
Следить, чтобы Сэмми получал все, что хочет — его прямая обязанность. Дин зажимает в зубах красную полоску мяса, и Сэм наклоняет голову и ухватывается за другой конец. Он быстро добирается до губ Дина и жадно впивается в них, будто готов съесть.
В каком же фильме это было, диснеевском «Леди и бродяга» или в кулинарной эротике «Девять с половиной недель»? Дин забыл, как и про Ад. Но потом он вспоминает, что это была сцена из «Леди и бродяги», только со спагетти и фрикаделькой. Он вспоминает и Ад. Без фрикаделек.
Сейчас в кинотеатрах показывают нового «Индиану Джонса» Стивена Спилберга, и Сэм говорит, что уже успел посмотреть этот фильм, пока Дина….
— Не было, — договаривает он и вгрызается в принесенный им старшим братом крендель.
Прямые обязанности Дина теперь косвенные. Сэм возмужал в его отсутствие, пока выживал в компании Руби.
Работа Дина закончена. Он мог бы сдать жетон папе, если бы Джон был жив.
Работа Дина провалена. Он не сумел присмотреть за Сэмом тогда, когда по спине младшего брата текла кровь. Не сумел и сейчас, когда кровь течет тонкой струйкой из уголка рта Сэма. Кровь демонов. Все радикальные перевороты заканчивались плохо. Восстание Спартака. Мятеж на "Баунти" и бунт на "Черной жемчужине". Соглашение с демоном.
Голод гонит Сэма в ночь и к этой шлюхе Руби. Голод — это сила, превосходящая все на свете, и Дин ничего не может поделать. Он сомневается в своем праве на Сэма. Сэм ходит по барам и демонам. Но засыпает только рядом с Дином. Он приходит в номер под утро, пахнущий сексом, кровью, Джонни Уокером и гиацинтами, и молча ложится рядом.
Дин перебирает пальцами его волосы и думает о похождениях младшего.
На этот раз Сэм ударил первым. Не он.
Сэм так голоден, и впервые Дин не может утолить его голод, потому что это болезнь. Не та простуда, которую можно подхватить под дождем. Нет, это пострашнее ангины. За брата нужно бороться. Удержать его бункером и собою. Это не аллергия, не пройдет само по себе.
И если Сэм ударит снова, то это будет расплата за то, что Дин дождался ее амбулаторного периода. Проморгал, не подобрал антибиотики. Сэм свободен в своих действиях. Но Дин — нет. Доверие треснуло, как зеркало, об которое Сэм приложил его с размаху лицом.
Но еще есть шанс, и в Импале остался бензин, которого хватит до ближайшей заправки. Он спасет Сэма. Но кто спасет их?
Дин снимает ножом кусочек мяса с только что поджаренной туши и отправляет его в рот. Даже в Апокалипсис можно как-то жить, пусть и без холодильника. Отрезает еще кусочек и предлагает брату. Сэм смотрит не на мясо, поднесенное к его губам, а на Дина и едва заметно качает головой. Он сыт.
Тяжесть возмездия тянет вниз, когда проваливаешься, и падение ускоряется от пулевого отверстия в груди. На этот раз они падают вместе и попадают в Рай. Там ночь и скоро пойдет дождь, прибивая пыль на дороге.
4:2
Сэм видит пауков там, где их нет. Большие пауки на простыне, которые исчезают, стоит лишь открыть глаза. Все выглядит настолько настоящим, что не кажется сном. И тот миг беспомощности, когда Сэм не может отличить продукт подсознательной деятельности своего мозга от объективной реальности, пугает куда больше, чем сами пауки.
Демоны — это пауки в банке, и Сэм способен перекрыть им кислород, зажав его в кулаке. Пустом или с кинжалом. Вот только он не подозревал, что жил в такой банке сам, окруженный пауками. Его школьные и стэнфордские друзья, учителя и даже девушки.
Сэм засовывает руки в карманы и говорит:
— Русская революция 1917 года была повторением Великой Французской революции 1789.
Проходя мимо кафе Sun Lok Kee и магазина Chase Gift, он продолжает просвещать Дина:
— «Катехизис революционера» Нечаева и Бакунина…
Когда его задевает плечом прохожий в дорогом пальто, Сэм как раз рассказывает брату о демократических свободах, энциклопедии Дидро и организации власти по Монтескье:
— Власть разделяется на три ветви: законодательную, исполнительную и судебную…
Дин иногда забывает, что Сэм настолько дотошен. Но Сэм никогда не дает ему забыть что-либо достаточно надолго.
Они покидают фешенебельный район, где в японских ресторанах подают блюда, приготовленные на самой настоящей французской гильотине. Чудеса да и только.
— Сэм, — обращается к нему Дин через два квартала в толчее у светофора, — достаточно. Давай просто разделаемся с проклятым предметом без курса лекций Сорбонны. Кто-то должен спасать всех этих миллионеров с Уолл-стрит, которые от скуки сами готовы положить голову под нож. И пока они выглядят достаточно прилично и платят чаевые, их забавы никого не волнуют.
Экзотика оплачивается достойно, как и частные визиты на кухню.
— Эта гильотина доставлена контрабандой из Франции, — хвастается шеф-повар. — Она обезглавливала королей и аристократов, революционеров и санкюлотов. Всех, кто был неугоден якобинцам и Термидору. Сейчас мы режем этой гильотиной кочаны. По весу человеческая голова все равно что вилок капусты. Хотите попробовать?
Сэм и Дин, одетые в взятые напрокат костюмы санитарной службы, одновременно отказываются. Они расследуют дело об отрубленных головах в плетеных корзинах. С тех пор, как проклятая гильотина казнила нескольких человек, сначала клиентов, потом официантов, популярность Tindo Restaurant увеличилась в несколько раз.
Наблюдая за тем, как запачканное кровью лезвие исчезает навсегда, Дин потирает шею и говорит:
— Прибыльные заведения не закрывают, несмотря на многочисленные нарушения. Поэтому Ад и налоговая будут работать всегда. Пошли, Сэм.
На следующее утро, когда они собираются свалить из Нью-Йорка, который явно им не по карману, Дин получает царапину при бритье. Он никак не перейдет на безопасную бритву. Сэм берет его за подбородок и осматривает повреждение, а потом прижигает порез на щеке своим горячим языком.
— Не дергайся, Дин, — просит он, когда тот вертит головой, стремясь освободиться из его рук. — Тебе дать салфетку?
— Нет, я надеюсь, что все заживет само, если не трогать, — огрызается Дин.
Сэм тут же отпускает его. То недоверие, которое проявлял его старший брат после освобождения Люцифера, стало безверием по прибытию из Рая.
Дин закрывает глаза. Он делал вид, что ничего не случилось, в надежде, что рана затянется и все станет, как раньше. Вина Дина, который не удержал. Вина Сэма, который не удержался. Сэм знал, что Дин обвинял себя за него. Но на самом деле — это не его вина, не советы Руби и не темная кровь в нем. Это все сам Сэм. Как он есть. Ему была нужна сила, чтобы спасти мир, но эта сила оказалась разрушением. Собрать прежнее нелегко. Сэм хотел бы сделать все иначе многое из своего прошлого. Сделать лучше. Держаться Дина, держаться за Дина, и тогда все было бы по-другому. Старший брат всегда шел ему навстречу, когда он в этом нуждался. Единственное его условие — они заодно в этой паутине. В Импале. В Раю. В Детройте. Против ангелов и демонов. Парни без соцпакета, полагающиеся только друг на друга.
«Прости, Дин. Я желал не того. Позволь мне все искупить».
«Прости, Сэм. Но я не могу так. Когда ты не со мной настолько. Когда ты падаешь, я тебя поднимаю. И наоборот».
