Название: Это будет весело
Автор: Jana_J
Рейтинг: PG-13
Действующие лица: Дин, Сэм, чуть Джона
Таймлайн: Дину — 15, Сэму — 11, сколько мне, не скажу
Жанр: как ясно из названия, это ангст
Предупреждение: помним, что у меня совсем не кинковые тексты
Дисклеймер: кому надо
It's your age, it's my rage
Рельсы спалены июлем. Полевые цветы стерлись досуха, стебельки плотные и оставляют узкие бороздки на коже, когда мнешь их от нечего делать между пальцами. Вдоль железной дороги когда-то краснели маки и неслись индейцы, нападая на поезда.
Дину пятнадцать, и с этим ничего не поделать. Сэм следует за ним в горячем воздухе тенью, перешагивающей через шпалы.
— Дин, — спрашивает он. — Дин, почему бы нам не пойти в Центральный Парк? Там прохладно и скамейки.
— Каждую ночь, — говорит его старший брат, — индейцы преследуют поезд на этой дороге. И в живых остается всего один человек из шестидесяти пяти.
Сэм любит статистику, любит сухие, как пустые соцветия, факты, поэтому он слушает.
История тянется маревом впереди них, смазывая не цвета, а расстояние и, возможно, пару столетий. Сэм почти видит индейцев с блестящей кожей и волосами, которые окружают вагон с гортанными криками, твердыми, как обух томагавка из латуни.
— Они из племени модоков, — уточняет Дин, помня о фактах, поэтому Сэм его слышит.
Потрепанный рюкзак на спине тяжелеет с каждым шагом, плечи начинают неметь под лямками. На дне рюкзака плещется 0,5 литра колы и лежат несколько книг, рекомендованных учебной программой. Одна из них заложена тонким ножом для разрезания бумаги.
Полдень, определяет Сэм, не глядя на часы. Солнце высоко, а Дин близко, и его слова приглушенно ложатся, почти осязаемые, на телеграфные провода по обе стороны насыпи, становятся посланием, которое можно быстро передать абоненту.
— Это как в вестернах. В 1853 году... — продолжает его старший брат, и черная футболка липнет к его лопаткам.
Становится слишком жарко, чтобы о чем-то спрашивать Дина, Сэм лишь откидывает мокрые волосы со лба и поводит плечами. Мимо иногда проносятся поезда, можно хоть кричать в их шуме, но все равно ничего не будет слышно.
Наконец Дин останавливается и оборачивается, очень медленно, в этом пекле ничего нельзя делать быстро, ни двигаться, ни глядеть.
— Ты устал, Сэмми?
Сэм молча садится на рельсы, которые вскоре начинают жечься сквозь джинсы. Дин стоит перед ним, щуря глаза от света и сомкнув пальцы на горлышке неоткупоренной бутылки пива. Он заканчивает рассказ.
— Иммигранты во главе с выжившим Джимом Кросби организовали сопротивление индейцам. Джим Кросби из Техаса стал призраком, который пытается предупредить то нападение на поезд, с которого начались гонения, насилие и смерти.
— Он раскаивается? — предполагает Сэм.
— Джим Кросби наступал сапогом на горло старикам, — Дин трет ворот футболки о соленую ключицу. — Он не Клара Боу в "Называй ее дикой".
— Почему же он тогда это делает? — пытается разобраться Сэм, рассматривая свои рвущиеся кеды. — Может, он потерял в том поезде кого-то важного? У Фенимора Купера всегда так. У меня всегда так.
Сэм слишком много знает о потерях.
— Отец разберется сегодня ночью, — уверенно говорит Дин.
У них разные кумиры.
— И зачем ты притащил меня сюда? — спрашивает Сэм, вытаскивая свою колу. Очень хочется пить. Больше, чем дышать.
— Не знаю, — нахмурившись, отвечает Дин вместо того, чтобы вспылить, как обычно. — Отец не берет меня с собой. Дай сюда.
— И ты решил разведать обстановку в самое удачное для этого время, — замечает Сэм, глядя на то, как Дин открывает его бутылку об рельс. Крышка откатывается после щелчка.
— Самый солнцепек, — Дин невозмутимо срывает крышку со своего пива и, выпрямившись, делает полный глоток. — Теплое. Какая гадость.
Пена стекает вниз по внутренней стороне бутылочного стекла. Стекло темно-коричневое.
Лицо Дина выражает горечь пива, а потом он стирает ее тыльной стороной ладони со рта.
Сэм отхлебывает свою колу, противно взболтанную.
— Какая гадость, — соглашается он.
Единственный раз, когда он соглашается. Обычно он протестует против безвкусных плакатов Дина, которые тот крепит на стены мотелей кнопками, стащенными из канцелярского магазина, против вечной жвачки без сахара, которую Дин беспрестанно жует, и против всех его девчонок, которых Дин зовет Мэнди независимо от их настоящего имени. Просто ему нравится имя Мэнди. Когда однажды брат не возвращается ночевать в мотель "Синяя звезда", Сэм дожидается полуночи, срывает все его рок-плакаты и выбрасывает их в окно. Его кровать такая большая, что он теряется в ней. Стандартная, потому что в мотелях нет детских кроватей. Дин приходит в десять субботних часов утра и ругается всего пять минут, а потом в новом городе и в новом номере появляются новые плакаты, ничем не отличающиеся от старых. Сэм ненавидит их, но больше не трогает и ничего не говорит отцу, когда тот возникает на пороге через пару дней и спрашивает, хорошо ли Дин присматривал за братом, пока он жег суккубов в Южной Каролине.
— Меня это беспокоит, — признается Дин, отставив горлышко бутылки от губ, и это совсем на него не похоже.
— Ты думаешь, это опасно? — понимает Сэм и смотрит на него, для чего приходится запрокинуть голову. Солнце слепит глаза, и Дина не разобрать, он как черное, резко очерченное белым пятно.
— Просто гребаное предчувствие, — отмахивается Дин и проводит влажной ладонью по затылку.
Любимая книга Сэма — "Вокруг света за 80 дней" Жюля Верна. Жюль Верн приводит много точных сведений. Дин предпочитает комиксы Marvel, которые проглатывает стопками. Иногда Сэму кажется, что на самом деле старше он, хотя всего несколько лет назад он смотрел мультсериал "Фантастическая четверка", пока Дин заливал ему хлопья молоком.
Индейцы сиу Жюля Верна нападали на поезд Тихоокеанской железной дороги, в котором Филеас Фогг ехал в Нью-Йорк вместе с верным Паспарту.
В молчании отчетливо прослушиваются треск и гудение приближающегося поезда.
— Эй, Сэм, будет весело, — вдруг оживляется Дин и разжимает кулак, в котором лежит крышка из-под пива. На ладони остаются глубокие следы от зазубрин короны. — Ложи свою.
Они быстро устраивают крышки рядом на гладком металле рельса и отходят. Сэм волочит рюкзак.
Поезд длинно проносится, он белый и скорый, как слово, если произносить его очень быстро на повторе.
Шум заполняет их до краев, а потом уносится прочь, цепляя за собой гласные звуки.
Крышки расплющило. Теперь они другие. Похожи на тонкие монеты или покерные фишки.
— Представляешь, это все еще они, те же самые, — удивляется Дин, рассматривая красно-белый логотип Соca-Cola.
Сэм не сходит с места, но потом подходит к Дину и берет у него из рук кружок жести.
Он почему-то запоминает этот день в Восточном Орегоне, может быть, потому, что отец вернулся с ободранным горлом и страшно хрипел, а Дин стоял со статичным лицом, которое иногда расплывалось судорогой, будто болело у него, а не у отца.
— Иди спать, — жестко приказал он, когда увидел брата, смотрящего через приоткрытую дверь, как Дин накладывает повязку поверх мази.
Сэм сжал губы и кивнул.
Когда ему исполнилось пятнадцать, он увлекся битниками и The Doors, стал похож на Джима Моррисона, носил полосатые свитера и не разговаривал с Дином. Спустя год он забыл об этом периоде, потому что, как известно, если ты помнишь шестидесятые, значит, ты никогда там не был.
Автор: Jana_J
Рейтинг: PG-13
Действующие лица: Дин, Сэм, чуть Джона
Таймлайн: Дину — 15, Сэму — 11, сколько мне, не скажу
Жанр: как ясно из названия, это ангст
Предупреждение: помним, что у меня совсем не кинковые тексты
Дисклеймер: кому надо
It's your age, it's my rage
Рельсы спалены июлем. Полевые цветы стерлись досуха, стебельки плотные и оставляют узкие бороздки на коже, когда мнешь их от нечего делать между пальцами. Вдоль железной дороги когда-то краснели маки и неслись индейцы, нападая на поезда.
Дину пятнадцать, и с этим ничего не поделать. Сэм следует за ним в горячем воздухе тенью, перешагивающей через шпалы.
— Дин, — спрашивает он. — Дин, почему бы нам не пойти в Центральный Парк? Там прохладно и скамейки.
— Каждую ночь, — говорит его старший брат, — индейцы преследуют поезд на этой дороге. И в живых остается всего один человек из шестидесяти пяти.