То, что не было произнесено.
Тяжесть крови в венах тянет вниз, когда проваливаешься, и падение ускоряется. Сэма тошнит от демонской крови в нем. Перед глазами мелькают бесчисленные полки, уставленные банками с солью, кораблями в бутылках и фляжками со святой водой и кровью демонов. Сэм пролетает мимо стеллажей со сводами законов на латыни и уворачивается от стойки, на которой развешано множество белых костюмов Люцифера. Совершенно одинаковых. Он минует завитой парик судьи на подставке и огромное расколотое зеркало в тяжелой лепной раме.
В стене открывается освещенное окно. Белый тюль штор трепет ветер. И Сэм видит за ними Дина, обнимающего Лизу. Искупление вины Сэма выглядит вот так. Скоро пора ужинать. Лиза начинает накрывает на стол. Дин рассеянно протирает тарелку вафельным полотенцем.
Сэм падает дальше, теряя Дина, и скоро все вещи пропадают в темноте.
5:2
Сэм говорит, что все в порядке, а Дин не делает вид, будто ему верит. Каждую ночь Сэму снятся горящие кошмары о Джессике. Его мир переворачивается. Потолок. Джессика смотрит на него сверху и четко выговаривает своим карамельным ртом то, чего Сэм не хочет слышать:
— Почему, Сэм?
Карамель плавится, золотые кудри разглаживаются, как фольга, полируемая ногтями. Джессика горит. Жженый сахар. Жженая пробка. Жженая плоть. Капли сладкой крови капают на Сэма, и он закрывается от них руками. Жар уже докатился до него, капли забираются под кожу.
Голос Дина спасает его. Вслед за голосом приходят его руки. Они оттаскивают его от огня. И тогда Сэм просыпается. Дин держит его за плечи, встряхивает и спрашивает:
— Что тебе снилось, Сэм?
— Леденцы и конфеты, — неделю за неделей отвечает Сэм, глядя прямо в глаза Дина и остывая в них от пожара. — Леденцы и конфеты.
Дин опускает глаза и отпускает его. Сэм лежит одетым на фиолетовом покрывале, положив руку на солнечное сплетение. На ладонях вздулись маленькие пузыри, прямо под кожей. Он надавливает на один волдырь, и из него вытекает вода.
Сэм легко наверстывает охоту. Путешествия из штат в штат, что он избегал последние четыре года, догнали его. Есть вещи, от которых можно бежать всю жизнь, но все равно от них не спрятаться. Потому что они в тебе. Все повторяется. Снова и снова. То, чего ты не хочешь, настигает с завидной частотой, как напоминающие приступы аллергии. Зеркала, в которых отражается Сэм, имеют привычку разбиваться.
Он встает очень рано, потому что лежит без сна, и приносит Дину кофе с утра пораньше. Горячий кофе в тонком стаканчике в 5 часов утра — вся его нежность к брату. Но Сэм не умеет быть нежным, лишь чуть более мягким, чем обычно. Он разворачивается к Дину, обращает к нему всего себя.
Пузыри на ладонях подсыхают и лопаются, кожа клочьями облезает с рук. После ладони вновь становятся гладкими.
…Стакан падает на пол, и коричневые брызги разлетаются в стороны, когда Сэм видит в больничной палате умершего отца. Еще минус один от него. Время смерти — 10:41.
Кофе из аппарата в холле всегда еле теплый.
Дин опускает глаза снова, когда говорит, что отец ничего не сказал ему на прощание. А когда наконец он раскрывает ему правду — спасти Сэма любой ценой или убить его, то Сэм взрывается и делает длинный глоток пива из бутылки. Он в гневе, и он хочет умереть прямо сейчас, чего ждать. Со стороны отца это предательство.
Спасительный голос его брата просит дать ему время. Дин всегда держится до последнего и только потом раскрывается. Сэму остается только ждать, и это невыносимо.
Дин осуждает отца. Дин не собирается выполнять приказы командира. Ему легче убить себя, чем брата. Еще не настала пора кофе, но Сэм уже готов принести его Дину.
Дин беспокойно всматривается в глаза младшего, полыхающие радостью и чем-то запретным.
Ему нужно отступить и подумать, что будет дальше. Но все, что бы он ни надумал, неправильно.
Фокусное расстояние сокращается, и Сэм оказывается еще ближе. Позади сбитая из широких досок изгородь, и некуда отступать. Листва деревьев над ними чуть шуршит от северо-западного ветра. Целовать своего родного брата — это бунт, но Сэм изначально бунтовщик. Сжимать пальцами его предплечье и упираться сзади влажным лбом в шейный позвонок — тянет на вооруженное восстание. Твердить про себя во время секса экзорцизм, чтобы не кончить раньше времени, когда язык Дина дразняще опускается по его бедру и все только впереди — уже революция.
— Мы теперь сообщники, — предупреждает Дин. — У нас заговор против всех. Ты и я. Больше рассчитывать не на кого, разве что на Бобби.
Выиграют они или проиграют свое право жить, не оглядываясь на мнение других, беря все от последнего дня и друг от друга.
Революции тонут в репрессиях и кровавом терроре. Идеи о свободе, равенстве и братстве приводят в бездну хаоса, и предводители восстания получают нож в спину от своих соратников.
Бывают нелепые смерти. Жана-Поля Марата закололи в ванне, Сэм Винчестер умер под моросящим дождем в городе призраков на руках брата. Их смерть пришла в тот миг, когда они не ожидали удара.
На столе перед Дином стоит большая бутылка Pepsi с синей крышкой, которую притащил старый ворчун Бобби. Тот, кто принес бы ему кофе, лежит мертвый в соседней комнате. И когда Дин понимает, что Сэм никогда, никогда больше не войдет в дверь с двумя белыми стаканами в руках, он делает то, что делает.
Тяжесть греха тянет вниз, когда проваливаешься, и падение ускоряется. Но есть тот, кто прощает все, хотя мы не прощаем другим их прегрешения. Сэм Винчестер падает вверх в запачканных грязью и собственной кровью джинсах. И на этом ничего не заканчивается, а только начинается.
![](http://static.diary.ru/userdir/1/3/9/3/1393164/57712008.png)
Автор: Jana_J
Рейтинг: R
Пейринг: Сэм/Дин
Таймлайн: 1-5 сезон
Жанр: как это было
Дисклеймер: Крипке. Кое-какие идеи, названия и приемы радостно потырены у Франсуа Озона, Льюиса Кэрролла, Чака Паланика, Стюарта Хоума, из фильмов "11:14", "Американский психопат"
Предупреждения: намеренно сбитая хронология, склонность опираться на канон, фиксированная форма
читать фик
Мы живем только два дня.
Вольтер
I died a hundred times.
Вольтер
I died a hundred times.
Amy Winehouse — Back to black
1:2
Сэм падает, разбивая колени в кровь. Бегущий Дин останавливается и оглядывается назад.
На Дина падает шкаф, и Сэм просыпается во вторник.
Никто не застрахован от удара в сердце. Если ты охотник за нечистью, то вероятность удара в два раза больше. Если ты вессель архангела — умножь это число на пять и получи обратный билет.
Дин всегда знал, что ему придется отдать младшего брата, спасенного из пламени пожара. Он вручит его блондинке в майке с гномами или другой подходящей девушке. Рано или поздно Сэм уйдет от него в обычный мир. Революции не могут длиться вечно. Они быстро иссякают. Как ливень. Как ночь, проведенная вдвоем. Утром объятие придется разорвать. Сэм не облегчал ему задачу. Он убегал, отчего сердце заходилось, и потом ненадолго возвращался к нему с покаянным видом. Из Флагстаффа. Стэнфорда. Гарбера. С того света.
Но Сэм — будущий мальчик-король, будущий адвокат — более не сомневается. Он делает, не увиливая, свой выбор. Он выбирает своего брата из всех возможностей. Не потому, что остальные люди в его жизни были большей частью фальшивы. Посланники Азазеля. Нет, Сэм предпочитает Дина, потому что это Дин. То, что у него есть. Тот, кто у него есть. Дин — это когда берешь два кофе и не смеешься его шуткам. Дин — это когда отчетливее помнишь, как он выглядит без футболки, чем в ней. Дин — это когда не надо слов, чтобы понять друг друга, достаточно переглянуться. Дин — это его Куба и теплый ром в стаканах. Дин — это выгоревшая поникшая трава на обочине и выгоревшие на солнце волосы, упрямо стоящие торчком.
Только Сэм осознает все это слишком поздно. То большее и лучшее, что он искал, было все время у него перед глазами.
Он не может остаться с Дином, как бы ни хотел. Его очередь жертвовать собой.
Сэма поражают гром и молния.
Дину попадаются несвежие тако.
Он готовился отпустить Сэма насовсем в безопасную жизнь. Только бы Сэм был счастлив, тогда и он будет, неважно, какой ценой.
Они бежали по режущей кромке обмана все это время. Если бежать еще быстрее, не касаясь острия ногами, то можно надеяться, что раны будут поверхностны.
Их пытались разделить, потянув в разные стороны сильнее. И Сэм разжал пальцы.
Дин знал, что потеряет Сэма, как и то, что не сможет смириться с потерей. Но не подозревал, что ему придется отдать своего брата Люциферу. При спасении одного мира лишаешься другого. Это называется баланс. Гармония.
Сэм говорит:
— Не спасай меня, как прежде. Не надо. Не возвращай меня.
Его младший брат вырос. Он все решает сам. Он исправляет неверную траекторию своего пути.
Сэм падает в бездонную яму. Дин встает на колени там, где над ним сомкнулась земля. Время платить по счетам.
Падению не было, не было, не было конца.
Поэтому это долгая история.
Это произошло в Лоуренсе, штат Канзас. Или где-нибудь еще. Это произошло с Дином и Сэмом Винчестерами. Или кем-нибудь другим. Это случилось, и случится снова. Не о чем говорить.
2:2
Сэм молчит. Он потерял дар речи и убеждения. Весь день с небольшими перерывами надрывно хлещет дождь, заглушая тишину. Раньше дождь шел только ночью, и наутро асфальт и небо сочились влагой. Непогода не мешала тем, кто вел дневную и офисную жизнь. Но ночью сжечь отрытый труп под ливнем проблематично. Дин никогда не читает в газетах и Интернете прогнозов погоды, переключает их, когда натыкается по телевизору.
— Только ты западаешь на крошек в двубортных костюмах, — фыркает он и меняет канал. — Все эти девицы похожи на секретарш.
А потом огонь, добытый из спички или зажигалки, не держится под прикрытием согнутой ладони и приходится ждать, когда потоп схлынет. Мертвые и сухие горят. Мертвые и мокрые — нет.
Дин ругается и снимает с себя джинсовую куртку и рубашку, на манер брезента кидая их на раздробленную лопатой крышку гроба. А затем стаскивает с Сэма верхнюю одежду и швыряет ее туда же, на кости.
— Останки все равно промокнут, Дин, — слабо протестует Сэм, выпутываясь из рукава куртки.
— Эй, умник, заткнись, — аргументирует свое мнение Дин. — Надо как-то скоротать время, пока у Бога в горле не просохнет. Есть идеи?
Идея Дина — пить воду с лица Сэма, слизывать капли дождя с его губ, осушать их своим ртом.
Единственная затея брата, которую Сэм сейчас не находит глупой. Даже под холодным дождем может быть жарко, если стоять под ним вдвоем. Кожа Сэма пылает там, где к ней прикасается Дин, и вода промывает ожоги. Сэм уже не различает разницу температур. Его ошпаривает Дином и ливнем. Идеальная термостатическая система. Мокрая футболка липнет к телу, с волос стекает вода. Из-за бьющих с напором струй ничего не видно и не слышно, но можно двигаться наощупь. Через сопротивление водной завесы. И пальцы Сэма упруго скользят в правильном направлении, судя по тому, как прижимается к его ищущим рукам Дин.
Когда дождь кончается, они застегивают джинсы (молния заедает) и сжигают наконец содержимое могилы, политое бензином и посыпанное солью.
Таким образом они провели несколько ночей и перевели такое количество одежды, какое можно засунуть в стиральную машину за один раз в прачечной.
Достаточно просмотреть прогноз синоптиков, чтобы не попасть под ночной ливень. Или принюхаться к сырому воздуху. Перед такими днями у Сэма чешутся ладони.
Но Дин не замечает сгустившихся туч. Он запихивает в рот чипсы с резким запахом сыра и нажимает, не глядя, правую кнопку пульта снова и снова. Красотка, управляющая воздушными массами, исчезает, смытая клипом ‘Sexual Revolution’ Army of lovers.
— Об орошении я и так знаю достаточно, — комментирует он. — Сэм, миссис Норма Хьюго уже заждалась нас на кладбище. Свидание на глубине двух метров. Поверь, она уже устала носиться по кондитерским Дамфриса, в ее-то годы. Пора бы знать, что в Вирджинии отродясь не водилось шоколадных круассанов, которые она требует.
— Будет дождь, — не согласен Сэм, стоящий у окна. — Лучше завтра.
— А будет ли это завтра, Сэмми? — голос Дина на мгновение меняется, но затем снова выравнивается. — Нельзя откладывать, будут еще жертвы. Ты не представляешь, на что способны милые старушки, лишенные любимой выпечки. Все надо сделать сегодня. К тому же, никаких осадков не предвидится. Если я не прав, то можешь сделать со мною все, что хочешь.
Спустя 3 часа насквозь вымокший Сэм пользуется предоставленным ему правом. В юриспруденции этот случай не имел бы незаконных последствий. По обоюдному соглашению сторон. Но в их игре случаются накладки, которых не устранить обычным взысканием.
Без осадков, говорил Дин. Он продал свою душу за брата, только и всего.
Но нерастворимый осадок остается на дне.
Тяжесть провинности по условию контракта тянет вниз, когда проваливаешься, и падение ускоряется. Дин падает в кандалы Ада, и они застегиваются на его запястьях и лодыжках, растягивая его над пустотой. Его брюшную полость расковыривают и вываливают наружу все внутренности. Банка супа Кэмпбелл без содержимого. Когда Дин знакомится с Аластаром, тот говорит ему, что пытки — это как поп-арт. К ним привыкаешь как к неизбежному злу, вышедшему в тираж. Но стоит иметь в виду, что даже такой китч остается произведением искусства. Дин извиняется, что не может пожать ему руку, он немного занят, висит на крюках, и посылает Аластара в супермаркет. Через 30 лет Дин более благосклонен к Энди Уорхолу и пыткам.
3:2
Сэм врет, когда Дин возвращается из Ада. Ночи сухи и ясны, и Сэм проводит их без него. Дин все еще падает по ночам в Ад в своих кошмарах, и уровень виски в бутылке под его кроватью понижается.
У него нет аппетита, а Сэм голоден как никогда. Дин кормит его из рук вырезками чуть прожаренного бекона, которые быстро исчезают на языке младшего брата. Следить за питанием Сэмми — его прямая обязанность. Сэм облизывает его пальцы и просит:
— Еще, Дин!
Его глаза полуприкрыты, а когда он распахивает их, то в них наркотический блеск. Вожделение расширяется вместе с зрачками.