Сэм любит статистику, любит сухие, как пустые соцветия, факты, поэтому он слушает.
История тянется маревом впереди них, смазывая не цвета, а расстояние и, возможно, пару столетий. Сэм почти видит индейцев с блестящей кожей и волосами, которые окружают вагон с гортанными криками, твердыми, как обух томагавка из латуни.
— Они из племени модоков, — уточняет Дин, помня о фактах, поэтому Сэм его слышит.
Потрепанный рюкзак на спине тяжелеет с каждым шагом, плечи начинают неметь под лямками. На дне рюкзака плещется 0,5 литра колы и лежат несколько книг, рекомендованных учебной программой. Одна из них заложена тонким ножом для разрезания бумаги.
Полдень, определяет Сэм, не глядя на часы. Солнце высоко, а Дин близко, и его слова приглушенно ложатся, почти осязаемые, на телеграфные провода по обе стороны насыпи, становятся посланием, которое можно быстро передать абоненту.
— Это как в вестернах. В 1853 году... — продолжает его старший брат, и черная футболка липнет к его лопаткам.
Становится слишком жарко, чтобы о чем-то спрашивать Дина, Сэм лишь откидывает мокрые волосы со лба и поводит плечами. Мимо иногда проносятся поезда, можно хоть кричать в их шуме, но все равно ничего не будет слышно.
Наконец Дин останавливается и оборачивается, очень медленно, в этом пекле ничего нельзя делать быстро, ни двигаться, ни глядеть.
— Ты устал, Сэмми?
Сэм молча садится на рельсы, которые вскоре начинают жечься сквозь джинсы. Дин стоит перед ним, щуря глаза от света и сомкнув пальцы на горлышке неоткупоренной бутылки пива. Он заканчивает рассказ.
— Иммигранты во главе с выжившим Джимом Кросби организовали сопротивление индейцам. Джим Кросби из Техаса стал призраком, который пытается предупредить то нападение на поезд, с которого начались гонения, насилие и смерти.
— Он раскаивается? — предполагает Сэм.
— Джим Кросби наступал сапогом на горло старикам, — Дин трет ворот футболки о соленую ключицу. — Он не Клара Боу в "Называй ее дикой".
— Почему же он тогда это делает? — пытается разобраться Сэм, рассматривая свои рвущиеся кеды. — Может, он потерял в том поезде кого-то важного? У Фенимора Купера всегда так. У меня всегда так.
Сэм слишком много знает о потерях.
— Отец разберется сегодня ночью, — уверенно говорит Дин.
У них разные кумиры.
— И зачем ты притащил меня сюда? — спрашивает Сэм, вытаскивая свою колу. Очень хочется пить. Больше, чем дышать.
— Не знаю, — нахмурившись, отвечает Дин вместо того, чтобы вспылить, как обычно. — Отец не берет меня с собой. Дай сюда.
— И ты решил разведать обстановку в самое удачное для этого время, — замечает Сэм, глядя на то, как Дин открывает его бутылку об рельс. Крышка откатывается после щелчка.
— Самый солнцепек, — Дин невозмутимо срывает крышку со своего пива и, выпрямившись, делает полный глоток. — Теплое. Какая гадость.
Пена стекает вниз по внутренней стороне бутылочного стекла. Стекло темно-коричневое.
Лицо Дина выражает горечь пива, а потом он стирает ее тыльной стороной ладони со рта.
Сэм отхлебывает свою колу, противно взболтанную.
— Какая гадость, — соглашается он.
Единственный раз, когда он соглашается. Обычно он протестует против безвкусных плакатов Дина, которые тот крепит на стены мотелей кнопками, стащенными из канцелярского магазина, против вечной жвачки без сахара, которую Дин беспрестанно жует, и против всех его девчонок, которых Дин зовет Мэнди независимо от их настоящего имени. Просто ему нравится имя Мэнди. Когда однажды брат не возвращается ночевать в мотель "Синяя звезда", Сэм дожидается полуночи, срывает все его рок-плакаты и выбрасывает их в окно. Его кровать такая большая, что он теряется в ней. Стандартная, потому что в мотелях нет детских кроватей. Дин приходит в десять субботних часов утра и ругается всего пять минут, а потом в новом городе и в новом номере появляются новые плакаты, ничем не отличающиеся от старых. Сэм ненавидит их, но больше не трогает и ничего не говорит отцу, когда тот возникает на пороге через пару дней и спрашивает, хорошо ли Дин присматривал за братом, пока он жег суккубов в Южной Каролине.