Сэм прикусывает шею брата, упираясь ладонями в его грудь, и выдыхает жалобное:
— Еще, Дин.
Следить, чтобы Сэмми получал все, что хочет — его прямая обязанность. Дин зажимает в зубах красную полоску мяса, и Сэм наклоняет голову и ухватывается за другой конец. Он быстро добирается до губ Дина и жадно впивается в них, будто готов съесть.
В каком же фильме это было, диснеевском «Леди и бродяга» или в кулинарной эротике «Девять с половиной недель»? Дин забыл, как и про Ад. Но потом он вспоминает, что это была сцена из «Леди и бродяги», только со спагетти и фрикаделькой. Он вспоминает и Ад. Без фрикаделек.
Сейчас в кинотеатрах показывают нового «Индиану Джонса» Стивена Спилберга, и Сэм говорит, что уже успел посмотреть этот фильм, пока Дина….
— Не было, — договаривает он и вгрызается в принесенный им старшим братом крендель.
Прямые обязанности Дина теперь косвенные. Сэм возмужал в его отсутствие, пока выживал в компании Руби.
Работа Дина закончена. Он мог бы сдать жетон папе, если бы Джон был жив.
Работа Дина провалена. Он не сумел присмотреть за Сэмом тогда, когда по спине младшего брата текла кровь. Не сумел и сейчас, когда кровь течет тонкой струйкой из уголка рта Сэма. Кровь демонов. Все радикальные перевороты заканчивались плохо. Восстание Спартака. Мятеж на "Баунти" и бунт на "Черной жемчужине". Соглашение с демоном.
Голод гонит Сэма в ночь и к этой шлюхе Руби. Голод — это сила, превосходящая все на свете, и Дин ничего не может поделать. Он сомневается в своем праве на Сэма. Сэм ходит по барам и демонам. Но засыпает только рядом с Дином. Он приходит в номер под утро, пахнущий сексом, кровью, Джонни Уокером и гиацинтами, и молча ложится рядом.
Дин перебирает пальцами его волосы и думает о похождениях младшего.
На этот раз Сэм ударил первым. Не он.
Сэм так голоден, и впервые Дин не может утолить его голод, потому что это болезнь. Не та простуда, которую можно подхватить под дождем. Нет, это пострашнее ангины. За брата нужно бороться. Удержать его бункером и собою. Это не аллергия, не пройдет само по себе.
И если Сэм ударит снова, то это будет расплата за то, что Дин дождался ее амбулаторного периода. Проморгал, не подобрал антибиотики. Сэм свободен в своих действиях. Но Дин — нет. Доверие треснуло, как зеркало, об которое Сэм приложил его с размаху лицом.
Но еще есть шанс, и в Импале остался бензин, которого хватит до ближайшей заправки. Он спасет Сэма. Но кто спасет их?
Дин снимает ножом кусочек мяса с только что поджаренной туши и отправляет его в рот. Даже в Апокалипсис можно как-то жить, пусть и без холодильника. Отрезает еще кусочек и предлагает брату. Сэм смотрит не на мясо, поднесенное к его губам, а на Дина и едва заметно качает головой. Он сыт.
Тяжесть возмездия тянет вниз, когда проваливаешься, и падение ускоряется от пулевого отверстия в груди. На этот раз они падают вместе и попадают в Рай. Там ночь и скоро пойдет дождь, прибивая пыль на дороге.
4:2
Сэм видит пауков там, где их нет. Большие пауки на простыне, которые исчезают, стоит лишь открыть глаза. Все выглядит настолько настоящим, что не кажется сном. И тот миг беспомощности, когда Сэм не может отличить продукт подсознательной деятельности своего мозга от объективной реальности, пугает куда больше, чем сами пауки.
Демоны — это пауки в банке, и Сэм способен перекрыть им кислород, зажав его в кулаке. Пустом или с кинжалом. Вот только он не подозревал, что жил в такой банке сам, окруженный пауками. Его школьные и стэнфордские друзья, учителя и даже девушки.
Сэм засовывает руки в карманы и говорит:
— Русская революция 1917 года была повторением Великой Французской революции 1789.
Проходя мимо кафе Sun Lok Kee и магазина Chase Gift, он продолжает просвещать Дина:
— «Катехизис революционера» Нечаева и Бакунина…
Когда его задевает плечом прохожий в дорогом пальто, Сэм как раз рассказывает брату о демократических свободах, энциклопедии Дидро и организации власти по Монтескье:
— Власть разделяется на три ветви: законодательную, исполнительную и судебную…
Дин иногда забывает, что Сэм настолько дотошен. Но Сэм никогда не дает ему забыть что-либо достаточно надолго.
Они покидают фешенебельный район, где в японских ресторанах подают блюда, приготовленные на самой настоящей французской гильотине. Чудеса да и только.
— Сэм, — обращается к нему Дин через два квартала в толчее у светофора, — достаточно. Давай просто разделаемся с проклятым предметом без курса лекций Сорбонны. Кто-то должен спасать всех этих миллионеров с Уолл-стрит, которые от скуки сами готовы положить голову под нож. И пока они выглядят достаточно прилично и платят чаевые, их забавы никого не волнуют.
Экзотика оплачивается достойно, как и частные визиты на кухню.
— Эта гильотина доставлена контрабандой из Франции, — хвастается шеф-повар. — Она обезглавливала королей и аристократов, революционеров и санкюлотов. Всех, кто был неугоден якобинцам и Термидору. Сейчас мы режем этой гильотиной кочаны. По весу человеческая голова все равно что вилок капусты. Хотите попробовать?
Сэм и Дин, одетые в взятые напрокат костюмы санитарной службы, одновременно отказываются. Они расследуют дело об отрубленных головах в плетеных корзинах. С тех пор, как проклятая гильотина казнила нескольких человек, сначала клиентов, потом официантов, популярность Tindo Restaurant увеличилась в несколько раз.
Наблюдая за тем, как запачканное кровью лезвие исчезает навсегда, Дин потирает шею и говорит:
— Прибыльные заведения не закрывают, несмотря на многочисленные нарушения. Поэтому Ад и налоговая будут работать всегда. Пошли, Сэм.
На следующее утро, когда они собираются свалить из Нью-Йорка, который явно им не по карману, Дин получает царапину при бритье. Он никак не перейдет на безопасную бритву. Сэм берет его за подбородок и осматривает повреждение, а потом прижигает порез на щеке своим горячим языком.
— Не дергайся, Дин, — просит он, когда тот вертит головой, стремясь освободиться из его рук. — Тебе дать салфетку?
— Нет, я надеюсь, что все заживет само, если не трогать, — огрызается Дин.
Сэм тут же отпускает его. То недоверие, которое проявлял его старший брат после освобождения Люцифера, стало безверием по прибытию из Рая.
Дин закрывает глаза. Он делал вид, что ничего не случилось, в надежде, что рана затянется и все станет, как раньше. Вина Дина, который не удержал. Вина Сэма, который не удержался. Сэм знал, что Дин обвинял себя за него. Но на самом деле — это не его вина, не советы Руби и не темная кровь в нем. Это все сам Сэм. Как он есть. Ему была нужна сила, чтобы спасти мир, но эта сила оказалась разрушением. Собрать прежнее нелегко. Сэм хотел бы сделать все иначе многое из своего прошлого. Сделать лучше. Держаться Дина, держаться за Дина, и тогда все было бы по-другому. Старший брат всегда шел ему навстречу, когда он в этом нуждался. Единственное его условие — они заодно в этой паутине. В Импале. В Раю. В Детройте. Против ангелов и демонов. Парни без соцпакета, полагающиеся только друг на друга.
«Прости, Дин. Я желал не того. Позволь мне все искупить».
«Прости, Сэм. Но я не могу так. Когда ты не со мной настолько. Когда ты падаешь, я тебя поднимаю. И наоборот».
То, что не было произнесено.
Тяжесть крови в венах тянет вниз, когда проваливаешься, и падение ускоряется. Сэма тошнит от демонской крови в нем. Перед глазами мелькают бесчисленные полки, уставленные банками с солью, кораблями в бутылках и фляжками со святой водой и кровью демонов. Сэм пролетает мимо стеллажей со сводами законов на латыни и уворачивается от стойки, на которой развешано множество белых костюмов Люцифера. Совершенно одинаковых. Он минует завитой парик судьи на подставке и огромное расколотое зеркало в тяжелой лепной раме.
В стене открывается освещенное окно. Белый тюль штор трепет ветер. И Сэм видит за ними Дина, обнимающего Лизу. Искупление вины Сэма выглядит вот так. Скоро пора ужинать. Лиза начинает накрывает на стол. Дин рассеянно протирает тарелку вафельным полотенцем.
Сэм падает дальше, теряя Дина, и скоро все вещи пропадают в темноте.
5:2
Сэм говорит, что все в порядке, а Дин не делает вид, будто ему верит. Каждую ночь Сэму снятся горящие кошмары о Джессике. Его мир переворачивается. Потолок. Джессика смотрит на него сверху и четко выговаривает своим карамельным ртом то, чего Сэм не хочет слышать:
— Почему, Сэм?
Карамель плавится, золотые кудри разглаживаются, как фольга, полируемая ногтями. Джессика горит. Жженый сахар. Жженая пробка. Жженая плоть. Капли сладкой крови капают на Сэма, и он закрывается от них руками. Жар уже докатился до него, капли забираются под кожу.
Голос Дина спасает его. Вслед за голосом приходят его руки. Они оттаскивают его от огня. И тогда Сэм просыпается. Дин держит его за плечи, встряхивает и спрашивает:
— Что тебе снилось, Сэм?
— Леденцы и конфеты, — неделю за неделей отвечает Сэм, глядя прямо в глаза Дина и остывая в них от пожара. — Леденцы и конфеты.
Дин опускает глаза и отпускает его. Сэм лежит одетым на фиолетовом покрывале, положив руку на солнечное сплетение. На ладонях вздулись маленькие пузыри, прямо под кожей. Он надавливает на один волдырь, и из него вытекает вода.
Сэм легко наверстывает охоту. Путешествия из штат в штат, что он избегал последние четыре года, догнали его. Есть вещи, от которых можно бежать всю жизнь, но все равно от них не спрятаться. Потому что они в тебе. Все повторяется. Снова и снова. То, чего ты не хочешь, настигает с завидной частотой, как напоминающие приступы аллергии. Зеркала, в которых отражается Сэм, имеют привычку разбиваться.
Он встает очень рано, потому что лежит без сна, и приносит Дину кофе с утра пораньше. Горячий кофе в тонком стаканчике в 5 часов утра — вся его нежность к брату. Но Сэм не умеет быть нежным, лишь чуть более мягким, чем обычно. Он разворачивается к Дину, обращает к нему всего себя.
Пузыри на ладонях подсыхают и лопаются, кожа клочьями облезает с рук. После ладони вновь становятся гладкими.
…Стакан падает на пол, и коричневые брызги разлетаются в стороны, когда Сэм видит в больничной палате умершего отца. Еще минус один от него. Время смерти — 10:41.
Кофе из аппарата в холле всегда еле теплый.
Дин опускает глаза снова, когда говорит, что отец ничего не сказал ему на прощание. А когда наконец он раскрывает ему правду — спасти Сэма любой ценой или убить его, то Сэм взрывается и делает длинный глоток пива из бутылки. Он в гневе, и он хочет умереть прямо сейчас, чего ждать. Со стороны отца это предательство.
Спасительный голос его брата просит дать ему время. Дин всегда держится до последнего и только потом раскрывается. Сэму остается только ждать, и это невыносимо.
Дин осуждает отца. Дин не собирается выполнять приказы командира. Ему легче убить себя, чем брата. Еще не настала пора кофе, но Сэм уже готов принести его Дину.
Дин беспокойно всматривается в глаза младшего, полыхающие радостью и чем-то запретным.
Ему нужно отступить и подумать, что будет дальше. Но все, что бы он ни надумал, неправильно.
Фокусное расстояние сокращается, и Сэм оказывается еще ближе. Позади сбитая из широких досок изгородь, и некуда отступать. Листва деревьев над ними чуть шуршит от северо-западного ветра. Целовать своего родного брата — это бунт, но Сэм изначально бунтовщик. Сжимать пальцами его предплечье и упираться сзади влажным лбом в шейный позвонок — тянет на вооруженное восстание. Твердить про себя во время секса экзорцизм, чтобы не кончить раньше времени, когда язык Дина дразняще опускается по его бедру и все только впереди — уже революция.
— Мы теперь сообщники, — предупреждает Дин. — У нас заговор против всех. Ты и я. Больше рассчитывать не на кого, разве что на Бобби.
Выиграют они или проиграют свое право жить, не оглядываясь на мнение других, беря все от последнего дня и друг от друга.
Революции тонут в репрессиях и кровавом терроре. Идеи о свободе, равенстве и братстве приводят в бездну хаоса, и предводители восстания получают нож в спину от своих соратников.
Бывают нелепые смерти. Жана-Поля Марата закололи в ванне, Сэм Винчестер умер под моросящим дождем в городе призраков на руках брата. Их смерть пришла в тот миг, когда они не ожидали удара.
На столе перед Дином стоит большая бутылка Pepsi с синей крышкой, которую притащил старый ворчун Бобби. Тот, кто принес бы ему кофе, лежит мертвый в соседней комнате. И когда Дин понимает, что Сэм никогда, никогда больше не войдет в дверь с двумя белыми стаканами в руках, он делает то, что делает.
Тяжесть греха тянет вниз, когда проваливаешься, и падение ускоряется. Но есть тот, кто прощает все, хотя мы не прощаем другим их прегрешения. Сэм Винчестер падает вверх в запачканных грязью и собственной кровью джинсах. И на этом ничего не заканчивается, а только начинается.
![](http://static.diary.ru/userdir/1/3/9/3/1393164/57712008.png)
прослезилась пару раз.
Идея Дина — пить воду с лица Сэма, слизывать капли дождя с его губ, осушать их своим ртом.
вот не раз попадаются такие предложения, очень чёткие и красивые. вроде бы, описано мало,но очень эротично и цепляет
Потолок. Джессика смотрит на него сверху и четко выговаривает своим карамельным ртом то, чего Сэм не хочет слышать: — Почему, Сэм?
многие сцены, как эта, например, будто видишь перед собой.
есть пара очепяток,но куда без них? всё очень смело и необычно описано,жму лапу
Jana_J,
Спасибо большое.
ashtray girl
Спасибо большое за отзыв.
А можно указать опечатки, у меня уже глаз замылился.
Спасибо за реакцию.
Когда пишешь фик, то все переживаешь, а когда перечитываешь на предмет ошибок, уже никаких эмоций, так что мне очень интересно, что за чувства я мимолетно вызываю к жизни.
Надо сказать, писала я этот фик тяжело и отрывками, постоянно помогая себе новым дыханием из разных источников, преломляя их через ситуацию. Рада, что все это чего-то стоит.
Очень контрастно. Заставляет всё вспомнить, содрогнуться и почувствовать тепло на душе.
Впечатление очень большое и непередаваемое.
Jana_J, большое человеческое
А в нумерация частей намеренно сбита, или это опечатка торопливого автора?