— Меня это беспокоит, — признается Дин, отставив горлышко бутылки от губ, и это совсем на него не похоже.
— Ты думаешь, это опасно? — понимает Сэм и смотрит на него, для чего приходится запрокинуть голову. Солнце слепит глаза, и Дина не разобрать, он как черное, резко очерченное белым пятно.
— Просто гребаное предчувствие, — отмахивается Дин и проводит влажной ладонью по затылку.
Любимая книга Сэма — "Вокруг света за 80 дней" Жюля Верна. Жюль Верн приводит много точных сведений. Дин предпочитает комиксы Marvel, которые проглатывает стопками. Иногда Сэму кажется, что на самом деле старше он, хотя всего несколько лет назад он смотрел мультсериал "Фантастическая четверка", пока Дин заливал ему хлопья молоком.
Индейцы сиу Жюля Верна нападали на поезд Тихоокеанской железной дороги, в котором Филеас Фогг ехал в Нью-Йорк вместе с верным Паспарту.
В молчании отчетливо прослушиваются треск и гудение приближающегося поезда.
— Эй, Сэм, будет весело, — вдруг оживляется Дин и разжимает кулак, в котором лежит крышка из-под пива. На ладони остаются глубокие следы от зазубрин короны. — Ложи свою.
Они быстро устраивают крышки рядом на гладком металле рельса и отходят. Сэм волочит рюкзак.
Поезд длинно проносится, он белый и скорый, как слово, если произносить его очень быстро на повторе.
Шум заполняет их до краев, а потом уносится прочь, цепляя за собой гласные звуки.
Крышки расплющило. Теперь они другие. Похожи на тонкие монеты или покерные фишки.
— Представляешь, это все еще они, те же самые, — удивляется Дин, рассматривая красно-белый логотип Соca-Cola.
Сэм не сходит с места, но потом подходит к Дину и берет у него из рук кружок жести.
Он почему-то запоминает этот день в Восточном Орегоне, может быть, потому, что отец вернулся с ободранным горлом и страшно хрипел, а Дин стоял со статичным лицом, которое иногда расплывалось судорогой, будто болело у него, а не у отца.
— Иди спать, — жестко приказал он, когда увидел брата, смотрящего через приоткрытую дверь, как Дин накладывает повязку поверх мази.
Сэм сжал губы и кивнул.
Когда ему исполнилось пятнадцать, он увлекся битниками и The Doors, стал похож на Джима Моррисона, носил полосатые свитера и не разговаривал с Дином. Спустя год он забыл об этом периоде, потому что, как известно, если ты помнишь шестидесятые, значит, ты никогда там не был.
@музыка: Ólafur Arnalds, blame him!
@настроение: ликую, ибо не винцест!
-
-
09.09.2011 в 01:53это все такое осязаемое и видимое, что "пить хочется больше, чем дышать".
и Дин тут, быть может, не такой как в каноне - но - опять же - откуда нам знать?
но этот Дин, который перечисляет сухие факты, потому что Сэму нравятся факты - это вынос мозга.
это подкожное какое-то родство именно.
и при этом - без пафоса.
такое... новое. трогательное непонятно даже чем.
будто то, что он говорит - очень важно, будто за этим другое совсем скрывается - и так и есть.
завуалированное братство.
И зачем ты притащил меня сюда? — спрашивает Сэм, вытаскивая свою колу.
а как раз за этим.
— Они из племени модоков, — уточняет Дин, помня о фактах, поэтому Сэм его слышит.
сделать так, чтобы Сэм его слышал.
Они же так редко друг друга слышат, на самом деле. Даже тут - дистанция на лицо.
И все-таки. Крышки. Те же, но другие - одновременно. Даже под поездом, после поезда - вместе. С непониманием и обидами. Со всем подряд. Сплющено и перемешанно. И все-таки)
Это тот таймлайн, от которого внутри что-то странное шевелится и прекрасное.
-
-
09.09.2011 в 11:45спасибо за отзыв, он потрясающий. ♥
точно описывающий атмосферу и настроение.
и ты все очень правильно понимаешь, в этом рассказе я хотела сказать именно эти вещи.
о попытках Дина достучаться до Сэма.
о разобщенности.
и все же об общих и железнодорожных путях.))
я не знаю, каким в это время ДОЛЖЕН быть Дин.
это Дин, какой есть у меня в голове.
и строптивый Сэм тоже.))
-
-
09.09.2011 в 13:35это Дин, какой есть у меня в голове.
и строптивый Сэм тоже.))
У тебя в голове невероятно прекрасный и чуткий Дин. И Сэм - себе на уме, как всегда, но очень-очень хороший.
Спасибо за них большое)