Я про 1:2, 2:2, 2:2, 3:2, 5:2.
это сверх отзывов и комментариев... ты пишешь так, что глупо и бессмысленно что-то говорить... вот текст - вот ты - вот я... в какой-то точке мы сошлись и это очень пронзительное чувство сопричастности...
спасибо
очень даже стоит. спасибо за это, такое...
Можно, я помолчу с тобой? Ты так много отдала этой истории, что сейчас, наверное, почти прозрачна. Если найду неточности и опечатки - скажу, но после.
Леденцы и конфеты... леденцы и конфеты.
Сэм предпочитает Дина, потому что это Дин. То, что у него есть. Тот, кто у него есть. Дин — это когда берешь два кофе и не смеешься его шуткам. Дин — это когда отчетливее помнишь, как он выглядит без футболки, чем в ней. Дин — это когда не надо слов, чтобы понять друг друга, достаточно переглянуться.
Вот это без винцеста попросту не существует. Сэмова нежная любовь без сигналов нижнего мозга немыслима. По крайней мере, была немыслима почти все 104 эпизода, а там поглядим - авось что-то проклюнется. Сэма минувших пяти сезонов просто невозможно вообразить трепетно привязанным к брату вне похоти.
Да, я поняла, что ты имеешь в виду, когда говоришь о винцесте как о восполнении канонной нехватки взаимности. Поздравь, до меня дошло. -(
А я тебя поздравляю с очередным великолепным произведением.
И как всегда, пришлось добавить пару фраз, которые запоздали.
При спасении одного мира лишаешься другого. Это называется баланс. Гармония.
Винсент Ноктифер
Какой душевный отзыв.
Очень контрастно.
Это моя любимая характеристика, счастлива ее получить в безграничное пользование.)
Я про 1:2, 2:2, 2:2, 3:2, 5:2.
Это означает, что автор не умеет считать до пяти. Но автор превозмог себя и все-таки исправил.))
chiffa07
Чтобы передать мою благодарность, следует запустить салют, организовать парад и устроить концерт в Лужниках.
Сопричастность — это, пожалуй, все же лучшее, что мне говорили по поводу моих фиков.
Slytherin bastard, ответное сердце воздушной почтой.
Имя розы
Спасибо тебе за то, что ты со мной.
venice_10
да нет, я уже отхожу.
Леденцы и конфеты — это действительная фраза из сериала, 1.05, кажется. Вдохновляющая, да. Там кошмары Сэма были в голубых цветах, но я решила оставить золото, огонь.
Брдоква
Неужели я получаю от тебя коммент на винцест?))
Сцены собственно винцеста я пишу не для вящей популярности, увы, а для личного удовольствия.) Нет, у меня была мысль сделать этот фик дженовым, но та сцена из 5.06, в которой Дин кормит Сэма из рук мяском, а Сэм отказывается, вновь сбила меня с пути истинного.
Надеюсь, Дин тут вышел как надо. То, что он в первой части разгильдяйствует, на самом деле его прием отвлечь Сэма от своей предстоящей смерти. Разумеется, вам с Олив такие вещи разъяснять не надо, но на всякий случай.) Мне самой он особенно нравится в 4 части, когда рассуждает об Аде и налоговой.
Есть подозрение, что Сэм тут у меня вышел подтянутым повыше, но прости мне эту слабость.
Да, я поняла, что ты имеешь в виду, когда говоришь о винцесте как о восполнении канонной нехватки взаимности. Поздравь, до меня дошло.
Поздравляю.) Спасибо и тебе за поздравления.
Ань, на самом деле я с удовольствием читаю всех-всех твоих диносэмов, но... Что нового я могу тебе сказать? Восхищаться твоим талантом, благодаря которому я мирюсь с винцестом, крайне редко вызывающим у меня что-то кроме пожатия плечами? Ты и без того знаешь, как я его, твой талант, ценю.
Сосредоточиться на эстетике, на плане выражения, формальных изюминах, коих в твоих текстах великое множество? Опять же, тебе это тоже отлично известно. (Дин - теплый ром, Сэм в любимой банке с пауками, и кофе, кофе, да, в стаканчиках, а не в термосе
А в содержание я углубляться не хочу, ибо ты также хорошо знакома с моим мнением о соотношении винцеста с каноном.
Маша совершенно правильно написала о том, что наиболее одаренные фикрайтеры (и ты в их числе), ведомые художническим чутьем, перенаправляют сэмово либидо на Дина, тем самым стремясь подтвердить и оправдать сочиненную ими эпическую любовь Сэма к брату. Но, ИМХО, именно в фиках, плотно завязанных на каноне, особенно последних двух сезонов, когда отсутствие даже вполне обычной любви с той стороны стало до рези очевидным, that's worse (с). Потому что тот факт, что сэмова великая любовь у него почему-то на первом месте с конца среди движущих им мотивов, в опирающихся на канон фиках игнорировать невозможно. И как-то он все величие нивелирует. На дне остается лишь осадок сэмовой перверсии, голое сексвлечение - и попытки залакировать его высокими чувствами. (Поэтому, кстати, моим фаворитом среди твоих винцестов по-прежнему остается "Раффлезия", где вещи названы своими именами, а похоть честна и неприкрыта).
Вот как-то так.
А рассказ замечательный, несмотря ни на что. Вот эта фраза:
И когда Дин понимает, что Сэм никогда, никогда больше не войдет в дверь с двумя белыми стаканами в руках, он делает то, что делает.
особенно пробила. Точно, просто и емко. И все споры о причинах диновой сделки мгновенно теряют всякий смысл.
Как-то вот символично, что каждый эпизод этого фика начинается каким-то действием Сэма, а кончается смертью. Интересная зависимость.)
на самом деле я с удовольствием читаю всех-всех твоих диносэмов
Судя по пейрингу, это, пожалуй, сэмодины. Сэму удалось найти место, где Дин дал бы ему порулить почаще.)) Как Дина брутальным не малюй, а он все равно нежный и заботливый. Но они меняются, меняются!))
А в содержание
Тут несколько эпизодов, показывающих, как же Сэм и Дин дошли до жизни такой. Если одним словом — то хотели как лучше, а получилось как всегда. По-моему, к канону это тоже относится.)
сочиненную ими эпическую любовь Сэма к брату
Эпическая не эпическая, но с Дином Сэм чуть мягче, чем с остальными. Зато Дину и влетает больше, когда Сэм чем-то кем-то та одержим.
Нельзя сказать, что Сэм не любит Дина. Просто эта любовь выходит Дину боком.
И по второй половине 5 сезоне сценаристы повелели, что вот наконец приоритеты Сэма поменялись и после спасения мира там торжественно стоит: Дин! Не только ведь я подтягиваю героя, чтобы он взял планку.)
Для меня очевидно, что вот наступает момент, где Сэм весьма хочет остаться с Дином и по-простому подпаливать поля и вендиго, но вместо этого он должен завалить себя и Люцифера в какую-то там яму, совсем даже не купринскую. Восхитительны момент, если честно. Даже если он и пройдет, то будет, что вспомнить.)) Ну и то, что Сэм думает, как там Дин будет жить без него, вообще фантастично. И не говори мне после этого, что Дин для Сэма на бекграунде отсвечивает. Да, пренебрегал, сбегал, делал больно и морально, и физически. Но разве к Сэму в конце-концов не пришло какое-то подобие осознания, когда уже сам Дин стал по-серьезному соваться в сэмовы игры от отчаяния?
Позиция Дин-свет, Сэм-тьма, любимая тобой и Машей, отражает предназначение героев, но не их сущность. Это отражение, но не они сами. Да, у Сэма и Люцифера полным-полно общих черт и линий. Но это не делает Сэма Люцифером, исчадием ада и т.д. В Сэме тоже есть много хорошего.©
Полутона?
А что, разве впервые?
Сцены собственно винцеста я пишу не для вящей популярности, увы, а для личного удовольствия.
Понимаю. Хотя представить не могу. Какое удовольствие заталкивать гетеросексуальных мужиков в постель, если не ради стеба хотя бы... Я имела в виду отношение аудитории к рейтингам и пейрингам, которое для тебя не секрет. И личное читательское впечатление. Знаешь, бывает, когда читаешь отличную вещь, в которой есть некое мешающее излишество. Вот для меня в твоих творениях винцест - такое излишество.
у меня была мысль сделать этот фик дженовым
С удовольствием бы почитала.
Надеюсь, Дин тут вышел как надо. То, что он в первой части разгильдяйствует
...как раз не делает его неканонным. Дин, на мой взгляд, у тебя весьма аутентичен, пока не облизывает Сэма реально или мысленно.
Сэму удалось найти место, где Дин дал бы ему порулить почаще.
В фанфикшне у него таких мест навалом. В каноне их, впрочем, тоже хватает, но принципиально других. И эта рулежка не всегда успешна.
несколько эпизодов, показывающих, как же Сэм и Дин дошли до жизни такой
Да, это, насколько помню, твоя тема в винцесте - его обоснуй. И - опять же из-за твоей честности как художника - именно "объясняющие" эпизоды и демонстрируют что угодно, только не пресловутую эпик со стороны Сэма. Довлеет СПНу канон его, хоть стреляй. Диновой эпической никаких обоснуев не надоть, на виду все, а сэмовой все мало поводов и физических подтверждений, хоть и кажется, что экскьюзы хороши...
с Дином Сэм чуть мягче, чем с остальными
В каноне-то? По-моему, строго наоборот. Как раз неспособность (нежелание?) Сэма, чуткого и милого со всеми, кроме Дина, подобрать для брата нужные слова, многажды вызывала недоумение и нарекания.
то, что Сэм думает, как там Дин будет жить без него, вообще фантастично.
разве к Сэму в конце-концов не пришло какое-то подобие осознания
Именно. Так и о какой любви до этого "конца концов" шла речь?
Позиция Дин-свет, Сэм-тьма, любимая тобой и Машей, отражает предназначение героев, но не их сущность
По-твоему, пейринг Тьма/Свет отражает их сущность?
И все равно не понимаю, как слэш может вскрыть суть парней.
В Сэме тоже есть много хорошего.
Но любовь к брату в этот перечень не входит, и именно ее отсутствие многих страшно нервирует. Надо ли ее силком впихивать в перечень сэмовых достоинств? Да еще и винцестным образом? С опорой на канон в винцесте выходит ровно то, что Оля изложила: питает ли к брату Сэм страсть духовную или же плотскую - она все равно в хвосте его приоритетов, рулящих сэмовой судьбой. Даже счастливые финальные подвижки не были самоцелью - их диктовали необходимость искупления, непонимание, ужас, чувство беспомощности. Без динова танца на карнизе в 5.18 сама понимаешь, что было бы. Сэм заставил себя "думать в таком ракурсе", потому что так было нужно. Любовь тут пока ни при чем.
Хотя завещание, безусловно, обнадеживает. Еще не сердечная, но все-таки уже забота о другом. Пролет Сэма мимо лизиного окошка - по-моему, лучшие строки твоего повествования. Да, это и есть искупление. Лети мимо, Сэм. Заслужил.
И даже внести свой малюсенький вклад в развитие культуры намёком на исправление.
Olive, ты меня уже порадовала.
Правда?! Ура!
Увы, ничего кроме недоумения и сожаления винцест чаще всего у меня не вызывает – особенно с тех пор, как начала осознавать степень канонной (не)любви Сэма.
С Дином тоже неладно. То, что практически во всех фиках эксплуатируется как обоснуй – его огромная любовь к брату (типа, Дин так Сэма любит, что, не будучи геем, плотски его желает, и бла-бла-бла) – на деле, разумеется, таковым никоим образом не является.
Я, однако, понимаю, что для полета творческой мысли это не аргумент. Только, по-моему, динова любовь гораздо удивительнее, прекраснее и, если хочешь, романтичнее именно в канонном, чисто братском своем виде. А секс ее упрощает и снижает. ИМХО, конечно.
Кроме того, мне субъективно не хочется даже в фанфикшне видеть еще и эти узы, привязывающие Дина к Сэму. Боже мой, в шоу постель – единственная на данный момент свободная от Сэма зона динова жизненного пространства. Нет, и туда норовят братика запихать, что ты будешь делать. Бедный Динка.
Как-то вот символично, что каждый эпизод этого фика начинается каким-то действием Сэма, а кончается смертью.
Причем не всегда и не только сэмовой, что характерно. -) В отличие от двух воскрешений, закольцованных в одно.
Судя по пейрингу, это, пожалуй, сэмодины. Сэму удалось найти место, где Дин дал бы ему порулить почаще.
Ну, я перестановкой этих слагаемых как-то не заморачиваюсь…
Касаемо же руления, то, ей-богу, тут Сэму грех жаловаться, хоть именно этим он всю жизнь и занимается. Помнится, Дин его еще в Пилоте control freak’ом поименовал и впоследствии регулярно и с удовольствием вручал братишке бразды правления, в том числе там и тогда, где и когда это было недопустимо. А тому, бедному, все мерещилось, что старший брат bossing him around. Эх, дурачок…
Его, пожалуй, устроил бы Дин, беспрекословно ему послушный и не смеющий слова поперек сказать. И если уж на то пошло, ты абсолютно права, делая Сэма топом – ибо вот уж кто не испытывает недостатка в диктаторских замашках. Направленных, правда, не на тех и не на то и не имеющих к истинному лидерству ни малейшего отношения.
Как Дина брутальным не малюй, а он все равно нежный и заботливый.
Вооот. Лично меня просто прет от чуть грубоватой ласковости, которую Дин то и дело проявляет по отношению к Сэму. Ну и на кой их еще в койку укладывать? Сколько Сэмку ни подсовывай братану под бок, любить он его от этого сильнее не станет.
Тут несколько эпизодов, показывающих, как же Сэм и Дин дошли до жизни такой.
Особенно хорош пресловутый first time. Это, стало быть, наш бунтовщик Дина, гм, осчастливил и немедля умчался на разборки с судьбиной, до коих брат-любовник по дурости допущен не был - в отличие от грандиозной нервотрепки.
Не, Ань, не отвертеться тебе от горькой канонной правды - талантище не позволяет.
И по второй половине 5 сезоне сценаристы повелели, что вот наконец приоритеты Сэма поменялись и после спасения мира там торжественно стоит: Дин!
Гм, ну не Бобби же там стоять. На безрыбье да по необходимости... Ладно, ладно, я тоже надеюсь на лучшее.
О своевременности смены приоритетов уже сказано.
Позиция Дин-свет, Сэм-тьма, любимая тобой и Машей
Ой, Анют, какие новости!
Брдоква
Какое удовольствие заталкивать гетеросексуальных мужиков в постель, если не ради стеба хотя бы...
Эх, да рази ж такие пустяки, как ихняя ориентация или, там, братские узы, интересуют фикрайтеров? Как просветил в свое время мудрый Сэм ошарашенного Дина: им плевать.
читать дальше
Дин, на мой взгляд, у тебя весьма аутентичен, пока не облизывает Сэма реально или мысленно.
И когда не ангстится по поводу необходимости отпустить Сэма в "обычный мир". Когла-то давно, в до- и стэнфордскую пору Дин, наверное, так и думал. Сэм очень быстро вывел его из этого утешительного по сравнению с правдой заблуждения. А закончилось все задачей для Сэма - прийти в обычный мир к брату. Который, в сущности, всегда в нем жил, хоть и необычной жизнью.
Эстетика, вечная романтика изгойничества и запретных плодов, нерв отношений героев в каноне
Так ведь в каноне все есть - и нерв толщиной с корабельный канат, на нем все шоу висит; и, простигосподи, "эстетика" преступания через. "Ты боишься, потому что это плохо, неправильно, и нам этого нельзя" (4.09) - все, тема запретных плодов раскрыта. Ан нет, маловато некрофилии с демоноложеством - подавай непременно голубой инцест. Хотя в сравнении с канонными ужасами это детский лепет, а не нерв и не запретный плод. Как ты и написала, явное упрощение и снижение ангста во всех отношениях. У Ани винцест - попытка компенсации отсутствующей взаимности, это хоть логично и честно. Но люди, которые отчетливо видят в каноне пресловутую обоюдную эпик, что хотят найти в братской постели? Не постигаю.
глобальная преданность слэшу для меня труднопостижима. Откуда берется это маниакальное "сослэшивание" всех наличных персон мужеска пола в любом произведении? Не показатель ли это каких-то нездоровых гендерных процессов в обществе?
И не только гендерных, видимо. Удивительный какой-то, многослойный сублимационный феномен. Особенно меня умиляют верующие. То бишь те, для кого это не жанр, а сопричастность сакральным знаниям, недоступным непосвященному охлосу. Это, кажется, не очень большая часть слэшеров, но само ее наличие восхитительно. Прагматичный культ "карго" рядом не стоял.
в до- и стэнфордскую пору Дин, наверное, так и думал
Однако Стэнфорд он пережил. И роман с Кэсси тогда же имел место. Думаю, картинка сэмова благополучия у него в голове вполне сложилась задолго до 2.20. Как и свое "на что-нибудь сгодиться". Присмотр за Сэмом далеко не означал полной зависимости от Сэма, при всех очевидных чувствах Дина к брату. Но это почему-то и посейчас считается крамолой. Чему свидетельством многочисленные "коды" и "продолжения" к 5.22 (наиболее мягкая компиляция фандомных эмоций, пожалуй, опять же у Аликс). Интересно, нету ли фанфиков, где Винты - сиамские близнецы? Кажется, такая диспозиция максимально отвечает запросам зрительской массы.
маловато некрофилии с демоноложеством - подавай непременно голубой инцест.
Не, ну ты сравнила – то Руби, которую большая часть фандома терпеть не может (отношение к ней, кстати, - отдельная занимательная тема), а то – Дин, которого все ж таки любят, хоть и, вслед за Сэмом, странною любовью, и видят "не таким". Насколько я понимаю, мы тут имеем дело с издавна известной искусству картинкой сладкого греха, освященного и оправданного - о-ла-ла - высокой страстью.
Тот факт, что к Руби Сэм питал не в пример более нежные и волнительные чувства, чем к брату, боюсь, даже японским фанатам невдомек. (Крипке – хохмач).
И потом, бурный демонический праздник непослушания разворачивался в течение одного сезона. А в остальных чего прикажешь ловить? Чакову "высокоморальную чушь" (с)? Заумные у него какие-то ужасы, нам бы попроще чего.
У Ани винцест - попытка компенсации отсутствующей взаимности, это хоть логично и честно.
Чем больше об этом думаю, тем больше убеждаюсь в правоте этой твоей версии. Пробежалась по аниным винцестам: везде инициатива и напор исходят от Сэма, а Дин почти всегда слегка отстранен и чуть прохладен; он скорее уступает Сэму, чем сам страстно хочет чего-то подобного. Да, это компенсация.
А вот у меня не выходит покомпенсироваться и помечтать вместе с Аней и другими талантливыми авторами историй с горячо любящим Сэмом. Я чертов канон-фрик, канон меня не отпускает.
А еще крайне редко, но встречаются винцестные фики противоположного рода – сохраняющие каноническую модель: Дин любит, Сэм позволяет себя любить (их раритетность сама по себе о многом говорит). Вот от этих вещей меня просто с души воротит. Заставлять Дина безответно любить братишку еще и так – это форменный садизм по отношению к старшему Винту.
Но люди, которые отчетливо видят в каноне пресловутую обоюдную эпик, что хотят найти в братской постели?
Черт их знает… Какая-то жажда людьми некоей абсолютной любви так проявляется, что ли? Тоска по совершенной близости, как ни мифично это понятие?
По признаниям многих шипперов, кровные узы не только не являются, по их мнению, препятствием для физиологии между братьями, но, напротив, делают их чувства (само собой, взаимные) еще более идеальными, хоть и отрицаемыми косным обчеством. Дескать, их роли братьев и любовников подпитывают и обогащают друг друга. Недаром во многих фиках описывается идеальное совпадение их по физическим параметрам. Созданы, мол, друг для друга во всех отношениях. Отсюда же – агрессивное неприятие любых намеков на возможность для Винтов прочных сердечных привязанностей к кому-то еще. (Черт, если Лиза будет принесена в жертву фандому, мое уважение к СПНовцам существенно поуменьшится).
Мне это тоже непонятно, но, похоже, у многих это просто кинк – полное замыкание одной личности на другой. Именно
сиамские близнецы
Как ни странно, фиков на эту тему я не встречала, но называют Винчестеров так довольно часто, как это ни смешно. А знатный мог бы выйти стеб над зрительскими чаяниями. И какой простор для фантазии!
Хотя нет, блин, как представлю этого тяни-толкая – жа-алко!
Однако Стэнфорд он пережил. И роман с Кэсси тогда же имел место. Думаю, картинка сэмова благополучия у него в голове вполне сложилась задолго до 2.20.
Безусловно. Но это ведь не означает, что сия картинка не причиняла ему боли, в том числе, не исключено, и за Сэма – ибо при всем отсутствии соответствующего опыта Дин, сдается мне, интуитивно очень хорошо чувствовал цену чаемого Сэмом безопасного существования. В истинной цене самого Сэма он тогда еще, конечно, себе не признавался.
А то, что с болью своей Дин умеет справляться – натурально, аксиома.
Стэнфордская же разлука мучила его только потому, что была неизбывной и глухой – такой ее сделал младший братец.
читать дальше
В фаноне СПН в том и беда, что фиг поймешь, кто на ком стоял: страсть ли на грехе или наоборот.
Угу, не разберешь, то ли он хочет, потому что любит, то ли любит, потому что хочет... =) Фандомные слэш-авторы весьма неплохо ощущают власть сэмова нижнего мозга над хозяином. Но лишь единицы отдают себе в ней отчет.
читать дальше
Ну как - нечего? У каждого Винта - свой дефицит.
Возможно, возведение жажды безраздельного обладания (и принадлежности) во главу угла – результат литературно-киношного воспитания. Слишком часто в искусстве полное растворение в любимом существе и сосредоточение всех душевных сил в любовном чувстве подаются как нечто упоительно романтичное и достойное сочувствия, уважения и восхищения.
Плюс инстинкты, конечно.
читать дальше
Дык ведь и эту рромантическую жажду творцы мимоходом обстебали - в печально памятной 5.14 аж две парочки отиллюстрировали тему более чем доходчиво, Шекспиру не снилось. И 5.16 свои пять центов в тему внесла. Звучит парадоксально, но загробье в СПН вышло удивительно реалистичное. А уж внутрисемейное "обладание" такого рода в лице Бендеров и Гибсонов и вовсе мало вдохновляет. Но - да, "это все детали" и "у наших все по-другому". -)
читать дальше